Доизвинялся - читать онлайн книгу. Автор: Джей Рейнер cтр.№ 62

На мясное нам подали толстые розовые куски оленины, нарезанной порционными кусками и выложенной на кусочки засахаренного фенхеля и топинамбуров. Все блюдо было полито фруктово-шоколадным соусом, который превосходно играл на фоне выдержанного, лугового аромата мяса и анисовой нотки фенхеля. Закончили мы лакомством из шоколада с глазированной оболочкой, которая сверкала и искрилась в свете свечей. Внутри лакомства прятался до звона в ушах эксцентричный, самый насыщенный шоколадный мусс, который я когда-либо ел, и чтобы не терялись ощущения, основание было заполнено осколками вздутой карамели, лопавшимися и потрескивающими во рту.

Тот обед я вкушал как человек, только что открывший для себя наслаждение пищей: чуть дольше необходимого задерживал каждый кусочек во рту, чтобы дать возможность развиться вкусу, изучая между переменами блюд меню, пытаясь угадать, чего способно достичь сочетание указанных в перечне ингредиентов. Я чувствовал успокоение, необремененность грузом тревог, которые, как я теперь понял, давили меня уже несколько недель.

Под конец обеда я попросил мятного чая, и мне принесли свежие листья в стакане кипятка, от которого поднимался ароматный пар. К чаю подали блюдо с конфетами, включая те самые соленые ганаши, которые, по словам Макса, после полудня привезли самолетом из Лондона.

– Везти шоколад в Швейцарию?

– Здешний повар допускает на свою кухню только лучшее. Место производства продуктов его не волнует.

Положив конфету в рот, я почувствовал, как на язык мне сочится жидкая начинка. Прожевав, я сказал:

– Я ужасно тронут, Макс. Все это вы устроили ради меня?

– Мои шпионы донесли, что ты нуждаешься в толике заботы.

– Кто настучал?

– Фрэнки. Алекс. Они беспокоятся. Сказали, ты гоняешься за собственным хвостом. По словам Фрэнки… – Макс оставил патрицианский акцент Восточного побережья ради вязкой гнусавости Луизианы, – как опосум в течке.

Мы рассмеялись.

– Они хорошие ребята, – сказал я и добавил: – В последнее время у нас немного напряженно.

Откинувшись на спинку стула, Макс закурил, загасив пламя тем быстрым движением кисти, которое я запомнил по нашей первой встрече в лондонском Форин-офис. Он рассматривал меня так, будто я был новым экспонатом в муниципальном музее.

– Ты выполняешь тяжелую работу, мой мальчик, и никогда не позволяй себе делать вид, будто это не так. Неудивительно, что иногда она выбивает тебя из колеи.

Я пожаловался, рассказав, что случилось сегодня во время извинения перед палестинцами.

– Что ты им сказал?

– Что пью таблетки и должен проверить, не пора ли принимать следующую.

– Тебе поверили?

Я поморщился.

– Сомневаюсь. Под конец он отказался пожать мне руку.

Макс закатил глаза, словно говоря: «Что делать, на всех не угодишь».

– Одно провалившееся извинение из скольких успешных? Не волнуйся. Остальные думают, ты поработал великолепно.

Повисло блаженное, расслабленное молчание. Я посмотрел в окно на темную, маслянистую пленку ночного Женевского озера далеко внизу.

– Знаете, ведь я в первый раз приехал в Швейцарию. Насколько мне помнится, у меня здесь есть служебная квартира.

– Думаю, ты прав, но тебя поселили, кажется, в отеле с остальной командой? – Я кивнул. Он снова затянулся. – Отец никогда тебя сюда не привозил?

– Ну, он говорил, что однажды мы все поедем, но…

– Умер, когда ты был маленьким, верно?

– Мне было тринадцать. Почти тринадцать.

– Не повезло.

– Вот именно. – Я задержал дыхание и л ишь потом сказал то, что было у меня на уме: – В последнее время он не выходит у меня из головы. То и дело слышу его голос.

– Всегда остается что-то недосказанное.

– Верно. Словно бы есть серьезный разговор, который так и не состоялся, но который я все пытаюсь вести.

– Тут нечего стыдиться. Я то и дело говорю с покойниками.

– Правда?

– С теми, кто соглашается слушать. – Он натянуто улыбнулся и стряхнул пепел.

– Проблема в том, что они не всегда отвечают так, как вам хочется, верно?

– Ага.

– Может, я слишком многого прошу? Наверное, я все еще сержусь на него, ну, сами знаете…

– Чего же тебе надо? Извинения?

– Неплохо бы. В нынешнем бизнесе передо мной мало кто извиняется.

– Что ж, если тебе это поможет, я прекрасно понимаю, каково тебе. Я тоже был слишком молод, когда умер мой старик.

– Да?

– Конечно.

– А-а…

– Вот именно.

– Сколько вам тогда было? – Я заинтригованно подался к нему.

– Мне? Черт! Дай-ка подумать. Это было так давно. Мне было… нуда. Сорок семь.

Я обмяк на стуле.

– Не смешно.

– Я серьезно говорю, Марк. Подходящего возраста не существует. Мне было сорок семь, а тот серьезный разговор мы так и не закончили. Я адски злился. Спроси любого парня, у которого умер папа, и он скажет тебе то же самое. Подходящего возраста не существует.

– Иными словами, я должен перестать терзать себя?

– Перестать терзать себя? – Макс еще раз глубоко затянулся и густо закашлялся в льняную салфетку, которую благовоспитанно прижал к губам. Он загасил сигарету. – Нет, я не это имел в виду. Я просто думаю, что из-за своей нынешней работы ты ко многому относишься чересчур серьезно.

Вот теперь я заинтересовался.

– Тогда что вы хотите сказать? Что мне следует бросить?

– Нет, но, возможно, следует сменить обстановку, тебе нужен шанс насладиться простыми радостями жизни. Нужно найти стезю, которая была бы – как бы получше это выразить – не столь значительной.

– Я открыт предложениям.

– Почему бы нам не попросить небольшой диджестив?

– Только не говорите, что заготовили какой-нибудь кошмарный шоколадный ликер. Только не «Моцарт». Всему есть пределы.

– Не волнуйся. Доверься Максу. Никаких шоколадных ликеров.

Первый покаянный труд профессора Томаса Шенка «Улаживание конфликтов в глобальном контексте» имел такой сногсшибательный успех, о котором издатели обычно могут только мечтать: серьезное академическое произведение с завышенной ценой и печатью интеллектуальности, которая из этого проистекает, и притом хорошо раскупается массовым читателем. К следующему изданию, ориентированному как раз на этого массового читателя, прилагалась «извинительная открытка», поскольку выяснилось, что, хотя книгу купили сотни тысяч человек, мало кто прочел больше нескольких страниц. Открытка позволяла этим читателям послать через издателя профессору весточку с извинениями, что не приложили больше усилий. Так поступили четверть миллиона человек, впрочем, маловероятно, что Шенк по достоинству оценил этот жест.