Берлинский блюз - читать онлайн книгу. Автор: Свен Регенер cтр.№ 4

– Бедная собака, – расслышал он слова одного из полицейских. Тут собака очнулась от летаргии и вцепилась в него.

Господин Леман быстро пошел дальше и рассмеялся только тогда, когда завернул за угол.

– Это ты, Франк? Какой у тебя странный голос! Я так долго ждала, пока ты подойдешь, я уже думала, что тебя нет дома. Уже хотела положить трубку.

Господин Леман любил своих родителей. За многое он был им благодарен, к тому же они жили далеко от Западного Берлина, в Бремене, то есть через две государственные границы и несколько сотен километров. Еще он очень ценил их за то, что им никогда в жизни не приходило в голову назвать его господином Леманом. Единственная проблема заключалась в том, что они рано вставали и рано звонили по телефону.

– Мама! – сказал господин Леман.

– Я уже хотела повесить трубку.

Почему же ты этого не сделала, подумал господин Леман. Я, думал господин Леман, который всегда считал своим очевидным достоинством деликатное отношение к окружающим, я бы так и сделал. А прежде всего, подумал господин Леман, я не стал бы трезвонить тридцать раз, это было совершенно излишне, думал он. Пять гудков – это нормально, почти у всех есть автоответчики, и они неспроста включаются уже после четвертого или пятого звонка, подумал господин Леман и пожалел о том, что все еще не завел такого аппарата, но ему была глубоко отвратительна одна только мысль о том, чтобы поехать в универмаг «Карштадт» на Херманплац, то есть фактически в Нойкёлльн, [2] и купить телефон с автоответчиком.

– Франк, ты слушаешь?

Господин Леман вздохнул.

– Мама, – сказал он, – мама, сейчас… – господин Леман замялся, он уже давно не пользовался часами, потому что ему удалось развить в себе превосходное чувство времени, а в крайнем случае всегда ведь можно посмотреть на часы в общественных местах или позвонить в службу точного времени, – …самое позднее десять часов! Ты ведь знаешь, что ночью я…

– Уже четверть одиннадцатого, кто ж спит в такое время, удивительно, что ты еще спишь, я уже с семи часов на ногах, – сказала его мама так решительно, что господин Леман, считавший себя крайне уравновешенным человеком, темперамент которого с годами настоялся как старое, дорогое красное вино, почувствовал себя вправе ответить весьма резко:

– И зачем?

– Я уже хотела повесить трубку, но потом подумала, что ты должен быть дома, у тебя же работа так поздно начинается.

– Вот именно, мама, вот именно, – сказал господин Леман, он твердо решил сопротивляться маминым попыткам уклониться от ответа на вопрос. – Но ты не ответила на мой вопрос, мама!

– Какой вопрос? – прозвучало раздраженно.

– Зачем, мама? Я спросил: зачем? Зачем ты встала в семь часов?

– Что за глупости, я всегда встаю в семь.

– Да, а зачем? – настаивал господин Леман.

– Что значит – зачем?

– Мама! – Господин Леман захватил инициативу. Она слушает меня, думал он с удовлетворением, она защищается, а не атакует, теперь важно не сбавлять оборотов, надо усилить давление, сжать кольцо, довести дело до нужного результата, раз и навсегда покончить с этим, установить четкие взаимоотношения и так далее… К сожалению, он слегка потерял нить разговора. – Что, что я имею в виду? – спросил он, досадуя на самого себя. – Зачем… все же понятно… а что, разве нельзя спросить «зачем?», это обычный вопрос…

– Сынок, что за чушь ты городишь! – раздался строгий ответ. – И говори отчетливее, ничего не разобрать, что ты говоришь.

– Да ничего подобного! – вскипел господин Леман, настроение у которого было хуже некуда, теперь он с особой ясностью осознал всю гнусность ситуации.

Это унизительно, думал он, мне почти тридцать лет, я спал всего три с половиной часа, к тому же после общения с собакой-убийцей и двумя полицейскими-придурками, у меня болит голова и пересохло во рту, и меня оскорбляет моя же семья, собственная мать, думал господин Леман, именно мать, хотя считается, что как раз мать – тот единственный человек на свете, который, или правильно будет – которая, промелькнуло у него в голове, который или которая, не важно, подумал он, который или которая поймет и простит все, что бы ни сделал ее ребенок. У него в памяти всплыли известные случаи, когда матери серийных убийц утверждали, что они, несмотря ни на что, любят своих детей, и брали всю вину на себя, вставали каждое утро ни свет ни заря и шли к тюрьме, чтобы отнести своим испорченным отпрыскам домашнюю еду и/или героин, и тут он вспомнил, что он хотел сказать.

– А теперь послушай меня, мама, – возобновил он свою контратаку, – вопрос заключается в следующем: зачем…

– Да что ты там бормочешь, у тебя что-то есть во рту?

– ЯЗЫК! – саркастично выкрикнул в ответ господин Леман, хочешь отчетливой речи, мама, подумал он со злостью, так получай. – ТАК ЛУЧШЕ?

– Да не кричи ты так, я не глухая. Я всего лишь прошу тебя говорить отчетливо и хотя бы ничего не есть, пока мы говорим, это уже совсем неприлично.

– Мама, не сбивай меня, – произнес господин Леман, нарочито отчетливо выговаривая слова, что было нелегко, учитывая его обезвоженное состояние. Обезвоживание, подумал он, и еще нехватка электролитов – вот две важнейшие причины похмелья. – Зачем ты встаешь в семь часов, ответь мне на вопрос. Ты домохозяйка, кроме того, сегодня воскресенье, мама, тебе весь день нечего делать, по крайней мере ничего такого, чего нельзя сделать позднее семи часов, и зачем же, позволь спросить, зачем же, черт возьми, ты встаешь в семь часов утра только для того, чтобы терроризировать меня своими телефонными звонками, основное содержание которых состоит в том, чтобы сообщить мне, что ты уже три часа как проснулась? Зачем, мама, зачем?

– Ну как же… – прозвучало с другого конца провода слегка обескураженно, но вполне уверенно, – почему бы и нет?

Вот это, подумал господин Леман, это примечательно. Она упорная женщина, думал он, этого у нее не отнять, это одно из качеств, которым я эксплицитно обязан ей, подумал господин Леман, он всегда считал упорство одним из своих выдающихся качеств, воспитанным долгими и бурными годами жизни без стабильного заработка.

– Почему бы и нет? Почему бы и нет? Потому что это неприлично. – Господин Леман прибегнул к крайнему средству. – Если ты… – господин Леман с облегчением заметил, что благодаря адреналину и самообладанию к нему вернулось его привычное красноречие, – если ты сама говоришь, мама, что неприлично разговаривать с набитым ртом, даже если человек и не напрашивался на разговор, а был разбужен бесконечными звонками, причем, позволь заметить, ото сна, заслуженного трудом в поте лица своего, – если ты говоришь, что это неприлично, то почему же тогда, боже мой, ты считаешь нормальным будить человека, который работает по ночам, который всю ночь вкалывает, чтобы заработать на кусок хлеба, если можно так выразиться, тупо будить его тридцатью телефонными звонками, хотя любому понятно, что человека либо нет дома, либо он спит, – почему ты считаешь, что это прилично? Не говоря уже о том, что если на мой вопрос, почему ты встаешь в семь часов, ты запросто отвечаешь «почему бы и нет?», то и я могу спросить, что тебя удивляет в том, что я сплю в десять часов, причем на вопрос, почему я сплю, можно с таким же успехом ответить «почему бы и нет?», если это можно считать ответом, а не совершенно недопустимой манерой отвечать вопросом на вопрос!