Наследство разоренных - читать онлайн книгу. Автор: Киран Десаи cтр.№ 20

* * *

Шесть утра. На полках ждет покупателей ржаной, овсяной, крестьянский хлеб. Выложены бисквиты и пироги с абрикосом и малиной, дразнят янтарной и рубиновой начинкой. Бижу вышел из пекарни, присел у порога, жует свежий рулетик. Разломил корочку, отщипывает сдобу длинными, тонкими пальцами.

Но в Нью-Йорке идиллией не насладишься. Пронеслась «скорая», за ней патрульная машина полиции. И сразу же — пожарная. Над головой прогремел по эстакаде поезд, задрожала мостовая, тревожно завибрировали подошвы. Бижу замер, вспомнил об отце. Что с ним?

Заболел. Умер. Искалечен.

Он одернул себя. Конечно же, паника вызвана этим случайным нагромождением движений и звуков. Бижу попытался успокоиться, вспомнил о недожеванной выпечке — но во рту пусто…

* * *

В Калимпонге повар сидел над письмом:

«Дорогой Бижу, не мог бы ты помочь…»

На прошлой неделе сторож «железного купца» обратился к повару с просьбой. Сын подрос, пора работу искать, но какая здесь работа, в Калимпонге? Не смог бы Бижу помочь парню устроиться в Америке? Можно и руками поработать, хотя, конечно, в конторе бы лучше. Италия, конечно, тоже неплохая страна. Вот, говорят, один знакомый в Италии неплохо устроился, деньги гребет. Повар тандури.

* * *

Повар от неожиданности чуть не подпрыгнул. В нем боролись щедрость и подлость, но он улыбнулся:

— Что ж, я напишу, спрошу, вреда не будет. Не знаю, ой не знаю, что получится, но напишу обязательно.

Самолюбие приятно щекотало за ушами. Его просят о помощи! Представление о сыне как о преуспевающем бизнесмене окрепло.

Они со сторожем сидели и курили, два старика, беседующих о своих молодых наследниках, мирная картина в спокойной обстановке. На город спускался вечер, рядом замерли гигантские белые колокольчики, мимо лениво пробрела заблудившаяся корова.

* * *

И вот повар выводит на голубой бумаге из конверта авиапочты:

«Дорогой бета, если сможешь, помоги, пожалуйста, сыну сторожа „железного купца“».

Гордость за себя, гордость за сына…

В постель он улегся с приятным чувством. Однако ночью его разбудил страшный стук в дверь. Испуганный повар вскочил, но разбудила его все та же заплутавшая корова. Он прогнал рогатую и вернулся в постель, обратившись к мыслям о сыне, об их растущем престиже.

* * *

«Зеленая карта»…

Саид каждый год участвовал в розыгрыше, но индийцы не включены в список. Болгары, ирландцы, малагасийцы… кто угодно, но не индийцы. И сколько же их, желающих на законном основании устроиться в этой стране!

Они позвонили по «горячей линии» иммиграционной службы, как только наступила половина девятого, и наконец прорвались сквозь постоянные сигналы занятости.

— Мне нужны сведения о вашем подданстве в настоящее время, сэр. Без этого я не смогу вам помочь…

Они грохнули трубку. У этих ищеек там, наверное, понапихано всякой автоматики, которая может

Передавать

Соединять

Набирать

Читать

Выслеживать, кто и откуда звонил

НЕЛЕГАЛЬНОСТЬ!

Ох, «зеленая карта», «зеленая карта»…

Часто на Бижу накатывало беспокойство. После работы он направлялся к реке. Не туда, где носятся, разбрасывая собственное дерьмо, как бешеные собаки при хозяевах и без таковых, а подальше, где выходили из синагоги девушки в длинных юбках и в кофтах с длинными рукавами, степенно вышагивая рядом с мужчинами в старомодных черных костюмах и черных шляпах, боясь потерять свое прошлое. Он проходил еще дальше, где в густой зелени, росшей не из почвы, а из городского мусора, ночевал бездомный. Рядом квохтала бродячая курица. При виде этой курицы Бижу всегда ощущал тоску по дому.

— Чак-чак-чак, — позвал он курицу.

Та подняла голову, строго глянула на Бижу и понеслась прочь, беспокоясь о своей добродетели.

Но вот и травы больше нет, бетон и береговые сваи. На камнях кое-где виднеются неподвижные одинокие фигуры, созерцающие береговую линию Нью-Джерси. По реке снуют мусорные баржи, тупорылые буксиры подталкивают тяжелые, толстозадые углевозы, какие-то проржавевшие краны, драги и иные посудины неизвестного назначения. Над ними слоится сизый дым.

Бижу невольно ощущает досаду. Зачем отец выпихнул его в эту страну? Он понимает, однако, что точно так же он досадовал бы, если бы остался в Индии, если бы отец не отправил его сюда.

Сливовое дерево, растущее возле больницы в Калимпонге, полили протухшей кровью из лаборатории, и оно расцвело пышным цветом, привлекая пчел и новобрачных. Первых за нектаром, а вторых — чтобы запечатлеться на его фоне. Повар, не обращая внимания на недовольные взгляды парочки, которой он своей невзрачной фигурой портил снимок, примостился на краешке, нацепил очки и уткнул нос в только что полученное письмо от Бижу.

«…У меня новая работа в пекарне. Хозяин нам полностью доверяет…»

В Калимпонге день хаат, все возбужденные, в праздничных одеждах, в праздничном настроении. Повар сложил письмо, спрятал его в карман и смешался с толпой. Непальские женщины с золотыми кольцами в ноздрях, тибетские женщины с косичками и молитвенными четками, продавцы грибов, уже полуиспеченных жарким солнцем, продавцы масел, порошков и разных снадобий — шаманы ленча; продавцы ячьей шерсти, грубой и спутанной, как волос демона; продавцы сухих длинноусых креветок… Подальше — контрабандная одежда из Непала: джинсы, джинсовые куртки, юбки… Электроника, косметика… Серпы кукри, полиэтиленовая пленка, зубные протезы…

Когда повар с судьей прибыли в Калимпонг, караваны с шерстью еще свободно пересекали границу. Их вели тибетские погонщики в косматых сапогах. От караванов исходил мощный, резкий дух людей и животных, перебивавший хвойный запах, ради которого сюда переселились из Калькутты Лола и Нони. Повар вспомнил яка, груженного двумя сотнями фунтов соли. Груда мешков увенчана глиняными горшками, из которых торчат розовые младенцы, жующие сухой сыр чурби.

— Мой сын в Нью-Йорке работает, — сообщает повар каждому встречному. — Он рестораном управляет. Нью-Йорк — большой город, — объясняет он. — Машины, дома… все не так, как здесь, у нас. И еды всем хватает.

— А ты когда туда поедешь, бабаджи?

— Да вот… — смеется повар, — как сын заберет…

Свернутые из газеты кулечки с сушеной азалией и шишечками можжевельника. Повар вспоминает день, когда в Калимпонг прибыли далай-лама и панчен-лама. Вдоль их пути следования все время жгли благовония. Он, конечно, не буддист, но интересно же. Многоголосая молитва гудела отдаленным громом, курился дымок сжигаемых травок, позвякивали колокольчики. Послышалось цоканье копыт, из тумана появились мулы. Повар молился за Бижу, чувствовал какое-то просветление, спать лег каким-то очищенным, хотя и сознавал, что грязен.