Звездун - читать онлайн книгу. Автор: Эндрю Холмс cтр.№ 24

Такое происходило с Загадочной Блондинкой всегда. Всю свою жизнь она жила в собственном уютном пространстве, созданном красотой, которая защищала ее от мирских невзгод. Например, в обычной жизни мужчины редко оборачиваются, но Загадочная Блондинка думала, что они только этим и занимаются. На улице особи мужского пола, едва завидев ее белокурую копну волос, ускоряли шаг, проходили мимо и оглядывались, чтобы еще раз бросить оценивающий взгляд на девушку. И то, что они видели, неизменно приводило их в восторг.

В искусственном мирке Загадочной Блондинки мужчины внимательны и обходительны, совсем не такие, как в реальной жизни. Когда она начинает говорить, их взгляды не блуждают по сторонам. В барах ее обслуживают по высшему классу, на собеседованиях при устройстве на работу она ни разу не получала отказ, и даже в метро ей уступают место. Конечно, так у мужчин появляется возможность хоть на миг соприкоснуться с самой прекрасной женщиной из всех, кого им суждено сегодня встретить.

Наконец девушка отложила телефон, потянулась к диктофону, нажала кнопку записи и посмотрела, как завертелись крошечные колесики.

— Спасибо, что пришли, — произнесла она, окинув собеседников оценивающим взглядом.

Тот, кто слева… Адам? Да, Адам. Из всех троих он казался самым робким. Боялся встретиться с ней глазами. Руки безвольно свесились по бокам, ему было жарко, похоже, даже в пот бросило. На дворе стоял ноябрь, и потому в кабинетах редакции журнала «Дерзость» уже включили отопление, однако топили не так сильно, чтобы молодой человек весь взмок.

Рядом с ним, посредине, сидел Грэхэм. По сравнению с двумя другими он выглядел настоящим профессионалом. Ему бы пошло постоянно говорить по телефону, прижатому щекой к плечу. Его галстук был завязан элегантным узлом, возможно, виндзорским. Грэхэм не смущался под взглядом Блондинки, а с внимательным видом слушал девушку и вел себя так, словно они занимают равное положение и сейчас вместе проводят собрание.

И наконец, там находился Люк, вылепленный совсем из другого теста. Он развалился на стуле, дерзко скрестив на груди руки. В его глазах не было и следа от вежливого профессионализма Грэхэма, он пожирал ее взглядом самовлюбленного хищника, эдакого местного Дон Жуана. Взглядом, который, вне всякого сомнения, он подсознательно скопировал — вот ведь ирония судьбы! — у Феликса Картера. Люк был очень хорош собой, наверняка девушки в пабах так и вешались ему на шею. Чуть нагловатая улыбка придавала ему своеобразный шарм. Блондинку он забавлял, забавлял ее и тот факт, что Люк держался с ней как с очередной добычей. Нужно быть осторожнее, подумала журналистка. С ним могут возникнуть проблемы. Поэтому первый вопрос она адресовала именно ему:

— Итак, насколько хорошо вы знали Кристофера Сьюэлла?

— Ну, — ответил Люк Рэдли, — каждый раз, когда мы встречались, он…

Я пьян и, сгорбившись, сижу в метро. От движения поезда меня бросает в разные стороны, и только надпись «Мэнор-Хаус», которую я вижу, когда мы подъезжаем к моей станции, заставляет меня на секунду сосредоточиться. Я выхожу, пошатываясь, на улицу и мысленно благодарю за хорошее поведение эскалатор, который дал моим ногам возможность передохнуть, доставив меня наверх.

И тут происходит нечто омерзительное.

Извините, мне нужно поменять пленку… Вот теперь все в порядке. Вы говорите, омерзительное?

Да, просто омерзительное. Я медленно, но верно бреду домой, держа в одной руке банку пива, в другой — «дипломат», и смотрю на ноги, которые, заплетаясь, шагают по тротуару. Я хочу сократить путь и потому иду через микрорайон, застроенный муниципальными домами.

Не люблю этот маршрут, а Сэм им вообще никогда не ходит, предпочитает круговой — но не потому, что здесь обитают бедняки. Мы не снобы. Нам просто не нравится, что у ворот вечно тусуются шумные юнцы, по улице с ревом проносятся автомобили, а из окон выглядывают подростки.

Время от времени кто-нибудь избавляется от машины, оставив ее на обочине, и она стоит, заброшенная, легкая добыча для стервятников в одежде от Томми Хилфигера. Сперва исчезают колпаки, на следующее утро оказывается разбитым боковое стекло, а через день «фомкой» взламывают багажник. И все это время мимо спешат люди вроде меня. Они рады, что могут сократить путь, однако торопятся попасть под надежный кров собственного жилища.

В дневные часы, по дороге на службу и обратно, я стараюсь быстрее проскочить это место, надеясь, что банды подростков не прервут болтовню, чтобы поглазеть на меня. Я всегда закуриваю только после того, как дойду до конца дороги, — не хочу, чтобы кто-нибудь из них попросил сигарету. По убеждениям я либерал и сочувствую этим людям, их убожеству, меня возмущают ублюдки, которые делают их жизнь еще гаже, но всегда, когда иду через эти трущобы, чувство самосохранения заставляет меня прибавить шаг.

Сегодня вечером район представляет собой пейзаж в мрачно-серых тонах. Безжалостный моросящий дождь только усиливает впечатление. Время позднее, значит, подростки уже в постели или где-нибудь грабят стариков. Я совершенно один.

Хотя на самом деле нет.

Я отвлекаюсь от гипнотического движения своих ног и вижу человека, который направляется ко мне. Он же видит пьяного, который еле тащится по улице, изо всех сил стараясь идти прямо, и который похож на Феликса Картера, только жалкого и толстого. Он видит жертву.

Я вижу поджарого белого парня, который легкой развинченной походкой идет по тротуару. Одна рука небрежно движется, словно отбивая ритм в стиле рэп, другая глубоко засунута в карман джинсов. Я слышу, как он громко отхаркивается, затем гордо и почти профессионально сплевывает на асфальт.

Хоть я и сильно поддатый, но понимаю, что этот парень — отъявленный мерзавец. Самодовольный подонок пьян не меньше моего, и вдобавок его сжигает собственная злоба. Он чем-то напоминает Хорька, хотя в нем нет ни капли благодушия; ублюдка подогревает не сидр, а ненависть, желание превратить все, до чего может дотянуться, в дерьмо. Только тогда ему станет хорошо.

Между нами около двухсот метров, и парень уже уперся в меня взглядом, а я делаю вид, будто ничего не замечаю, притворяюсь, что мне безразлична исходящая от него угроза. Пытаюсь выпрямиться, показывая, что вполне трезв и не так уж беззащитен. Пытаюсь безуспешно.

В сотне метров от меня его рот искривляет презрительная усмешка.

Пятьдесят метров… Я имитирую интерес к чему-то, якобы происходящему за многоквартирным домом.

Когда нас разделяет всего пара шагов, подонок неожиданно поднимает руку к носу, зажимает одну ноздрю, как это иногда делают футболисты, а затем, когда мы оказываемся рядом, сморкается прямо на плечо моего пальто.

Я отчаянно хватаюсь за стену, чтобы не упасть. Я шокирован, мозг пытается обработать информацию: на меня напали, сообщает он, но не причинили вреда. Возможно, именно этим явным противоречием можно объяснить бездействие: импульс «дерись или беги», о котором сейчас так много говорят, не сработал.