Правила одиночества - читать онлайн книгу. Автор: Самид Агаев cтр.№ 87

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Правила одиночества | Автор книги - Самид Агаев

Cтраница 87
читать онлайн книги бесплатно

Вспоминая ту драку, Ислам улыбается: вместо волнения и злости чувствует ностальгию и тепло в груди. Тогда, в той драке, было больше интернационализма и дружбы народов, нежели сейчас, когда все уступило место тихой ненависти друг к другу и ксенофобии.

Жизнь в учебке была довольно однообразной. По ночам — до двух, до трех часов — курсантов старались чем-нибудь занять. Тут сержанты, как ни пытались, ничего особенного придумать не могли, вся нагрузка в основном приходилась на деревянные полы: их скоблили стеклом, мыли щеткой с горячей водой и мылом. От многолетней «циклевки» доски порядком истончились и уже прогибались под ногами. Если полы были чистыми, то есть на следующий день после того, как они высыхали, все дружно начинали натирать половицы дурно пахнущей мерзостью, мастикой, от которой потом трудно было отмыть руки. Пресловутую мастику, за несколько дней черневшую от солдатских сапог, заново отскабливали и вновь натирали.

Следующим по популярности развлечением сержантов была тренировка отбоя, поскольку раздеться, уложить аккуратно вещи на табурет и забраться под одеяло необходимо было менее чем за минуту. Если кто-нибудь из взвода не успевал, все начинали упражнение заново. Вообще, коллективная ответственность в учебке применялась очень широко. К примеру, когда курсант Наливайко выпил, гад, в одиночку бутылку портвейна и лыка не вязал, его ночью заставили мыть сапожной щеткой туалет, а взвод все это время стоял в казарме навытяжку в одних кальсонах, босиком на холодном полу. Еще одним малоприятным занятием было время между ужином и отбоем. Называлось оно благостно «вечерняя прогулка», но на самом деле означало пятнадцать минут марширования и распевания песен.

Как-то раз старшине не понравилось пение — видимо, он пребывал в дурном настроении, потому что пели они как обычно. Прогнав их несколько раз мимо себя взад-вперед, он скомандовал: «Правое плечо вперед, шагом марш!» — и вывел роту за пределы части. Досада заключалась в том, что непосредственно перед вечерней прогулкой Ислам вместе с Исмаилом зашли в столовую, где в хлеборезке работал другой земляк — некий Саша, бакинец.

Вообще-то старались этим не злоупотреблять: азербайджанцев — в смысле призывников из Азербайджана — было много, а хлеборез Саша — один. Но голод, как известно, не тетка: смущаясь и подталкивая друг друга, заглянули в хлеборезку, поздоровались. Вечно хмурый Саша намек понял и выделил им на двоих буханку свежайшего белого хлеба и по цилиндрику холодного сливочного масла.

Умять деликатес друзья не успели: только хватили зубами по разу, как прозвучала команда «строиться». Торопясь, каждый разломил свою половину буханки еще пополам, внедрил масло в теплую сердцевину и спрятал хлеб на груди, под шинелью. Старшина вывел роту за ворота, скомандовал: «Бегом». Как были, так и побежали: в шинелях, в начищенных к завтрему сапогах, по лужам и грязи.

Дороги, надо заметить, в Манглиси либо идут вверх, либо спускаются вниз. Ну, горы — ничего не попишешь. Вниз-то бежать легко, а вверх — врагу не пожелаешь. Затем и вовсе началось форменное безобразие. «Вспышка справа, вспышка слева». Это значило — предполагаемая вспышка атомного взрыва. При этой команде надо было валиться на землю лицом вниз, и не важно, что в данный момент могло быть под ногами: асфальт, лужа, снег, грязь. С атомной бомбой шутки плохи.

Выбежали из поселка и на развилке затоптались на месте, поскольку впереди лежал глубокий овраг, а команды ни «влево», ни «вправо» не последовало. «Почему остановились? — крикнул Овсянников. — Вперед марш!» В овраге еще лежал снег, оставшийся после зимы. Крутой склон и глубина порядка пятидесяти метров.

Скользя и падая, курсанты спустились вниз и остановились, тяжело дыша, в ожидании новых приказов. Последовала команда «строиться», и старшина стал считать. Дойдя до пяти, он сказал: «Отставить, — и повторил, — отставить была команда». Здесь следует объяснить, что после того, как прозвучит слово «пять», надо оказаться за спиной командира по стойке смирно, а отставить означает — не просто остановиться, а вернуться на исходное место. На счет пять большинство было на середине склона. Тихо ропща, стали спускаться. Между ними сновали сержанты, пинающие и подталкивающие отстающих. Все сбежали вниз, и затем, после команды «строиться», скользя по снегу и грязи, вновь стали карабкаться по склону. «Отставить!» — счет до пяти.

Так старшина измывался над ними около получаса. Выстраданные бутерброды, из которых давно уже капало масло, ели уже в казарме, лежа под одеялом.

В начале марта пять человек из их взвода — Караева, Куликова, Пыргаева, Феклистова, Меликова — под командованием сержанта Смертенюка, уроженца Еревана, отправили в город Рустави на металлургический завод, зарабатывать для части трубы. В горах еще лежал снег, поэтому на дорогу всем выдали валенки — за несколько часов езды на машине можно было отморозить ноги. На склад Ислам пришел последним, поэтому ему достался сороковой размер, хотя он носил сорок первый — других на складе не оказалось.

Жили на железнодорожном полустанке, находившемся на территории предприятия. Работали грузчиками. В Рустави весна была уже в самом разгаре — заводчане потешались, глядя на солдат, расхаживающих в валенках. Кроме неподходящей обуви, у них еще было неподходящее питание, недельный запас сухого пайка: галеты, консервные банки с рисовой, гречневой кашей и паштет, который никто не ел. Ни гроша денег, полное отсутствие курева. Через неделю в радиусе пятидесяти метров нельзя было найти ни одного «бычка». Железнодорожники уже старались обходить солдат стороной, но если вдруг попадались, то на просьбу закурить отдавали всю пачку.

Все паштеты, тридцать пять банок, Ислам собрал в вещмешок и, взяв с собой безотказного Пыргаева, с разрешения сержанта отправился в самоволку, до ближайшей хашной. Буфетчик купить паштеты отказался, но растрогался, накормил и выдал каждому по рублю. Купили местной «Примы» и пару батонов свежего хлеба. В конце недели должен был приехать прапорщик и привезти талоны в заводскую столовую. Но с заводским правлением договориться не удалось — за обеды потребовали деньги, а они и так отбывали барщину, чтобы не платить за трубы. Откуда у военных деньги?

Прапорщик привез продукты: крупы, тушенку, соль, сахар и… сапоги. Натянув на измученные ноги разношенные сапоги, Ислам в первый раз в жизни понял, как мало надо человеку для счастья.

Отныне готовили сами: разводили костер и суетились вокруг него. Стряпать никто не умел. Первую же подлянку ПОДЛОЖИЛ горох. Оказалось, что его надо отмачивать, — они этого не знали. Поэтому варили его часа три. Заждавшийся прораб пришел за ними и застал спящими. Всех сморило за это время. Скандал разразился нешуточный.

В наказание их на следующий день отправили разгружать вагон с цементом. Шестьдесят тонн цемента в мешках по сорок килограмм! На разгрузку их поставили во второй половине дня, после того, как они закончили предыдущую работу. Тяжелейший мешок надо было вначале поднять, взгромоздить на плечо, пронести три десятка метров и уложить штабелем на складе.

Они кое-как перенесли по десятку мешков, перепачкались и ушли. Дело было на центральном складе, на дебаркадере сидело полтора десятка грузинов, кладовщиков. Солдат сразу же подняли на смех: «Что, работнички, шабаш? Это вы так долго будете разгружать!» Шли молча, под свист и шутки. На следующее утро применили другую тактику. Больше всего усилий затрачивалось на то, чтобы поднять мешок. Двое вставали на погрузку, хватали мешок с двух сторон и клали на спину подошедшего бойца — дело сразу шло быстрее. Решили работать без обеда, чтобы не сбиваться с ритма. Начали в девять часов, а в три вагон был пуст. Когда они уходили, покрытые цементной пылью грузины, выползшие на дебаркадер, как тараканы на солнце, оживились:

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию