Инжектором втиснутые сны - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Роберт Бейкер cтр.№ 61

— Чушь собачья, — однако меня всего трясло.

— А ты думаешь, я не знаю, что тогда случилось? Как ты думаешь, почему она позволила себе залететь? Да потому что была уверена, что это ее единственная возможность заставить тебя на ней жениться. А ты все равно от нее отказался. Она была недостаточно хороша для тебя, да? Ты ведь мог бы спасти ее…

— Да бред это! Я ведь предлагал ей помочь…

— Помочь? Что значит «помочь»? Аборт сделать? Она не хотела делать аборт! Она любила тебя! Она хотела всю оставшуюся жизнь прожить вместе с тобой!

Ее гладкое лицо покраснело от ярости. На мой взгляд, она была должна мне еще одно извинение.

— Вы могли узнать, о чем мы говорили в то утро, только одним путем, — спокойно сказал я. — Она приходила сюда днем, после того, как мы расстались, — по ее лицу я понял, что так оно и было. — Она вернулась домой, сказала вам, что беременна, и вы вышвырнули ее вон.

Она заставила себя поглядеть мне в лицо:

— Мне приходится простить себе это.

— Отлично, просто отлично. Рад за вас. И как терапевтично звучит. А заодно вы простили и ее убийц. Мальчишки всегда мальчишки, и все такое. Правда, теперь они уже очень большая компания мальчишек, так что никаких обид. И обвинить, кроме меня, больше некого. Знаете, что я вам скажу, леди? Дерьмо вы. Вам бы мозги клизмой прочистить.

Белая кошка метнулась в сторону, когда я пинком распахнул дверь.

Я выехал на Эспланаду и остановился. Из-за сильного ветра пляж был безлюден. Груды песка шуршали рядом с дорожкой. Я держал окна закрытыми, даже несмотря на то, что истекал потом.

Я увидел серебристый «мерседес», подъезжающий к многоквартирному зданию на другой стороне улицы — отмечающему прежнюю могилу Черил. За рулем сидел какой-то седой тип, рядом с ним была молодая блондинка. Она резко рассмеялась, когда ворота подземного гаража открылись, пропуская их.

Внизу, на пляже, синее здание пляжного бара-закусочной стояло под порывами ветра, запертое, словно святилище несуществующего более бога. Что было внутри? Вероятно, старый календарь с портретом Дж. Ф. Кеннеди. Тюбики прогорклой губной помады и пара трусов, заскорузлых от времени… и вдруг с оплетенной паутиной сковороды раздалось шипение! Воздух заполнили горячие запахи хот-догов и картошки-фри. Призрачное радио включилось на композиции «Stingrays» «Вниз по Океану»:

Вниз по океану,

Там, где мы встретились, детка,

Долгие, жаркие летние ночи —

Никогда не забыть мне их, детка.

Взгляд твоих глаз — таких голубых

Под аспидно-черным небом.

Детка, ведь я тебя так любил.

Почему ж не вернуться нам в прошлое?

Болезненный надрыв голоса Шарлен.

Смех Черил, как на «русских горках».

Я включил радио, нашел волну KRUF. Заканчивалась песня «Culture Club». [358]

Мне понадобилась целая секунда, чтобы узнать музыку, которая последовала за ней. Сперва я решил, что это какая-то шутка. Взрыв беспорядочного шума мог уступить место Джеку Уэббу [359] или каналу Рейгана — дневные ди-джеи увлекались такими выходками. Но это не было шуткой. Это была запись Денниса: новый сингл.

Он урезал первую часть до пятнадцати секунд дикой, скрежещущей, вопящей какофонии, но когда все встало на свои места — эффект был таким же ошеломляющим. И через несколько секунд после начала музыки вступила Шарлен с долгим воплем, как будто ей на промежность паяльную лампу наставили.

Слова были классической контрелловской ахинеей, но, как всегда, они практически не имели значения. Исполнение было всем — и главное: это было ее исполнение, вот что он сумел ухватить. Смерть через утопление — размозжающий напор рушащегося потока струнных, разбивающий лицо чудовищный вал духовых, выкручивающая тело бешеная стремнина ударных. «Я полюбила тебя давно, даже не помню, когда», — бесстрашно пела она; ее голос невольно искажал сочный романтизм песни, раскрывая ее истинную сущность: невероятный китч, экзальтированную сентиментальность нацизма. Было за что считать его Вагнером рок-музыки. «И когда ночь приходит, не знаю, — пела она, — когда же наступит рассвет?»

Дальше начинался припев, в котором слова терялись — это было как землетрясение в Долине Монументов, как жесткий документализм Джона Форда, [360] только для слуха. Все это нагромождение звуков наваливалось на нее лязгающим грохотом «кадиллаков», а она взывала, в экстазе и ужасе последних секунд жизни:

Любовь моя — тяжкое бремя,

Которое мне не сносить.

Убей меня, если так нужно,

Но прошу, ради Бога, не надо меня

заживо хоронить!

Звуки сыпались в выворачивающем наизнанку оргазме; и вот — все. Думалось именно так. Пока слова не вздымались непокорным перешейком, в неторопливом ритме жевания резинки, с короткими синкопами.

Я слышу комьев стук о крышку гроба,

Священник молитву читает им вслед.

Я чувствую кожей шелковый саван —

Но Боже! ЗДЕСЬ ВОЗДУХА НЕТ!

Она кричала, моля выпустить ее, а музыка вновь взметнулась, подчеркивая панику тревожным крещендо. Композиция была полной наигранного безумия, самой нелепой из всего, что я слышал — и одновременно необычайно реальной, мучительно реальной. По крайней мере, для меня, учитывая все то, что я знал. Ее голос рвался из сплетенных струнными удавок — так разрывают ногтями шелк. Низкое «о-ом-м» кафедрального хора проникало в каждую щель, словно комья густой грязи. Рокот виолончелей сдвигался над ней подобно доскам. Теперь ее голос был полон чистого ужаса — превыше всякой театральности, превыше актерства. Господи Иисусе, как они могли играть это, может мне кто-нибудь объяснить?

Ужас поднялся до белоснежного пика смятенного безумия — и снова обрушился… в абсолютно безмятежную долину, где наступает освобождение от мук. Кода.

Она мягко пела дымчатым голосом Дасти Спрингфилд — розовая «сладкая вата» среди облаков. Что-то о небесах. Синтезированные херувимы замирали позади нее, как десять тысяч кастрированных колибри. Небеса. Она была мертва.

— «Преждевременное погребение» уже слышал? — спросил меня Нил.

Это было несколько ночей спустя; я напивался в баре «Мелроуз», когда он вошел — и углядел меня.

— Угу, слышал.