А вот вам простое повествовательное предложение про Ибрахим Ибрахима, в котором находятся три пары одинаковых слов: «Ibrahim Ibrahim had had a hell of time in hell»
[46]
.
Я вылезаю из ванной и встаю перед зеркалом. Я вытираюсь насухо и так медленно так бреюсь, и мне нравится, какое здесь хорошее зеркало, блестящее, новое, чистое, и в нем все кажется слегка больше. Я знаю, что приверженцы норм хорошей речи, школьные учителя и другие борцы за чистоту языка, скорее всего, скажут: нельзя, дескать, говорить «так медленно так бреюсь», что правильно говорить просто «медленно бреюсь», но мне плевать. Раз союз может выступать как усилитель, так пусть им и будет.
Я заканчиваю бритье, умываю лицо, немножко мажусь увлажняющим лосьоном, который купила Кармель, оборачиваюсь полотенцем вокруг талии, открываю дверь, и густой пар ванной смешивается с порывом более холодного воздуха снаружи, и я иду в комнату.
— Неплохой этот твой арабский лосьон.
Моя одежда разбросана по полу, как я её и оставил.
— Кармель?
Её одежда исчезла.
— Кармель!
Я выглядываю из окна — «Джасти» на стоянке. Где она? Наверное, спустилась в холл. Может, в туалет пошла. Сейчас вернётся.
Я одеваюсь и обуваюсь и ложусь на кровать. Телевизор выключен. Я его выключал? Восемь-тридцать. Сейчас она вернётся. Наверно, она пошла вниз взять бутылку минералки. Я встаю и иду в мини-кухню. Снова выглядываю из окна. Я прикасаюсь к телевизору, к тумбочке возле кровати, я ищу ниточки, знаки, записку, следы борьбы, капли крови. Ничего. Я плюхаюсь на кровать. Может, она пошла в казино. Устала меня из ванной дожидаться и пошла в казино одна. Дам ей ещё десять-пятнадцать минут. Не вернётся — пойду искать.
Я закрываю глаза. Голова болит. Вздремну на чуть-чуть. Постараюсь увидеть хороший сон и проснусь, чувствуя себя получше. Пусть мне снится сон про пластинки. Пойду в магазин, где есть хэви-метал. Вот они все эти редкие пластинки, которые я так отчаянно искал. Вот специальное издание первого альбома Venom, «Welcome to Hell», с ранее не издававшимися вещами и демо-записями. Бутлег из ранних Arch Enemy, с живыми выступлениями и каверами на Пристов и Мэйден. И подарочные издания «Butchered at Birth» и «Eaten Back to Life» группы Cannibal Corpse, которые я вообще раньше не видел. И недорого. Я думал, это будет стоить кучу денег, но нет, я вполне могу это себе позволить. И я беру их все и иду к кассе. Кассир — симпатичная девчоночка-гот, у неё блестящие черные волосы, пирсинг брови и много колец на пальцах. Я кладу пластинки и улыбаюсь, показывая ей, что мне нравится, как она выглядит.
— Извините, — говорит она, — но это не продается.
— Почему?
— Боюсь, мне придётся попросить вас уйти.
— Что такое? Я эти вещи сто лет искал.
— Вы знаете эти группы?
— Вы смеётесь, что ли? Я их каждый день слушаю.
— И слова знаете?
— Конечно. Хотите, чтобы я наизусть почитал?
— Это крайне жёсткая разновидность музыки.
— Да я вырос на этой музыке! Всю жизнь её слушаю!
— И вам известна терминология хэви-метала?
— Да! Пауэр-метал, трэш-метал, дум-метал, блэк-метал, грайнд-кор, спид-кор, некробазз, технодэт. Дальше?
— Мы пьем человеческую кровь.
Она улыбается, и я вижу, что у неё красные зубы, и я понимаю, что это Елизавета Батори
[47]
, но я ничего не говорю. Я вытаскиваю бумажку в двести шекелей и надеюсь, что деньги заставят её передумать.
— Ваши деньги здесь не нужны. Но вы можете получить эти пластинки бесплатно. Нам нужны молодые сотрудники в отдел человеческих ресурсов в нашем ССП.
— ССП?
— Склад свежей плоти. И хороший карьерный рост.
Из-за кассы появляются двое одетых в чёрное, и я знаю, что самое время что-то сделать, но не успеваю даже начать убегать, как просыпаюсь.
Смотрю на часы. Пол-одиннадцатого. Не может быть. Смотрю ещё раз. Десять тридцать. Смотрю на радио-часы на тумбочке. 10:28. Я встаю, умываюсь, проверяю, с собой ли у меня карточка для двери, и выхожу из комнаты.
Глава 10
В казино жарко и шумно, здесь полно расфуфыренных потных людей, и я никак не могу разобраться, где тут столы, где игровые автоматы, где бар и где еда, кто персонал, а кто гости, кто крупье, а кто игрок, кто араб, а кто нет. На стенах отражаются женщины с напитками в руках, большинство из женщин — в руках толстых мужчин. Они все смотрят на меня, и я начинаю чувствовать себя неуместно.
Я заказываю себе мартини и начинаю искать Кармель. Слишком много лиц. «Эта уродина, модель из Германии, должна была приехать на торжественное открытие, — говорит девушка с маленькими ушами и чрезмерным количеством косметики мужчине ростом намного ниже её, — но отказалась». «Пошла она на хер», — говорит коротышка. Девушка целует его. Он смеется и в полунельсоне обнимает её за шею. На самом деле он не сказал «пошла она на хер». Он сказал «пошла она к Азазелю», что примерно означает «пошла она к чёрту» или «чёрт с ней», но, поскольку за пределами Израиля Азазеля нет, «пошла на хер» является ближайшей версией.
Мне на самом деле не очень нравятся мартини. «Четырнадцать дней резервной службы, — говорит мужчина в золотых очках и густых бакенбардах, — с завтрашнего дня. Я решил подкинуть им денег, а потом надеру им задницы». Вот оливки на дне мне нравятся.
На барную стойку облокачивается высокая женщина. Курит. Длинные волосы, длинные ноги, мини-юбка, мини-сумочка. Я делаю глоток мартини и лезу в стакан пальцем достать оливку со дна, но оливки там нет. Большая грудь, а на мини-сумочке бело-голубой значок с прошлых выборов: «Сильный лидер для сильной нации». Я улыбаюсь ей. Она выпускает дым через ноздри и улыбается мне в ответ. Старый, кстати, девиз. Его спецы по связям с общественностью сказали ему, что он, конечно, хороший, но может быть интерпретирован как имеющий мегаломаниакальные и даже фашистские ассоциации. Он послушался и сменил девиз на «Сильный лидер для будущего нации». Женщина прикасается пальцами к шее и ключице, поправляя ремешок мини-сумочки на своем обнаженном плече. Я отодвигаюсь. Мне надо найти Кармель.
Почему в моем мартини нет оливки? Может, её кто-то украл, выудил у меня из стакана, пока я пялился на женщину с сильным лидером. Мне надо найти Кармель. Найти Кармель, потом убить бабушку во сне и не разбудить дедушку в могиле. Слишком много зеркал. Зачем на стенах зеркала? Зачем кому-то хочется смотреть на себя? Интересно, что сказала бы доктор Химмельблау, увидь она меня здесь. Что сказали бы мои родители? Я не убивал бабушку. И Эйхман тоже не убивал.