Параноики вопля Мертвого моря - читать онлайн книгу. Автор: Гилад Элбом cтр.№ 43

Моя мать тоже считает, что я должен быть более ответственным. Работать в больнице нехорошо, потому что мне этого хочется. Индивидуалистические желания есть знак предательского эгоизма.

Вот поэтому я и думаю, что Финляндия может стать для меня хорошим местом. Там, даже если захочешь отвечать за что-то, даже если придешь и скажешь: «Это сделал я», — тебе ответят: «Ничего. Не стоит винить себя, если вы ничего не сделали. Идите себе домой».

Телефон.

— Чего делаешь?

— Пишу.

— У тебя там музыка.

— Она помогает мне сосредоточиться.

— Что играет?

— «Bark at the Moon».

— Оззи?

— Угу.

— Предатель.

— С чего бы это?

— Он — ханжа. Посмотри на его тексты тридцатилетней давности, и ты скажешь — вот он, настоящий бунтарь, инакомыслящий от рок-н-ролла. А потом индустрия развлечений предлагает ему горшочек золота за тупое семейное теле-шоу за то, что он будет держать массы во тьме, за то, что отвлечет их от истинных свиней войны, от настоящих детей могил и электрических похорон [35] , — и вот уж он становится национальным паяцем и пляшет под дудку тех, у кого есть и деньги, и ракеты.

— Ну не знаю. Мне он все равно нравится.

— Ладно, ладно. Я чувствую, тебе уже пора.

— Именно.

— Ну увидимся.

У меня еще есть время до работы, но я отключаюсь — потом почитаю про новые альбомы — и думаю, а не постричься ли мне по дороге на работу. Если уж я не могу погибнуть от нападения террористов, то стрижка — это максимум моей ответственности.

Так что я иду в душ и еду в центр Иерусалима. Даунтаун. Я с удовольствием расскажу вам про него как-нибудь в другой раз, когда не буду спешить. В Иерусалиме все спешат, особенно в такой холодный день, как сегодня. Летом, когда жарко и солнечно, небо голубое, люди полны жизни и энергии, город оставляет ложное впечатление красоты и обаяния. Зимой раскрывается истинная безжизненная суть города. Тут-то становится понятно, что все эти люди на грязных, мрачных улицах вовсе не энергичны: они просто торопятся, им просто надо как можно быстрее куда-нибудь успеть. Успеть, пока не закрыли магазин, пока служащий не ушел домой, пока не кончился месяц, пока не наступила Суббота. Там, где все нужно успеть до крайнего срока, трудно быть не доведенным до крайности.

«Сегев» — маленькое, тускло освещенное заведение, оно располагается в старом каменном здании в узком, грязноватом и холодном переулке. Я захожу. Там женщина. Ей чуть за двадцать, она стройная, у нее красивое бледное лицо. Ей делают окраску волос (она станет пепельной блондинкой), подравнивают волосы и выпрямляют их феном. Владельца заведения зовут Сегев, что на иврите означает «величественный». Он лает, но он парикмахер хороший. Не знаю, что с ним, нарушение то ли речи, то ли психики. Сначала меня это раздражало, но потом я привык.

Сегев рассказывает бледной девушке о своей недавней поездке в Египет. Он наносит последние штрихи на её новую прическу, придавая своему творению объем; ловкие пальцы, удовлетворённая улыбка.

— Вы видели пирамиды?

— А то как же.

— Разве не мы им их построили?

— А как же иначе. Это есть в Библии.

— В «Левите»?

— Гхуф. По-моему, в «Числах».

— Так что по праву они принадлежат нам.

— А как же. Конечно.

— Исторически, вот что я имею в виду.

— Да. Кто построил, тому и принадлежат.

— Как думаете, мы получим их назад?

— С помощью Всевышнего.

— А тигра видели?

— Какого тигра?

— Этого, без носа. Он из камня.

— Сфинкса?

— Сфинкса.

— Уродливая тварь.

— У них нет вкуса.

— Арабы.

Женщина удовлетворенно кивает своему отражению в зеркале.

— Готово, — говорит Сегев.

Женщина расплачивается четырьмя хрустящими бумажками по пятьдесят шекелей, достает из белого полиэтиленового пакета короткий каштановый парик, надевает его, поправляет его перед зеркалом и прячет под ним свои только что подстриженные волосы.

— Увидимся в следующем месяце, — говорит он.

— С помощью Всевышнего, — отвечает женщина. — До свидания.

— Гхоф свидания.

Женщина убирает пакет в сумочку, протягивает руку, чтобы прикоснуться к мезузе, целует свои пальцы и гордо выходит на улицу. Глядя в длинное зеркало в парикмахерской, притворяясь, что я смотрю на себя, я наблюдаю за тем, как она удаляется в туман по аллее, а её юбка раздувается на ветру.

Пока я увлекался тяжелым металлом, я терпеть не мог стричься. Пока я учился в школе, я носил волосы до плеч. Армия заставила меня постричься, и теперь мне трудно вернуться к длинным волосам. Один из первых моментов призыва — это стрижка. Это происходит до выдачи формы. Они называют это своего рода техобслуживанием особей мужского пола. Содержанием в порядке. Регулярно стрижешься — значит, показываешь свою ответственность, нет — вперед, на гауптвахту.

Помню, как я четыре года подряд ждал того дня, когда не надо будет стричься каждый месяц; этот день наступил, а мои волосы уже не отрастали такими, как мне хотелось. Не то чтобы они поредели, но когда они длинные, они неуместны. Может, мама права. Может, я и вправду слишком стар, чтобы «трясти космами».

Нет, точно надо будет еще раз почитать про «Детей Бодома». Я почти уверен, что веб-страничку написал кто-то, чей родной язык принадлежит к славянской группе. Использование слова what в качестве относительного местоимения, отсутствие там и здесь определенного артикля и обязательная запятая перед придаточными предложениями. Может, это писал поляк?

Польский был одним из языков, которые я изучал на факультете лингвистики в Еврейском Университете. Это было не обязательно, мне просто хотелось читать своего любимого автора, Станислава Лема, в оригинале. Это было не просто: семь падежей, пять грамматических родов, невозможные времена, зубодробительное произношение, отсутствие фиксированного порядка слов, да еще и все спрягается, не только глаголы. А мне нравилось. Через два года я смог читать рассказы Лема. Мама, естественно, считала, что это глупо. Зачем тратить столько времени на факультативный предмет, когда нужно работать, получить ученую степень и получить должность в престижном академическом учебном заведении? Это было также глупо и потому, что Станислав Лем писал научную фантастику, а научная фантастика, как и тяжелый металл, делала меня тупым.

Сегев закончил. Я расплачиваюсь — с меня всего пятьдесят — и иду к машине. Я еду в больницу но тут вспоминаю, что сегодня мне надо сопровождать их на ежемесячную вылазку в город, так что всего лишь через несколько часов мне придется вернуться в центр.