Беседка. Путешествие перекошенного дуалиста - читать онлайн книгу. Автор: Миша Забоков cтр.№ 41

«Ну хорошо, — скажете вы, — а при чем здесь, собственно говоря, символ мусульманской святыни — мечеть Хасана II?» — «Как это при чем? — в свою очередь удивленно вопрошаю я. — Стоило мне только за годы советской власти едва свыкнуться с мыслью о том, что „религия — это опиум для народа“, как передо мной уже открывают новые горизонты мироздания: державность, православие, народность. Я, можно сказать, все силы положил на то, чтобы изжить в себе религиозный дурман, а тут на тебе — всё по-новому! Спрашивается — какое же нужно иметь луженое сознание, чтобы выдержать такое нервное напряжение?»

И вот уже с начала 90-х годов становится по меньшей мере дурным тоном, когда на церковной службе не присутствует кто-либо из первых лиц государства. В зависимости от политической конъюнктуры, экономической целесообразности, просто от времени года и состояния здоровья наши государственные мужи меняют свои идейно-религиозные воззрения с такой поспешностью, что у меня только голова идет кругом. Об этом не стоило бы и говорить — тоже мне, нашлись персонажи для серьезного эссе! — если бы не сосущая под ложечкой тревога по поводу той беспринципности, с какой уже нынешние лидеры демократического движения пытаются урвать себе кусочек от сладкого пирога власти. Их велеречивость, умение безупречно расставлять падежи и пользоваться сослагательным наклонением — уже служат поводом к настороженному отношению к ним. А вот способность гладко, без запинки отвечать на любые наболевшие вопросы, с бесстрастным видом формулировать западные рецепты буржуазной демократии, адаптированные к «неокультуренной» российской действительности, — это уже поважнее будет, это и в самом деле вызывает досадное чувство неловкости от своего преждевременного рождения, своей неполноценности. Аналогичное чувство охватывает меня, когда я вижу в телевизоре счастливую белозубую улыбку рекламной дивы, перепробовавшей все наслаждения на свете, но так и не нашедшей никакой другой отрады в жизни, никакого иного утешения, кроме суперпасты «Блендамед». Интересно — сохранилось бы у нее такое же выражение немереного счастья на лице и все 32 санированных зуба во рту, живи она, скажем, в деревне Горка Тверской области, где тамошние дамы, пренебрегая советами специалистов Института имени Ф. Ф. Эрисмана и продолжая пользоваться исключительно указательным пальцем, по-прежнему отдают предпочтение хозяйственному мылу или, в лучшем случае, дентопорошку «Особый»? Еще молодые, но уже дошлые и нахрапистые, в недалеком прошлом звонкоголосые глашатаи комсомольско-коммунистической морали, — они лишены той чертовщинки, той закваски духовной одержимости и всепожирающего пламени любовного сумасбродства, от которой поехала крыша у Майкла Джексона или благодаря которой князь Владимир обратил Русь в православие. Они флиртуют со страной подобно прожженным ловеласам, для которых высшей целью служит не страстная любовь к женщине и не стремление добиться ее расположения, а лишь сам факт обладания ею. Пронизывающая самое сердце боль мучительных страданий, бессонные ночи раздумий, неловкость ухаживаний на пути к ответному чувству, наконец, потеря аппетита и внешняя запущенность — все эти романтические спутники очумелой влюбленности напрочь отсутствуют у нынешних демократов, подчиняющихся трезвому расчету, в котором даже не предусмотрена весьма желательная обоюдная симпатия. Вспоминая недавнее прошлое и вглядываясь в уходящее настоящее, я замечаю — насколько сегодняшние казановы разительно отличаются от донжуанов старой школы, не способных толком ни излагать своих чувств, ни тем более очаровывать женщину, но глубоко и искренне преданных любви к ней, что пестуют, пусть не сердцем, так спинным мозгом, каждое слово, произнесенное в адрес дорогой избранницы. Оттого-то бедной женщине и кажется, что этот вымученный, выстраданный, корявый слог ее не достоин, потому что обращен он к ее уму, чести, совести — а где вы видели такие эрогенные зоны у женщины? — в то время как она любит ушами, глазами и нежной кожей. И если даже у такого благородного рыцаря и возникнет невзначай кое-какая утренняя озабоченность, то и тогда ее былая мощь всей своей ныне неприглядной боеголовкой будет нацелена — дабы не нанести столь жалким видом непоправимой душевной травмы впечатлительной возлюбленной — скорее в сторону условного политического противника, нежели жеманно потупившей взор сладкой чаровницы. И, конечно, охочей до любовных утех проказнице во сто крат милее звонкая соловьиная трель младореформатора, направо и налево приторговывающего ею перед власть предержащими, чем горькая, заунывная песнь верного облезлого ворона, съевшего собаку на псевдодемократических помойках нашей великой Родины.

Да простят мне мои читатели вольное обращение со временем, если я отступлю от хронологии описываемых событий и перенесусь в хмурое утро воскресенья 26-го дня марта 2000 года, когда — и это чистая правда, уж поверьте мне на слово, — я как раз пишу эти самые строки, ровно за 10 часов до всенародного избрания на пост второго Президента новой России В.В.П… Фу ты, черт! Чуть было под статью себя не подвел. Слава богу, вовремя опомнился, своевременно ударил себя по рукам — вот что значит преодолеть соблазн воскресного искушения и сохранить трезвость в ранние утренние часы выходного дня: реакция — молниеносная! Ведь агитация с позавчерашнего дня строго-настрого запрещена. Нуда вы и сами, наверное, догадались, о ком идет речь. Хотя, если я и дальше буду писать с той же скоростью, с какой мне дается настоящая глава, не исключено, что может возникнуть некоторая путаница, ибо к тому времени, когда я ее закончу, придет черед уже делиться впечатлениями о новом Президенте РФ. Впрочем, не стану ручаться, что предстоящие четыре года — это достаточный срок, чтобы поколебать нашу стойкую веру в сегодняшнего избранника. Похоже, для такого паскудного дела и двух сроков может не хватить. А пишу я медленно не оттого, что плохо представляю себе освещаемую тему, а исключительно потому, что руководствуюсь бережным к вам отношением, боюсь поранить своим беспристрастным упреком растерзанные чувства, коими продиктованы ваши самые лучшие побуждения, отчего мне и приходится заново переписывать уже готовый текст, вычеркивая из него целые абзацы грязных ругательств и матерной брани, — ну, наболело! — замену которым подыскать в русском языке, сами знаете, очень и очень сложно.

Так вот, я, конечно, не могу пройти мимо такого важного исторического события в жизни нашей страны. Вы, естественно, вправе задать мне вопрос: «Что ж ты, даже до завтра не можешь повременить, чтобы выразить свое восхищение актом всенародного избрания Президентом России В.В.П…? Неужто мы, как дети какие неразумные, не понимаем в чем дело и не подождем денек-другой, коль агитация запрещена!» — «Да как же можно до завтра, — недоумеваю я в ответ, — если чувства распирают прямо сейчас и страшно не терпится поскорее ими поделиться. Нет, до завтра никак нельзя. Ну что вы! Вот только отыщу запропастившийся еще с прошлой избирательной кампании паспорт, слетаю быстренько на избирательный участок и тут же назад, снова за перо, чтобы, ни капли не расплескав из амфоры переполняющих меня чувств, донести их до вас во всей первозданной свежести испытываемых мною ощущений».

Ну что? Быстро я обернулся? Не заждались еще? Нет? Вот и ладушки. Тогда продолжим. Меня поражает — с каким завидным постоянством мы подвержены мании твердой руки, наделяемой нами всеми властными полномочиями. При нашем хилом правосознании, полной гражданской безответственности и чудовищной политической необразованности ничего более внятного и толкового, кроме избирательного наказа о наведении должного порядка в стране, сформулировать нам так и не удается. И это-то при нашей начитанности и великом культурном наследии! И чем сильнее мы ощущаем собственное бесправие перед махиной разросшейся власти, перед чиновничьим произволом и олигархическим беспределом, тем трепетнее и с большей надеждой мы обращаем взоры к нашему ненаглядному избраннику, всей душой стремясь быть обласканными его могучей дланью. И его разнузданные ласки — безмерны. И слезы гордости наворачиваются на глаза, как только я проникаюсь мыслью, что живу в одно время с таким человечищем.