Последнее слово за мной - читать онлайн книгу. Автор: Паула Уолл cтр.№ 14

— Анджела должна ввести ребенка в лоно церкви, — сказала Летти.

— Ни в одном другом месте ребенка так не заставят думать чужим умом, — парировала Шарлотта.

Не обращая внимания на ее слова, Летти занялась привычным делом.

— Сегодня была проповедь по книге Неемии, — сообщила она, палец за пальцем стаскивая перчатки. — Про прилюдное покаяние. Конечно, хорошо и правильно признаваться Богу в своих грехах, но поскольку Бог всеведущ, это для него не новость. Нет, преподобный Лайл говорит, что нужно возложить свои проступки на алтарь.

Публичное унижение — ничтожная сцена по сравнению с вечной геенной огненной. Прополощи свое грязное белье у всех на виду, говорит преподобный Лайл, и ты уже никогда не скатишься в канаву.

Раскрыв свою карманную Библию в кожаном переплете, Летти извлекла носовой платок и промокнула лоб. Потом набрала в грудь побольше воздуха и продолжала наставлять хозяйку на путь истинный.

— Преподобный Лайл говорит, что, если бы все должны были носить на шее знаки с перечислением их грехов, люди грешили бы куда меньше. — Она обратила взор на Шарлотту. — Некоторым из нас пришлось бы носить целую доску для объявлений.

— Как так получается, — вклинилась Шарлотта, — что каждое воскресенье на пересказ часовой проповеди у тебя уходят как минимум четыре часа?

— Сегодня преподобный Лайл проповедовал всего минут пятьдесят, — уточнила Летти, вытаскивая шляпную булавку из шляпки. — Он, кажется, подхватил грипп.

— Бог это всего лишь бог, — сказала Шарлотта в кофейную чашку.

О войне между Шарлоттой и преподобным Лайлом было известно всем. Никто так не раздражал священника, как счастливый и довольный собой грешник. А во всем городе не нашлось бы грешницы счастливее Шарлотты Белл.

— Добропорядочная женщина не пьет, не сквернословит и не танцует! — вещал он с кафедры. — Она не курит и не носит брюки, как мужчина!

Как минимум раз в месяц преподобный Лайл разражался обличительной проповедью о том, чего не должны делать добропорядочные женщины.

— Добропорядочная женщина не проводит ночей в «Деревенском клубе бедняков»! Она не утаивает свои деньги от церкви и нуждающихся!

Ни у кого из паствы не возникало вопроса, кого он имеет в виду. Пускай он и не называл имени и адреса Шарлотты, словесный портрет совпадал до последней буквы.

— Если бы вы сами сходили на проповедь, — сказала Летти, — мне бы не пришлось ее вам пересказывать.

— Да сам Иисус, при всем его терпении, не смог бы высидеть эту безумную проповедь!

— «Говорю тебе, — процитировала Летти, — кто скажет «безумный», подлежит геенне огненной».

— Нечего размахивать передо мной Библией и бить в нее как в барабан!

— Это всё потому, что вы не только упрямы, но и еще и глухи к голосу разума.

Шарлотта вскочила и так резко оттолкнула кресло-качалку, что та ударилась об стену. Ничто так не бесило ее, как религия, которую насильно заталкивают ей в горло. И самыми крупными порциями ее пичкала Летти.

— Протестанты, они как блохи! — вскипела Шарлотта. — Чертовски назойливы, приставучи и никуда от них не деться!

— Вот подождите, настанет Судный День, — высокомерно заявила Летти, — вас опалит адским пламенем, и тут-то вы узнаете, что такое настоящая чесотка.

Бормоча себе под нос ругательства, Шарлотта решительным шагом спустилась с крыльца и зашагала по лужайке. Летти, заметив паутину, потянулась за метлой.

* * *

Мистер Беннетт, сторож, привык к прогулкам Шарлотты по кладбищу в любое время дня и ночи.

— Здесь она размышляет, — объяснял он своему помощнику Диггеру.

Стоя в наполовину выкопанной могиле и облокотившись на кирку, Диггер наблюдал, как Шарлотта неторопливо бродит между памятников в белой шелковой пижаме.

— У большинства женщин в голове вместо мозгов летучие мыши, — говорил мистер Беннетт, постукивая по виску. — Но у Шарлотты мужской ум.

— Бьюсь об заклад, она хороша не только по части размышлений, — замечал Диггер, вонзая лезвие лопаты в землю.

Мистер Беннетт неизменно впадал в благоговейный трепет, вспоминая один случай: как-то раз он застукал Шарлотту Белл, когда та утешала вдовца Джека Брили прямо на могиле его жены. Большинство женщин падки на сладкие речи и обещания, Шарлотта же впадала в экстаз от венков и могильных камней. Она не пропускала ни одних похорон.

— Я что-то стала очень уставать, — промолвила Реба Эрхарт, сидя за кухонным столом и потирая руки, — только и остается сил на то, чтобы задать курям корма.

Если какой-нибудь женщине нужен был совет, она приходила в дом Беллов. Разумеется, никто не сомневался в способности доктора Монтгомери вылечить любую болячку. Но когда дело касалось врачевания сердца, народ больше доверял дамочкам Белл.

— У тебя ведь четыре пацана, — без обиняков ответила Шарлотта. — Почему бы этим ленивым засранцам не покормить кур?

Кухня в доме Беллов отнюдь не походила на пристанище для несчастных женщин, нуждающихся в жилетке для слез. Тому, кто присаживался за широкий стол, следовало знать: сладкими утешениями и бесплодными надеждами здесь не кормят.

— А что тебе сказал доктор Монтгомери? — спросила Анджела, доливая в чашку Ребы свежего кофе.

— Он дал мне этих пилюль, — сказала Реба и достала из сумочки флакон.

Вытерев руки о платье, Анджела взяла бутылочку и изучила этикетку.

— Принимай их только вместе с галетами, — изрекла она, отдавая бутылочку владелице. — А то еще хуже станет, совсем ног таскать не будешь.

Говорят: чем больше у тебя денег, тем меньше желания выставлять их напоказ. В доме Беллов дорогой хрусталь пылился в буфете, а кружевное белье никогда не покидало шкафа из древесины кедра, где хранилось. Посреди стола стояла бутылочка луизианского острого соуса, а на плите кипели бобы. На заднем крыльце позвякивали от ветра стеклянные колокольчики, а сквозь сетчатую дверь задувал бриз, теплый, как дыхание ребенка.

Реба взяла с тарелки кусочек пирога и осторожно от него откусила. У нее не хватало нескольких зубов, и еще один побаливал, однако она все равно не отказывала себе в сладком.

— А спишь как? Нормально? — осведомилась Анджела, разломив пирог надвое и протянув половину дочурке. Та играла на расстеленном на полу стеганом одеяле.

— Днем не могу разлепить глаза, — призналась Реба, — а ночью — сомкнуть.

Бедные женщины стареют быстро, но Реба неслась к финишной линии быстрее остальных. Тусклые, как олово, волосы. Лоб весь в складочках, как японский веер. Она была ровесницей Шарлотты, а на вид лет на десять старше. Голова опущена, плечи обвисли. Реба держалась как побитая собачонка.