– Теперь уже в любой момент, – тихо сказал он.
– Дмитрий, кого мне снимать первым? – нервно спросил один из студентов.
– Моджахеда, этого не знающего своей матери ублюдка, вон того, который вон там стоит, – терпеливо ответил он, указав на человека с черной бородой, который по возрасту был гораздо старше остальных. – Только не спеши, Фармад, и вперед меня не лезь. Он профессионал и член ООП.
Его товарищи остолбенело уставились на него.
– А почему его, если он из ООП? – спросил Фармад, низкорослый юноша, почти карлик, с крупной головой и маленькими умными глазами. – Все эти годы люди из ООП были нашими большими друзьями, обучали нас, поддерживали, снабжали оружием.
– Потому что теперь ООП станет поддерживать Хомейни, – все так же терпеливо объяснил Ракоци. – Разве Хомейни не пригласил Арафата сюда на следующей неделе? Разве он не передал ООП здание израильской миссии в качестве их постоянной штаб-квартиры? ООП может поставить Ирану всех технических специалистов, которые нужны Базаргану и Хомейни, чтобы заменить израильтян и американцев – особенно на нефтяных промыслах. Ты же не хочешь, чтобы положение Хомейни упрочилось, а?
– Нет, но ООП нам так…
– Иран – не Палестина. Палестинцам следует оставаться в Палестине. Вы выиграли революцию. Зачем отдавать свою победу чужакам?
– Но ведь ООП была нашим союзником, – настаивал Фармад, и Ракоци обрадовался, что обнаружил изъян до того, как этому человеку была передана некоторая доля власти.
– Союзники, ставшие врагами, теряют свою ценность. Помни о главной цели.
– Я согласен с товарищем Дмитрием, – отозвался другой, голос его звучал взвинченно, глаза были холодными и очень жесткими. – Нам не нужно, чтобы ООП тут раздавала приказы. Если ты не хочешь его устранять, Фармад, его устраню я. Всех их, и всех собак с зелеными повязками тоже!
– ООП доверять нельзя, – сказал Ракоци, продолжая один и тот же урок, сея все те же семена. – Посмотрите только, как они все время виляют, хитрят, меняют позицию даже у себя на родине: в один момент заявляют, что они марксисты, в другой – что мусульмане, в следующий – заигрывают с архипредателем Садатом, потом нападают на него. У нас есть документальные свидетельства всего этого, – добавил он, с привычной ловкостью внедряя дезинформацию, – а также документы, доказывающие, что они планируют убийство короля Хусейна и захват Иордании, а потом заключение сепаратного мира с Израилем и Америкой. У них уже прошли тайные встречи с ЦРУ и израильтянами. На самом деле они вовсе не против Израиля…
Ах, Израиль, размышлял он, пока его рот выговаривал давно продуманный и подготовленный текст, насколько же ты важен для матушки-России, так чудесно усевшийся в этом котле – постоянный источник раздражения, который будет гарантированно приводить всех мусульман в бешенство до скончания веков, особенно этих шейхов с их такими богатыми нефтью вотчинами, который так же гарантированно будет натравливать всех мусульман на христиан, на нашего главного врага – твоих американских, британских и французских союзников, – при этом ограничивая их мощь и держа их и весь Запад в состоянии неустойчивости, пока мы захватываем жизненно важные куски пирога: в этом году – Иран, в следующем – Афганистан, потом – Никарагуа, дальше – Панама, следом – другие, всегда реализуя один неизменный план: обладание Ормузским проливом, Панамой, Константинополем и сокровищницей Южной Африки. Ах, Израиль, ты – наша козырная карта в мировой игре в «Монополию». Но мы никогда не выложим тебя на стол и не продадим! Мы не оставим тебя! О, мы позволим тебе проиграть много сражений, но не всю войну; мы позволим тебе умирать с голоду, но никогда не дадим умереть; мы позволим твоим соотечественникам-банкирам финансировать нас и, таким образом, свое собственное уничтожение; мы дадим тебе сосать из Америки кровь, пока она не сдохнет; мы укрепим твоих врагов – но не слишком – и поможем им трахнуть тебя всем скопом. Но не волнуйся, мы никогда не дадим тебе исчезнуть с лица земли. О нет! Никогда. Для нас ты – слишком большая ценность.
– Люди из ООП смотрят на всех свысока, слишком важничают, – мрачно заметил высокий студент. – Вежливого слова от них не услышишь, и они совсем не признают мирового значения Ирана и ничего не знают о нашей древней истории.
– Правильно! Они – тупые селяне, а сами паразитами присосались ко всем странам Ближнего Востока и Персидского залива, захапав себе все лучшие рабочие места.
– Верно, – согласился другой, – они хуже евреев…
Ракоци расхохотался про себя. Ему очень нравилась его работа, нравилось работать со студентами университетов – всегда благодатная почва, – нравилось быть учителем. Так ведь я учитель и есть, удовлетворенно думал он, профессор терроризма, власти и захвата власти. Хотя, наверное, я больше землепашец, крестьянин: бросаю семена в почву, поливаю, пестую, оберегаю их, потом собираю урожай, трудясь с утра до ночи круглый год, как и пристало крестьянину. Некоторые годы выдаются урожайными, другие – худыми, но каждый год я чуть-чуть прибавляю, становлюсь опытнее, мудрее, глубже узнаю землю, набираюсь еще больше терпения – весна-лето-осень-зима – хозяйство всегда одно и то же, Иран, всегда одна и та же цель: в лучшем случае сделать Иран частью России, в худшем – российским сателлитом для защиты моей священной родины. Став ногой на Ормузском проливе…
Да, думал он, наполняясь изнутри неземным, всепоглощающим, религиозным светом, если бы я смог подарить Иран матушке-России, моя жизнь не была бы прожита напрасно.
Запад заслуживает поражения, особенно американцы. Они такие идиоты, настолько эгоцентричны, но самое главное их качество – тупость. Не укладывается в голове, как этот Картер может не понимать значения Ормузского пролива вообще и Ирана в частности, и какой катастрофой обернется для Запада их потеря. Ах, каким ценным союзником для нас оказался Картер. Если бы я верил в Бога, я бы вознес молитву: Бог велик, Бог велик, защити нашего главного союзника, президента Гороха, дай ему переизбраться на второй срок! Если он будет президентом еще четыре года, мы положим Америку в карман и станем править миром! Бог велик, Бог…
Внезапно он похолодел. Он так долго притворялся мусульманином, что это прикрытие иногда брало верх над его внутренним я, и тогда он начинал задавать вопросы и сомневаться.
Все тот же ли я Игорь Мзитрюк, капитан КГБ, женатый на моей обожаемой Делоре, моей такой прекрасной армянке, которая живет в Тбилиси и ждет, когда я вернусь домой? Дома ли она сейчас, эта женщина, которая тайно, очень тайно, верит в Бога – Бога христиан, который ничем не отличается от Бога мусульман и евреев?
Бог. Бог, имеющий тысячу имен. А есть ли Бог?
Бога нет, сказал он себе, словно повторяя затверженный урок, и убрал эту мысль в ее ячейку, сосредоточившись на бунте, который должен был сейчас вспыхнуть.
Напряжение вокруг него уверенно нарастало, над огромной толпой студентов тут и там взвивались обозленные выкрики:
– Мы проливали кровь не для того, чтобы муллы захапали себе всю власть! Объединяйтесь, братья и сестры! Объединяйтесь под знаменами Туде…