— Да, это было бы очень мило. Вот моя визитка: если дадите мне интервью, гарантирую хорошую прессу. — Она протянула руку, и, дотронувшись до неё, Бартлетт ощутил, какая она теплая.
Горнт проводил гостя до двери, закрыл её, вернулся к столу и взял сигарету. Орланда поднесла ему спичку, задула её, а потом уселась в кресло, где сидел Бартлетт.
— Приятный мужчина, — заметила она.
— Да. Но американец, недалекий и очень самоуверенный тип, с которого, может быть, понадобится сбить спесь.
— Ты хочешь, чтобы это сделала я?
— Возможно. Ты читала его досье?
— О да. Очень интересно, — улыбнулась Орланда.
— Ты не должна просить у него денег, — резко сказал Горнт.
— Айийя, Квиллан, неужели я такая дура? — столь же резко проговорила она, сверкая глазами.
— Прекрасно.
— Зачем ему понадобилась ввозить контрабандой оружие в Гонконг?
— Действительно, зачем, дорогая? Может, кто-то лишь использовал его.
— Должно быть, это и есть ответ на вопрос. Будь у меня столько денег, как у него, я не пошла бы на такую глупость.
— Да, — согласился Горнт.
— О, а как я тебе в роли репортера на вольных хлебах? Мне кажется, получилось очень здорово.
— Да, но не следует его недооценивать. Он не дурак. И очень хитер. Очень. — Горнт рассказал о «Касале». — Что-то многовато для совпадения. Должно быть, у него тоже составлено досье на меня, причем подробное. Не так много людей знает, что мне нравится это место.
— Может, я тоже фигурирую в досье.
— Возможно. Смотри, не попадись с этим твоим репортерством.
— А, брось ты, Квиллан, кто из тайбаней, кроме тебя и Данросса, читает китайские газеты? А если кто и читает, всего, что в них есть, не упомнишь. Я уже написала пару колонок… «Наш специальный корреспондент». Если он даст мне интервью, могу записать его. Не волнуйся. — Она пододвинула Горнту пепельницу. — Все прошло удачно, да? С Бартлеттом?
— Превосходно. Ты попусту растрачиваешь свой талант. Тебе надо сниматься в кино.
— Так поговори обо мне со своим приятелем, пожалуйста, прошу тебя, Квиллан. Чарли Ванг — крупнейший продюсер в Гонконге и многим тебе обязан. У него сейчас снимается столько фильмов, что… Мне нужен лишь один шанс… Я могла бы стать звездой! Пожалуйста!
— Почему бы и нет? — сухо сказал Горнт. — Но не думаю, что ты в его вкусе.
— Я под него подлажусь. Разве я не сыграла именно то, что ты хотел, с Бартлеттом? Ведь я оделась как надо, по-американски?
— Да-да, конечно. — Горнт посмотрел на неё: — Ты прекрасно бы ему подошла. Думаю, между вами могло бы возникнуть нечто более прочное, чем простое увлечение…
Она вся сосредоточилась:
— Что?
— Вы могли бы сойтись лучше, чем фрагменты китайской головоломки. У тебя прекрасный характер, подходящий возраст, ты красива, умна, образованна, восхитительна в постели, сообразительна, и у тебя достаточно американского налета, чтобы ему не нужно было напрягаться. — Горнт выпустил кольцо дыма. — Из всех известных мне дам ты единственная, кто стоит его денег. Да, вы составили бы прекрасную пару… он был бы очень хорош для тебя, а ты могла бы сделать его жизнь значительно более яркой. Верно?
— О да, — тут же загорелась она. — О да, я бы это сделала. — Она улыбнулась, потом нахмурилась. — А как же особа, что приехала с ним? У них один люкс на двоих в «Вик». Я слышала, она красавица. Как быть с ней, Квиллан?
Горнт слегка улыбнулся:
— Как докладывают мои шпионы, они не спят вместе, хотя и больше чем друзья.
Её лицо вытянулось.
— Он не педик, нет?
Горнт рассмеялся. Сочным, раскатистым смехом.
— Я бы так с тобой не поступил, Орланда! Нет, уверен, что нет. У него просто какие-то странные договоренности с Кейси.
— А что это за договоренности?
Горнт пожал плечами.
— Но как же мне быть с ней? — снова спросила Орланда через некоторое время.
— Если Кейси Чолок мешает тебе, убери её. Ты же умеешь показать коготки.
— Ты… Иногда ты мне совсем не нравишься.
— Мы оба реалисты, ты и я. Верно? — категорично заявил он. Почувствовав в его голосе жестокость, она встала и, наклонившись через стол, поцеловала его.
— Ты дьявол, — промолвила она, чтобы успокоить его. — Это в память о прежних временах.
Его рука очутилась у неё на груди, и он вздохнул, вспоминая, наслаждаясь через тонкий материал теплом её тела.
— Айийя, Орланда, хорошие у нас были времена, верно?
Она стала его любовницей, когда ей исполнилось семнадцать. Он был у неё первым, и они оставались вместе почти пять лет. Так могло бы продолжаться и дальше, но однажды, когда он был в отъезде, она отправилась с молодым человеком в Макао, и ему доложили об этом. И он прекратил связь с ней. Раз и навсегда. Хотя у Горнта и Орланды уже была годовалая дочь.
— Орланда, — сказал он, когда она умоляла о прощении, — прощать не за что. Я раз десять говорил, что молодости нужна молодость и настанет день… Вытри слезы, выходи замуж за этого парня. Я дам тебе приданое и свое благословение… — Несмотря на все её слезы, он остался тверд. — Мы будем друзьями, — уверял он, — и, когда будет нужно, я позабочусь о тебе…
На следующий день весь жар скрытой ярости он обратил на молодого человека, англичанина, мелкого клерка в «Эйшн пропертиз», и за месяц пустил его по миру.
— Это вопрос чести, — спокойно объяснил он.
— О, я знаю, я понимаю, но… что же мне теперь делать? — причитала она. — Завтра он уезжает в Англию и хочет, чтобы я ехала с ним и вышла за него замуж, но я не могу сейчас выходить замуж, у него нет ни денег, ни будущего, ни работы…
— Вытри слезы и отправляйся за покупками.
— Что?
— Да-да. Вот тебе подарок. — Он вручил ей билет первого класса до Лондона туда и обратно на самолёт, которым молодой человек летел в туристическом классе. И тысячу фунтов хрустящими десятифунтовыми купюрами. — Накупи себе красивой одежды и сходи в театр. Для тебя забронирован номер в отеле «Коннот» на одиннадцать дней — тебе нужно будет только подписать счет, — дата возвращения подтверждена, так что желаю хорошо провести время и вернуться веселой и без проблем!
— О, спасибо, Квиллан милый, о, спасибо… Я так виновата. Ты меня прощаешь?
— Прощать не за что. Но если ты ещё хоть раз заговоришь с ним или увидишься наедине… я навсегда перестану быть твоим другом и другом твоей семьи.
Она рассыпалась в благодарностях, сквозь слезы проклиная себя за глупость и призывая кары небесные на того, кто её предал. На следующий день молодой человек пытался заговорить с ней и в аэропорту, и в самолёте, и в Лондоне, но она лишь осыпала его проклятиями и посылала прочь. Она поняла, на чем покоится её чашка риса. В тот день, когда она улетела из Лондона, молодой человек покончил жизнь самоубийством.