— Госпожа Ошиба и Киритсубо-сан хотят знать, как вы себя чувствуете.
— Ах! — Блэксорн посмотрел на них. Теперь он заметил, что они одеты по всем правилам: Киритсубо вся в белом, только зеленый шарф на голове. Кимоно Ошибы темно-зеленое без рисунка и украшений, на ней еще большой платок из тонкой белой ткани.
— Лучше, благодарю вас… — На душе у него при виде одежд белого цвета стало тревожно. По освещению снаружи он понял, что время подходит к рассвету, а не к сумеркам. — Доктор-сан, скажите, пожалуйста, я что, спал целый день и целую ночь?
— Да Анджин-сан. День и ночь. Ложитесь, прошу вас. — Доктор взял Блэксорна за кисть своими длинными пальцами и сжал их, щупая пульс, — кончиками пальцев он пробовал девять ударов: три на поверхности, три в середине и три в глубине, как учила с незапамятных времен китайская медицина.
Все в комнате ждали его решения. Доктор удовлетворенно кивнул.
— Кажется, все хорошо, Анджин-сан. Тяжелых повреждений нет, вы меня понимаете? Сильные головные боли, да? — Он подробно объяснил все госпоже Ошибе и Киритсубо.
— Анджин-сан, — обратилась к нему госпожа Ошиба. — Сегодня похороны Марико-сама. Вы поняли — похороны?
— Да, госпожа.
— Хорошо. Сразу после того, как рассветет. Вы имеете право пойти, если хотите. Вы понимаете?
— Да… Думаю, что да… Если можно, я бы пошел.
— Очень хорошо. — Ошиба поговорила с доктором, попросила его еще лучше следить за состоянием больного. Потом, вежливо поклонившись Киритсубо, улыбнулась Блэксорну и вышла.
Киритсубо подождала, пока она уйдет.
— Как вы, Анджин-сан? Как себя чувствуете?
— Голова болит, госпожа… Прошу меня извинить…
— Простите меня, я только хотела поблагодарить вас. Вы меня понимаете?
— Это долг… Я только выполнял свой долг… Не повезло… Марико-сан погибла…
Кири почтительно поклонилась ему.
— Нет, повезло… Ох, нет, не повезло… Благодарю вас, Анджин-сан. За нее… за себя… за всех… Мы еще с вами поговорим. Благодарю вас. — Она вышла.
Блэксорн собрался с силами и встал на ноги. Боль в голове была так чудовищна, что вызвала желание закричать… Он сжал губы в тонкую линию… В груди ломило, желудок бурлил… Но через некоторое время желудок пришел в норму, тошнота прошла… Правда, во рту остался противный привкус… Он направился вперед, подошел к окну, взялся за подоконник, стараясь перебороть тошноту, подождал, прошелся туда-сюда… Головная боль и тошнота не проходили.
— Все нормально, спасибо… — Он с облегчением снова сел.
— Вот выпейте это — вам станет лучше. Установите хара. — У доктора была добрая улыбка. Блэксорн выпил и задержал дыхание, — запах был как у древнего птичьего помета и заплесневелых водорослей, смешанных с гниющими листьями, в жаркий летний день, вкус был еще хуже.
— Пейте. Сразу станет лучше, а пока прошу меня извинить.
Блэксорн снова сжался, но заставил себя сделать глоток.
— Скоро станет лучше, извините.
Пришли женщины-служанки, причесали его, уложили волосы, парикмахер побрил. На руки и лицо положили горячие полотенца. После всего этого он почувствовал себя намного лучше. Другие слуги помогли ему одеться в обычное кимоно и крылатую накидку. Принесли новый короткий меч в ножнах.
— Подарок, господин. Подарок от Киритсубо-сама, — объяснила служанка.
Блэксорн принял меч и засунул за пояс вместе с боевым мечом, тем самым, который подарил ему Торанага, — рукоятка была расщеплена и чуть не сломана — он ведь бил ею о засов. Он вспомнил, как Марико стояла спиной к двери… Потом ничего не мог вспомнить до того момента, как он стоял над ней на коленях и смотрел, как она умирала… И снова провал — вот до этого момента…
— Простите, мы в главной башне? — спросил он капитана серых.
— Да, Анджин-сан. — Капитан с почтением поклонился, короткий и толстый, как обезьяна, и, пожалуй, не менее опасный.
— Почему я здесь?
Капитан улыбнулся и вежливо перевел дыхание.
— Так приказал господин генерал.
— Но почему — здесь?
Самурай повторил, словно попугай:
— Так приказал господин генерал. Извините, вы меня понимаете?
— Да, благодарю вас, — устало ответил Блэксорн. Когда он наконец был готов, то почувствовал себя ужасно. Зеленый чай немного помог ему, потом слабость снова навалилась и его все-таки вырвало в блюдо, которое подставила служанка… Грудь и голова при каждом спазме пронзались горячими красными иголками…
— Извините, — терпеливо предложил доктор, — вот, пожалуйста, выпейте…
Он выпил еще этого варева, но оно не помогло. К этому времени рассвет уже разлился по всему небу. Слуги сделали ему знак и помогли выйти из большой комнаты. Охрана шла впереди, остальные — сзади. Так они спустились по лестнице и вышли во двор, где их ждали носилки с новой охраной. Он с удовольствием вошел в паланкин. По приказу капитана серых носильщики подняли паланкин, и, сопровождаемые охраной, они присоединились к процессии из паланкинов, пеших самураев и дам, тянущейся по лабиринту улиц замка к выходу. Все были одеты в самое лучшее. Некоторые женщины — в кимоно темных цветов, с белыми шарфами на голове, другие — во всем белом, только шарфы цветные.
Блэксорн отдавал себе отчет в том, что за ним наблюдают. Он сделал вид, что не замечает этого, пытался выпрямить спину и придать лицу равнодушное выражение, молясь, чтобы его не настигла снова та же слабость и он не опозорился, но боли все усиливались…
Кортеж петлял между укреплениями крепости, вдоль тысяч самураев, вытянувшихся молчаливыми рядами… Никого не окликали, не требовали документов. Похоронная процессия проходила один пост за другим, не останавливаясь у опускных решеток и рвов с водой. Когда миновали ворота и, оказались за основными укреплениями, Блэксорн вдруг заметил, что серые стали более бдительными, внимательно изучали всех, оказавшихся поблизости, старались держаться к нему вплотную. Он немного успокоился, — вспомнил, что бросается в глаза. Наконец процессия пересекла открытый участок, прошла по мосту и поднялась к назначенному месту — на площадке, недалеко от берега реки. Площадка имела размеры триста на пятьсот шагов. В центре — яма в виде квадрата, со стороной пятнадцать шагов и глубиной пять, заполненная дровами. Над ямой устроена высокая крыша из циновок, покрытых белым шелком, кругом — стены из белых холстов, висящих на бамбуковых шестах; стены указывали точно на восток, север, запад и юг; в середине каждой стены — маленькие деревянные ворота.
— Ворота для того, чтобы душа могла проходить в них при полете на небо, — объяснила ему Марико в Хаконе.
— Давай лучше поплаваем или поговорим о чем-нибудь более веселом.
— Вот и дай мне закончить — это как раз очень весело. Наши похороны очень важны для нас, так что вам следует все знать о них, Анджин-сан.