Еще о женьщинах - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Ильенков cтр.№ 35

Её окончательно развезло, и она заявила, что больше не может без живой крови. Для храбрости она приняла целый стакан и полоснула лезвием по руке. Удар был удачным, и кровь потекла довольно обильно, тут она и кончила, хотя и не по-женски, и струйка спермы потекла по ноге, и она уже без особой охоты попила крови, с грехом пополам смазала грязную окровавленную руку йодом и завязала салфеткой, а минут через пять отрубилась прямо на полу.

Ну а поутру, как всегда, оказалось, что ни шиша, как всегда, не оказалось. И что если кто-то и отрубился, то это был лирический герой, а вовсе, наоборот, не Бастинда. Потому что баба завсегда хитрее. Не очень болел порез на руке, с той разницей, что их было семь. Спал он в нормальной кроватке, в люлечке, в санешечках, где угодно, но никак не на полу. На котором валялся испачканный калом измятый листок, на котором коричневыми расплывающимися буквами было написано: «ЖИЛ ГРЕШНО УМЕР СМЕШНО». А был ведь и лифчик, дамские трусики, две сиськи из-под пива и какие-то невероятно грязные бабские одежды.

Кроме того, трудно было не заметить безобразия на столе. Там друг напротив друга стояло одно зеркало со вписанной губной помадой в знак Сатурна козьей мордой и лежали осколки (причём очень мелкие, поэтому непонятно, с чего изображением на них той же губной помадой) другого зеркала. О котором Земля забыла. Кроме того, лирический герой, по-прежнему грязный и раскрашенный, обнаружил листок бумаги, на котором коричневыми расплывающимися буквами было написано:

Бастинда, Бастинда, Бастинда, Бастинда,

Бастинда, Бастинда, Бастинда моя!

Бастинда моя, не тебя я люблю, а

Тебя не люблю я,

Бастинда моя!

Между тем наличествовало Прощёное воскресенье. Опохмелившись, он позвонил всем своим малознакомым и попросил пощады, потом сбегал в кулинарию за блинами (сам не пёк, потому что и вообще-то руки неверно приросли, да ещё спьяну, всякий, блин, комом!) и прочими припасами.

Поставил на стол водки, коньяку, грибки, селёдку, кильки… кильки, я должен вам сказать, поражающие. Зернистая икра, и, кажется, недурная! На сковородке грелись блины. С маслом и сметаной. И с икрой, добавьте.

Он готовился разыграть весёлую сценку — импровизированную инсценировку рассказа Аверченко «Широкая масленица», где жадный хозяин налегает на водку под кильки, а бесцеремонный гость — на коньяк, закусывая его столовыми ложками икры, но это показалось ему неинтересно. Гораздо интереснее разыграть не так, как было в рассказе, а проследить возможную бифуркацию событий. Что было бы, если бы сработали обе модели поведения — и хозяина, и гостя?

Вот он входит и, слыша: «Водочки перед блинками, а? Хе-хе-хе!», не просит коньяку, а покорно пьёт водку, кушает тающую во рту селёдку, блины с маслом и сметаной и так далее. А потом проделывает всё по второму кругу в соответствии со вкусами гостя.

К середине первого круга он уже окосел, потому что в тексте было указано три вида дешёвых холодных закусок, что потребовало трёх рюмок. Затем подали блины, от которых одной рюмкой не отделаешься, а ведь в желудке надо было оставить место и для второго круга бифуркации событий. В круге втором, по его замыслу, хозяин, видя, как безжалостно гость расправляется с коньяком и икрой, решает не отставать и пошиковать хоть за свой счёт и, соответственно, тоже жрать икру ложками и коньяк по пол гранёного стакана зараз.

И что?! И почему всё так плохо?! Он же любил её и страдал. Да, он типа не хотел детей. А ты уверен?

А зачем тогда ты искал всегда последней близости? Не только в переносном, сексуальном смысле, а в прямом — полной физической близости. Для чего ты с упорством, достойным (хотя едва ли) лучшего применения, хотел непременно спать с ней, носить одну одежду — футболки, трико, носки, шарфы, свитерки, шлёпанцы, джинсы, что там ещё есть унисексуального, слишком мало. Мало спать с ней в одной постели по разные стороны стены. Нужно спать, тесно прижавшись и переплетясь, даже когда спиной к спине, всё равно прижаться затылками. Ладонь на ладонь, ступня к ступне, и чтобы обязательно перепутались волосы. Непременно нужно есть и пить с ней из одной посуды, пользоваться одной расчёской, одним полотенцем, одной зубной щёткой! Разгрызать для неё скорлупу и кормить орехами! Ты же никогда не жуёшь жевательную резинку! За единственным исключением — если она уже не пожевана ею. Ты же не ешь ничего сладкого, кроме конфет, побывавших уже у неё во рту.

И даже выделения. Нет, не даже, а в особенности! Секс в сауне — это утомительно и вообще беспонтово во многих отношениях. Кроме одного — нигде не сливается в таких количествах ваш пот. Смешно это или наоборот, но признайся, что тебе доставляет смутное удовольствие помочиться с ней в одну ёмкость. Признаюсь.

А тебе не кажется, что ты всё это время хотел ребёнка? Но ты же хотел полного неразличения тел, а ребёнок — это оно и есть. Да ты гонишь. Да не гоню я, Стёпочка.

Ты думал, зачем дети? Чтобы хотеть жену, больше незачем? Она должна младенца выкормить, а потом ты должен его проглотить и начинить её новым, чтобы всегда-превсегда была она босиком беременная на кухне. Затем, что так она тебе мила. И значит, ты её любишь, ты же — цель, воплощённая гармония, а гармоничный человек немыслим без любви. И она должна любить тебя, а не какого-то маленького уродца! Да, думаешь ты, так и было в трушные времена, когда крестьянка или дворянка всегда зачинала, носила и кормила и всегда была мужу желанной, а дети от украдки пухли и дохли. Вот потому тогда мы совершали безумные поступки и залазили к женщинам в окна.

А хорошо ли всё это? Мёртвая река — это безобразие, потому что дети должны быть. Тут разность потенциалов, между которыми проскакивает чёрная молния. Между потенциалами серафической девушки, которая на самом деле лишь подросшая реинкарнация маленькой девочки, и страшной всемогущей женщины, то есть по-нашему, по-фрейдовски, между твоей матерью и дочерью.

И тогда понимаешь, что ни матери тебе, ни дочери не надо, потому что это мёртвые потенциалы, а надобно живую разность, вот именно примерно такую молодую и прекрасную, ангелическую, но одновременно животную женщину. И я тут не про потенциалы, а таки про разность! Ну ладно, это ты не поймёшь, я и сам-то не понял, что сказал.

Но ведь согласен же ты, если не сознанием, то телом, что настоящая женщина — это только беременная и кормящая? Согласен, уж я-то знаю. Я вижу это невооружённым взглядом. И если нет в жизни счастья, то только потому, что нельзя иметь женщину одновременно беременную и кормящую.

Но лично ты ещё более несчастен. Потому что ты, так боясь детей, не можешь иметь этого даже по отдельности. У тебя никогда не будет кормящей женщины, и ты не узнаешь, как на самом деле прекрасна на ощупь непраздная грудь под халатиком с засохшими пятнами молока. Не узнаешь, хотя всю сознательную жизнь это воображаешь. Ты сдохнешь, и на твоей могиле аршинными английскими буквами будет высечено: «HERE LIES MAN WHO NEVER SCORED A PREGNANT».

Известно, что великого императора Александра Вильбердата при виде ребёнка тут же начинало рвать, но это нисколько не мешало ему быть очень хорошим человеком. Однако нигде не сказано, что он был хорошим мужчиной, тем более — гармонической личностью, осуществившейся целью истории. Склонность к детям почти то же, что склонность к зародышу, а склонность к зародышу — почти то же, что склонность к испражнениям. С этим не поспоришь, но у лирического героя в этом смысле всё было в порядке, он испытывал склонность и к тому, и к другому, и к третьему. Классик сказал: «О детях я точно знаю, что их не надо вовсе пеленать, а надо уничтожать. Для этого я бы устроил в городе центральную яму и бросал бы туда детей. А чтобы из ямы не шла вонь разложения, её можно каждую неделю заливать негашёной известью». Классик неправ, как распоследняя нутрия. Во-вторых, чтобы не париться с ямой, да ещё с почему-то негашёной известью, хотя достаточно простой хлорки, детей достаточно поедать. А во-первых, хлеба к обеду в меру бери, хлеб — драгоценность, им не сори! Потому что жизнь без детей — это не жизнь. А полуголодное существование. Котёнок. Был один котёнок, хвостик тонок. Очень хорошенький, даже почти не блохастый. Он умильно тыкался мордочкой в блюдце с молоком, и герой с умилением наблюдал за ним. Но потом пришла жена и решительно потребовала забрать эту дрянь обратно, иначе она просто выкинет его на помойку или утопит в сортире. В ответ же на упрёк в жестокосердии она расплакалась и закричала, что она не может ребёночка родить, а тут будет всяких котят холить и лелеять! Пусть его лелеет его драная кошка, а она могла бы найти лучшее применение своей любви и нежности! И муж прекрасно понял чувства жены, и она уже не казалась ему злой мегерой.