Холодно-горячо. Влюбленная в Париж - читать онлайн книгу. Автор: Юмико Секи cтр.№ 34

Во Франции я надеялась встретить свободные, индивидуальные умы, рождавшиеся из восхитительной сумятицы взглядов. Что может быть более заманчивым, чем оказаться на земле, взрастившей Декарта, Вольтера и маркиза де Сада?

Я объявила Масато о своем решении уехать. Теперь у меня была цель, сложный рубеж, для преодоления которого потребуются все силы. Ежегодно во Францию отправлялся лишь один человек Мне нужно было посвятить все свободное время подготовке к конкурсу, и я больше не могла развлекаться по вечерам.

Масато восхищался моей целеустремленностью и сразу же одобрил такое решение. У нас не произошло болезненного разрыва, мы просто отдалились друг от друга.

Помимо университетских занятий я стала посещать Французский институт в Токио, чтобы улучшить знание языка. Выстроенный в одном из старых кварталов вокруг сада с лужайкой, институт выглядел как бы рамкой для этой восхитительной картины. Каждую среду там показывали французские фильмы, улучшавшие мою языковую практику. Я была еще не искушена во всех языковых тонкостях, но моя страсть преодолевала все трудности.

Занятия вели французские преподаватели. Половина из них была привлечена министерством специально для этой работы; другая половина состояла из переквалифицировавшихся выпускников военных училищ. Патрис, со своими всклокоченными волосами, неухоженной бородой, круглыми очками и бесформенными свитерами — яркий образчик поколения 1968-го, — тем не менее был весьма сведущ в литературе. Он принадлежал к первой категории. Кажется, был холостяком. Не очень красив, но проницательный взгляд делал его привлекательным.

Патрис был неожиданно назначен на работу в Токио, в тот момент, когда готовился отправляться в Каракас. Дзен-буддистская культура его не особенно интересовала, так же как и японская мораль подчинения. Вначале он был немного сбит с толку, но быстро освоился на новом месте благодаря огромной любознательности. Ему нравились маленькие улочки в центре Токио, на которых можно было безо всяких опасений оставлять велосипед, а также бистро, где подавали саке и публичное употребление алкоголя не осуждалось. Правда, он так и не полюбил суши. Это было не так уж страшно: преподавательская надбавка за работу вдали от своей страны позволяла ему покупать камамбер и сосиски, доставляемые дважды в неделю рейсами «Эр Франс».

Самые прилежные студенты собирались на уроках Патриса, где в качестве учебного материала использовались скетчи Колюша [9] или Раймона Дево. Записанные на магнитофонную пленку неважного качества, их резкие голоса рассказывали какие-то невнятные истории, прерываемые аплодисментами. Мне казалось, что у французов какой-то сверхчеловеческий слух, позволяющий различать в этом потоке отдельные слова и улавливать их смысл.

Патрис помогал нам расшифровывать скетчи, фразу за фразой, потом заставлял повторять их с той же интонацией, что и юмористы. Я выучила наизусть реплики Софи Домье для спектакля, который мы разыгрывали по ролям. Это был странный метод, но действовал он превосходно, позволяя нам усваивать настоящий разговорный язык современных французов.

По средам Патрис никогда не пропускал киносеансов, проходивших в институте. «Дети рая» каждый раз собирали полный зал. Трюффо и Роме тоже восхищались этим фильмом. Субтитры помогали нам освоиться с устной речью. Восторженный поклонник Годара, Патрис заставил меня разделить свою страсть к «Безумному Пьеро» и «Безразличию».

Он также открыл мне мир белота, [10] верлана [11] и поэзии Лео Ферре. Эти типично французские развлечения, неизвестные у нас, обладали для меня притягательностью тайного сокровища.

Время от времени Патрис после окончания занятий открывал бутылку бордо. Ученики приносили какую-нибудь закуску. Однажды вечером, за этим импровизированным ужином, он сказал мне:

— Ты неправильная японка.

— То есть как это?

— Я заметил, что ты смотришь мне в глаза. У вас так не принято; это невежливо.

Я даже не отдавала себе в этом отчета. Должно быть, бессознательно переняла французскую манеру.

— Ты считаешь, что это плохо?

— Нет, совсем наоборот!

Конечно, Патрис на свой манер ухаживал за мной — с застенчивостью, которая контрастировала с его интеллектуальной самоуверенностью. Впрочем, галантность от рождения изначально присуща всем французам. Его ответ доставил мне удовольствие: в его глазах отличие от большинства было достойным качеством. Я была воодушевлена, и мое стремление попасть во Францию усилилось.

После года интенсивной подготовки я прошла конкурс и добилась стипендии. Обезумев от радости, я сообщила Патрису эту новость. Он поздравил меня, но при этом совершенно не казался удивленным.

Масато, в свою очередь, узнав об этом, тут же позвонил мне после перерыва в несколько месяцев. Мы встретились в кафе недалеко от его дома, куда прежде часто ходили с друзьями. Масато был очень рад за меня. Он со своей стороны успешно поступил в интернатуру.

— Через год, — объяснил он, — я закончу учебу. Потом три-четыре года поработаю в клинике у отца, а после займусь собственной практикой. Через год самое сложное будет уже позади, и ты к тому времени вернешься. Я буду тебя ждать. И я бы хотел, чтобы после возвращения ты вышла за меня замуж.

Он предложил мне выйти за него в тот момент, когда я сообщала об отъезде! Растроганная таким оптимизмом, я не ответила отказом, но в глубине души не слишком поверила в это предложение. Японская пословица гласит: «Судьба смеется над тем, кто говорит про следующий год». Я улетала на свободу, словно птица, выпущенная из клетки. Возвращаться обратно казалось мне безумием.

Какой я буду через год?

Париж, сентябрь 1980-го

Год завершился, и у меня не хватало духу оценить приобретенный опыт Один год — это слишком мало. Едва освоившись, я уже должна была уезжать.

В течение этого года я редко писала своим друзьям в Токио и почти никогда не вспоминала о них. Я жила лишь настоящим. А теперь нужно было заново осваивать спряжения в других временах.

В Токио мама с нетерпением ждала меня. Должно быть, она даже не сомневалась в моем возвращении. С самого моего отъезда не проходило и недели, чтобы я не получала от нее письма. Отвечала я не слишком часто, но она продолжала описывать жизнь нашего квартала и присылать мне газетные вырезки.

Я знала, что по возвращении мама буквально затопит меня потоками нежности и заботы, которые она копила в себе целый год, и для нее не будет большего счастья, чем заниматься повседневными делами вместе со мной: ходить за покупками, прибираться в доме, готовить обед, устраивать чаепития с пирожными. Я уже представляла себе ее радостное лицо, и от этого у меня становилось теплее на душе.