И так думал, и этак. Приглядывался к каждому. Уже май наступил, а все искали, не бросали. Всем нервы потрепали и ничего не нашли. Ничего. А все дворы на улице обошли с коккер-спаниелем Баксом, натасканным на всякий терроризм. Никаких гранат с минометами, динамиту в ведрах и патронов в ящиках. Ничего не нашли. Кому же охота в тюрьму садиться? А никому. Чего там хорошего? Кроме бесплатного обеда, конечно. Дела-а-а…
А Эдуард высох еще больше и все вспоминал про странности, которые, возможно, предваряли всю эту печальную историю. Мучился, не спал, не ел, воду пил охлажденную, вспоминал.
Ну, какие там странности? Все было как всегда. Все. Одни и те же лица, одни и те же люди, утром на службу, вечером домой. На режимном объекте не может быть странностей, любая странность там – это ЧП.
Никто не угрожал.
Вот и вчера, к примеру, как и в то утро, когда взорвали Любу, на самом краю улицы также стоял, опираясь на огнетушитель, дед Ефим Гаврилыч.
Чего он с этими огнетушителями делает? Может, в цветмет сдает?
Генерал Бересклетов вспоминал-вспоминал, вспоминал.
И снова еще одно утро началось, как обычно. Генерал встал, умылся, оделся, собрался на службу. Дорога дальняя. И снова на развилке трех улиц увидел Голозадова Ефима Гаврилыча. Дед стоял, облокотившись на большой красный огнетушитель, и, разглядев Бересклетова за рулем, замахал, улыбаясь:
– Эй, генерал! Подкинь до Осинников.
Эдуард Борисович не остановился, ехал на скорости, потом пожалел старика, хотел вернуться, но спешка-спешка.
Потом подумал, что сходит с ума, может, привиделся ему дед, и нет никакого деда? Вчера этот дед с огнетушителем, сегодня опять дед. Кретинизм какой-то…
И прямо из машины позвонил полковнику Шафранову на домашний телефон ввиду утреннего времени.
И говорил назло своим стихийным мыслям кратко и спокойно. Служба. Привык. Эмоции генералов не захлестывают, в телефонных переговорах по крайней мере.
– Кто? – поперхнулся, видимо, чем-то горячим Шафранов. – Голозадов? Огнетушители, говорите? Проверим.
И проверили. В тот же вечер.
И до сих пор некоторые, кто проверял избушку, баню, двор и сарай деда для кур, находятся в трансе.
На первый взгляд, не нашли ничего особенного. Крамолы никакой не было. Дом старика… Коккер Бакс обнюхал все, до чего дотянулся мокрым носом, пожал ушами и потрусил к машине, в которой его ждала хозяйка – лейтенант Истомина.
Дед сидел на лавочке, опираясь спиной о бревна своего дома, и не шевелился, только глазами водил за милиционерами.
– Зачем вам столько огнетушителей, Гаврилыч? – спросил уже в пятидесятый раз деда Ефима участковый Кладовкин.
У деда во дворе горкой лежали то ли восемнадцать, то ли девятнадцать пустых огнетушителей разных калибров. Другую половину двора занимало прошлогоднее сено и початый мешок карбида. И полная дождевой водой бочка стояла напротив двора, с лягушкой и головастиками.
– Зачем вам столько огнетушителей, какой с них прок? – присев рядом с дедом, начал с конца участковый.
Дед пожевал губами, на старом каленом лице что-то шевельнулось, какая-то еще живая мышца.
– Зачем?
– А я почем знаю? – моргнул дед. – Вот, может, продам.
– Кто же их купит?
– Кому надо – купят. Вот ты купи, – дед посчитал в уме. – Оптом все и бери.
– Так они же пустые, – постучал ботинком по огнетушителю участковый.
– Ну, так! Полные, чай, всякий купит, а… и на всякий товар свой купец найдется.
– Ну, дед! А чего ты с ними на улице стоишь? Куда возишь?
– Я? Когда? – удивился дед.
– Вот жалуются на тебя, – начал участковый и не закончил.
– А я их не ворую, – отбрился дед. – На свалке взял и приволок.
Так бы и продолжался этот бесперспективный разговор, пока кому-нибудь не захотелось спать, но время шло, а ничего подозрительного по сути обнаружено не было. Пока лейтенанту Иншакову не пришла шальная мысль заглянуть в каждый из восемнадцати огнетушителей, что он с небывалым рвением и проделал. И в четырех из восемнадцати обнаружил странный наполнитель: сверху пусто, потом шло сено, а на самом дне бултыхалась вода с головастиками и цветущие ветки смородины. Дурдом.
Девятнадцатый огнетушитель был новый.
Наступила ночь. В мае ночи холодные. Судили-рядили, звонили полковнику Шафранову, а где-то в половине первого ночи погрузили в одну машину деда, сели сами, в другую закинули четыре огнетушителя с сеном, ветками и водой, карбид в бумажном початом мешке и кадушку воды с головастиками.
А с утра начали кумекать и выяснять, что же это, зачем и с какой стати? Опять же генерал Бересклетов звонил, интересовался.
Дед, не будь дураком, притворился старым. Мол, я дряхлый дед. Отвяжитесь! Не слышу ничего! Дайте спокойно умереть, а сам, между прочим, до сих пор таблицу умножения помнил!
Его следователь прокуратуры Ладный на этой таблице и поймал:
– Сколько, – говорит, – дедушка, будет семью восемь?
Дед смело:
– Сорок восемь!
Следователь Ладный аж побелел:
– Соображаешь, дед! Я и то не знаю, а ты огурцом. А ну признавайся, старый, ты адскую машину генеральше под днище приспособил?
– Чево? – посмотрел на Ладного дед. – Дурак ты. Под днище! Чего удумал…
– А что ты в огнетушителях намешал? Сено-солома там.
– Перегной, – пожал плечами дед.
– Нестыковочка. Много ли там перегною поместится?
– Мне хватает, – обескуражил следователя дед Голозадов. – Мне домой пора. Курей кормить. И не ел я еще, у вас тут кормить собираются?
Дед поел, попросился в туалет, не выходил оттуда целый час. Потом вышел, привели его в кабинет, а дед молчит. Не в настроении.
Следователь Ладный опять нашелся:
– А сколько, Ефим Гаврилыч, будет трижды шесть?
– Двадцать шесть, – смело ответил дед.
– Вот именно! А ну признавайся – ты иномарку взорвал?
Деду надоело, он встал, посмотрел на Ладного как на дурака и пошел домой. И почти вышел, но его вернули. И палку отобрали, которую дед уважительно звал третьей ногой.
Такое время. Ни с кем теперь не церемонятся. Прав – не прав, виноват или вообще святой – задержали, будешь сидеть как миленький.
Где-то через неделю сиденья в Соборском СИЗО дед выдал-таки тайну содержимого огнетушителей.
– Делается все простенько, даже ребеночка делать сложнее, – пояснил, крякая, дед. – Берешь огнетушитель. Старый. Открываешь, вытаскиваешь из него использованный «стакан». – Дед оглядел внимающих милиционеров и увлеченно продолжал: – На треть заливаешь водой, кипятить не обязательно. Кладешь туда же ломаных веток в эту воду, на ветки – сухое сено, а сверху насыпаешь два кило сухого карбида. Все!