Ангел на мосту - читать онлайн книгу. Автор: Джон Чивер cтр.№ 20

Ларри воскликнул: «Ради бога, простите!» — затворил дверь и вернулся в свой кабинет. Голые женщины были ему не в диковинку, но такой ослепительной красоты ему не доводилось встречать ни разу. Он не мог забыть жемчужной, лучезарной белизны ее кожи. Пафос и красота этого женского тела обосновались в его памяти прочно, как обрывок мелодии. Он увидел то, что ему видеть было не положено, и в остановившемся взгляде, которым миссис Вуйтон встретила его появление, было что-то нечистое и сатанинское. Он знал — и никакие доводы разума не могли поколебать этой его уверенности, — что допустил роковую оплошность, что поступок его повлечет за собою неминуемую кару. В пылу открытия, движимый рвением к делу, он без стука ворвался в кабинет своего начальника. Такое рвение в собственных глазах его было достойно похвалы, и уж во всяком случае в нем не было ничего предосудительного. Отчего же тогда это чувство, будто над головой его собираются тучами беды, катастрофы, несчастья? Человек по самой природе своей похотлив, и то, что Ларри довелось нечаянно подсмотреть, должно быть, в этот же час происходило во множестве множеств деловых кабинетов Нью-Йорка. Он оказался невольным свидетелем самого заурядного явления уговаривал себя Актеон. Но тут же спохватывался, ибо в сверкающей белизне ее кожи, в магнетическом и остром взгляде ее глаз не было ничего заурядного. Вновь и вновь говорил он себе, что не сделал ничего предосудительного, однако через все его мысли о справедливости, через все привычные представления о добре и зле пробивался упорный и унылый голос простой житейской мудрости, и голос этот утверждал, что Ларри Актеон видел нечто такое, чего видеть ему было не след.

Вернувшись на свое место, он весь остаток дня диктовал письма и разговаривал по телефону — ничего другого делать он не мог. Он пытался пристроить потомство своей финской овчарки. Зоологический сад в Бронксе не проявил никакого интереса к новой породе. В клубе собаководов сказали, что они не занимаются ублюдками. Вспомнив, что в ювелирных лавках, универсальных магазинах и картинных галереях обычно держат для охраны свирепых собак, он принялся названивать всюду — в Мейси, Картиерс, Музей современного искусства, — но у всех у них уже были собаки, и новых не требовалось. Последний час своего трудового дня он провел за привычным занятием скучающих неудачников — всей этой огромной армии парикмахеров, у которых никто не стрижется и не бреется, торговцев антикварной мебелью, которую никто не покупает, страховых агентов, у которых никто не страхуется, галантерейщиков, которые не сводят концы с концами, — он провел этот час у окна, как они, провожая взглядом еще один прекрасный уходящий день. Всем своим существом ощущал он смутную угрозу, что нависла над его благополучием, и ни кипучий темперамент, ни здравый смысл, которым он был так щедро одарен, не были в состоянии рассеять это чувство.

В семь часов вечера Ларри должен был присутствовать вместе с другими членами правления на деловом обеде в одном из домов Ист-Сайда. Еще с утра он захватил с собой вечерний костюм, с тем чтобы не заезжать домой; хозяин дома, в который он шел, предложил ему у него же принять ванну и переодеться перед обедом. В пять часов вечера Ларри вышел из своего кабинета и, чтобы убить время и — по возможности — вернуть себе бодрость духа, решил две-три мили пройти пешком. На углу Пятьдесят седьмой улицы он взглянул на часы, увидел, что у него все еще много времени в запасе, и зашел в бар. Это было одно из тех заведений, в которых одинокие женщины чувствуют себя так уютно. В час коктейлей они стекаются сюда из близлежащих домов после дня, проведенного в одиноком общении с хересом. Одна из посетительниц привела с собой собаку. Собака (это была такса) бросилась на Ларри. Она рванулась к нему с такой силой, что сдвинула с места стол, вокруг ножки которого был обмотан конец поводка, и протащила его несколько футов по полу; стоявшие на столе бокалы с коктейлем опрокинулись. Собака до Ларри не добралась, но переполох подняла порядочный; и Ларри пришлось отойти к другому концу буфетной стойки, подальше от дам. Собака пришла в невероятное возбуждение и наполнила комнату резким пронзительным лаем.

— Ну, что с тобой, Смоуки? Что с моим маленьким Смоуки? — вопрошала хозяйка собаки. — Разве это мой песик? Ай, Смоуки, я тебя не узнаю…

Такса не унималась.

— Вас, верно, не любят собаки? — спросил буфетчик.

— Напротив, — возразил Ларри. — Я все время вожусь с собаками и прекрасно с ними лажу.

— Удивительное дело, — продолжал буфетчик. — Никогда-то я не слышал, чтобы этот песик залаял! Она приходит сюда каждый день, все семь дней недели, и всегда приводит с собой собачку, и хоть бы раз та подала голос! Вы не хотите пройти в кафе?

— Иначе говоря, вы считаете, что я беспокою Смоуки?

— Видите ли, вы у меня здесь впервые, а это — мои постоянные клиенты.

— Извольте, — произнес Ларри не без пафоса и, держа в руке стакан, прошел в кафе, в котором не было ни души. Собака тотчас умолкла. Ларри допил свой стакан и посмотрел кругом: нет ли другого выхода из кафе — не через бар? Другого выхода не оказалось. Когда он проходил мимо Смоуки, тот снова к нему рванулся и успокоился только после того, как он ушел.

В доме, куда был зван Ларри, он бывал и прежде, но он позабыл точный адрес и рассчитывал, что узнает дом по парадному и вестибюлю. Однако, войдя в одно из парадных, он был поражен его схожестью со всеми вестибюлями подобного типа. Пол, выложенный черными и белыми квадратами, ложный камин, два кресла в английском стиле, пейзаж в рамке — все это было знакомо и вместе с тем походило на полдюжины вестибюлей, в которых Ларри доводилось бывать. Ларри спросил у лифтера, здесь ли живут Фулмеры, лифтер ответил, что здесь, и Ларри шагнул в лифт. Но вместо того чтобы поднять Ларри на десятый этаж, лифтер почему-то повез его вниз, в подвал. Должно быть, у Фулмеров ремонт или что-то в этом роде, подумал Ларри, и поэтому к ним удобнее подниматься грузовым лифтом. Двери лифта раздвинулись, и Ларри вступил в какую-то диковинную преисподнюю: кругом стояли мусорные баки, полные, с верхом, сломанные коляски и трубы, перевязанные обрывками асбестовой бумаги.

— Идите вон в ту дверь, сказал лифтер, — и поднимитесь по другому лифту.

— Но почему я должен пользоваться грузовым лифтом? — спросил Ларри.

— Так положено, — сказал лифтер.

— Я что-то не пойму, — настаивал Ларри.

— Вот что, — сказал лифтер, — отправляйтесь себе по черному лифту и перестаньте спорить. Ваш брат вечно норовит пролезть парадным ходом, точно вы здесь хозяева. В нашем доме этот номер не пройдет, так и запомните. Управляющий сказал, чтобы все товары доставлялись через черный ход, а у нас, например, слово управляющего — закон.

— Но я не посыльный, — сказал Ларри. — Я гость.

— А это у вас что за пакет?

— Это не пакет, а мой вечерний костюм. Извольте же поднять меня на десятый этаж к Фулмерам.

— Простите, мистер, а я было принял вас за посыльного.

— Я член правления банка, специалист по вексельным операциям, объявил Ларри. — Мы сейчас будем обсуждать вопрос о подписании векселя на сорок четыре миллиона долларов. А у самого у меня на личном текущем счету девятьсот тысяч долларов. Я живу в Буллет-Парке, у меня там дом в двадцать две комнаты, свора собак, две верховые лошади и трое детей — все учатся в колледжах. У меня яхта — двадцать два фута! Пять автомобилей!