ЫВИЛСУРТ ИКСЮЛЛОМ ЕЫНРУПРУП
До публикации свои открытия ему хотелось держать в зашифрованном виде. Сунув блокнот в карман, Toy побрел к прибрежной песчаной полосе, на которую накатывались сверкающие волны. Утомленный деятельностью естествоиспытателя, он подобрал выброшенную на берег корягу и принялся чертить на песке план замка. Замок имел сложнейшее устройство — со множеством тайных выходов, с подземными темницами и камерами пыток.
За спиной у Toy раздался чей-то голос:
— И что это такое будет?
Toy обернулся и увидел Коултера. Стиснув в руке корягу, он пробормотал:
— Да так, кое-какой план.
Коултер обошел вокруг чертежа и поинтересовался:
— План чего?
— Просто план.
— Ну что ж, наверное, умно делаешь, что мне не рассказываешь. Кто его знает, может, я — немецкий шпион.
— Какой из тебя немецкий шпион?
— Почему бы нет?
— Мал еще!
— А может, немцы придумали секретную жидкость, которая не дает взрослеть, и обычным с виду мальчишкам на самом деле лет двадцать — тридцать, и может, меня высадили сюда с подводной лодки, и я только прикидываюсь эвакуированным, а на самом деле все это время шпионю на территории хостела, которым заведует твой папаша.
Toy впился взглядом в Коултера, который, расставив ноги и засунув руки в карманы, тоже смотрел на него в упор.
— Так ты что, вправду немецкий шпион?
— Да.
Коултер произнес это с таким безразличным видом, что все сомнения, вправду ли он немецкий шпион, у Toy развеялись. И одновременно, сам того не заметив, он перестал Коултера бояться.
— Если на то пошло, то я — британский шпион, — объявил Toy.
— Брось.
— Точно.
— Докажи.
— Докажи ты, что ты — немецкий шпион.
— Не хочу. Я докажу — а из-за тебя меня арестуют и повесят.
Toy не нашелся с ответом. Он призадумался, как заставить Коултера поверить, что он — британский шпион, но Коултер спросил:
— Ты из Глазго?
— Да!
— Я тоже.
— Из какого места?
— Из Гарнгэда. А ты откуда?
— Из Риддри.
— Хм! Это совсем рядом. И Гарнгэд, и Риддри расположены у канала.
Коултер снова всмотрелся в чертеж и спросил:
— Это план какого-то укрытия?
— Ну… вроде того.
— Я знаю несколько шикарных укрытий…
— Я тоже! — поспешно перебил Toy. — У меня есть укрытие внутри…
— А у меня укрытие в настоящей тайной пещере! — заявил Коултер с торжеством.
Toy подавленно замолчал и после паузы продолжил:
— А мое укрытие находится внутри куста. Снаружи — куст как куст, ничего особенного, зато внутри пусто. Куст стоит у дороги к хостелу, можно в нем затаиться и понаблюдать за этими дурами девчонками с фабрики, что идут мимо и ни о чем не подозревают. Сложность в том, — добавил он неохотно, не желая скрывать истину, — сложность в том, что дождь проникает внутрь.
— Вечная морока с этими укрытиями, — откликнулся Коултер. — Либо они тайные — и пропускают дождь, либо незамаскированные — и тогда в них сухо. Моя пещера от дождя хорошо защищает, но в прошлый раз, когда я там был, везде на полу валялась грязная солома. Наверное, жестянщики попользовались. Можно обзавестись просторной пещерой — вот только помощника бы найти.
— А как?
— Обещай, что никому не скажешь.
— Могила.
— Это возле гостиницы.
Они выбрались с побережья на дорогу и, дружески болтая, зашагали вперед.
Не дойдя до деревни, Toy и Коултер свернули на крутую дорожку, которая вела к высоким чугунным воротам гостиницы «Кинлохруа», окруженной тисами. Возле гостиницы дорожка сужалась и превращалась в тропку, наполовину заросшую папоротником-орляком. Прихотливо извиваясь, она вела их между валунами сквозь кустарник все выше и выше. Там Коултер остановился и победным голосом провозгласил:
— Здесь!
Они стояли на краю оврага, по которому протекал ручей. Овраг использовали как свалку, и там валялись целые груды консервных банок, битой посуды, шлака и гниющего тряпья. Toy оглядел все это с довольным видом и сказал:
— Ага, тут для укрытия много чего найдется.
— Давай сначала натаскаем жестяных коробок, какие побольше, — предложил Коултер.
С трудом пробираясь по кучам мусора, они выискали подходящие строительные материалы и перенесли их на ровную площадку между двумя высокими скалами. Стены укрытия они соорудили из канистр для бензина, а крышей послужил кусок линолеума, уложенный на деревянные перекладины. Затыкая дыры мешковиной. Toy услышал шаги и огляделся. Слева, с холма, по пояс в зарослях, спускался пастух, который их поприветствовал.
Toy замедлил работу. До того он восторженно болтал без остановки, теперь замолк и на вопросы отвечал односложно. Наконец Коултер бросил на землю кусок трубы, который старался приладить в качестве дымохода, и спросил:
— Что это с тобой стряслось?
— Это не укрытие. Рядом тропинка. Увидят все кому не лень. Все без толку.
Коултер смерил Toy взглядом, потом содрал кусок линолеума, служивший крышей, и зашвырнул его далеко в овраг.
— Ты что делаешь? — завопил Toy.
— Все без толку? Ты сам сказал! Значит, долой!
Коултер обрушил стены и пинками погнал канистры в сторону оврага. Toy молча следил за ним, пока от укрытия не осталось ничего, кроме нескольких перекладин; издали слышалось звяканье катившихся по склону оврага канистр. Потом сказал:
— Не стоило этого делать. Можно было замаскировать укрытие ветками — и ничего не было бы видно.
Коултер, продравшись сквозь кустарник, выбрался на тропку и начал по ней спускаться. Пройдя несколько шагов, он обернулся и выкрикнул:
— Ублюдок! Ублюдок поганый!
— Сам ублюдок! Мразь вонючая!
— А ты рожа, говнюк хренов! — проорал Коултер и исчез за деревьями.
Мрачно размышляя о бывшем укрытии — совсем неплохом, Toy побрел в противоположную сторону.
В ложбину, возле самой горловины, укрытой листвой, с шумом и клекотом, по валунам, стекали все потоки с торфяников, но Toy, не слыша пения черных дроздов, мало что замечал вокруг себя. Его мысли избрали приятное направление. Лицо его попеременно выражало то суровость, то насмешливость, то оживление; время от времени он повелительно взмахивал рукой, а один раз с сардонической улыбкой процедил: «Прошу прощения, мадам, но вы, по-видимому, не вполне осознаете ситуацию, в которой оказались. Вы — моя пленница».