Бедные-несчастные - читать онлайн книгу. Автор: Аласдар Грэй cтр.№ 42

Прошел, может быть, час. Зевнув и распрямившись, она вывела нас из забытья. Произошедший затем разговор начался в кабинете. Завершился он за кухонным столом, где Белла уничтожила большую часть холодного вареного окорока с хлебом, сыром и пикулями, запив все это двумя или тремя огромными чашками сладкого чая с молоком. Хоть я и знал, как быстро она оправляется от душевных потрясений, впервые при мне это произошло так физически, так телесно. Ее лицо уже не было ни осунувшимся, ни изможденным, щеки округлились, лоб разгладился, с посвежевшей кожи исчезли морщинки. Только что она выглядела на любой возраст от двадцати пяти до сорока, теперь же — на любой возраст от двадцати пяти до пятнадцати. И неужто мой трезвый научный глаз был ослеплен любящим взором, который она на меня кинула? Наверняка нет, но все же клянусь, не только ветчина и чай разглаживали на ее лице следы усталости и напряжения. Ее глаза насыщались нашими лицами, уши и мозг перерабатывали наши слова в вещество ее мысли, укрепляли ее душу так же стремительно, как зубы и желудок укрепляли тело, расправляясь со съестным. Между кусками и глотками она говорила очень дельные вещи, дав толчок обсуждению, определившему ее будущую карьеру, да и мою тоже, а вдобавок — день нашей свадьбы. Все-таки лучи, исходившие от Беллы, слегка на меня подействовали. Я говорил, наверно, столько же, сколько она и Бакстер, вместе взятые, но не помню из сказанного мной почти ничего. Правда, отчетливо помню начало беседы. Белл спросила:

— Бог, почему ты потел, заикался и дрожал, когда я хотела узнать о моем ребенке? Боялся, что ответ сведет меня с ума?

Бакстер кивнул с такой силой, что мы испугались за его шею. Она сказала:

— Я это хорошо понимаю. Когда я от вас сбежала, я была ребенком — как бы ты объяснил девочке Белл Бакстер, что она потеряла собственную девочку? К тому же ты ведь не знаешь, кто был ее отцом. Ты сделал меня сильной и уверенной в себе, Бог, научив меня многому, что есть на свете прекрасного и могущественного, и показав мне, что я тоже такова. Ты слишком здоров душою, чтобы рассказывать ребенку о безумии и жестокости. Я должна была узнать об этом от людей, которые сами безумны и жестоки. Я поняла, что в мире что-то неладно, когда Парень сказал мне, что я была матерью. Я поняла, что моей дочке могло быть очень, очень плохо, когда доктор Хукер самодовольно показал мне на маленькую несчастную девочку и слепого младенца. Когда мистер Астли объяснил мне, как нации богатеют из-за детской смертности, я поняла, что она, может быть, умерла, и я стала чуть ли не желать этого, когда узнала, побыв у Милли Кронкебиль, как используют одиноких и слабых женщин. Ты ни в чем не виноват, Бог, ни в чем, что касается меня. Но ведь правда, ты знаешь, как страдают слабые, и тебе это ненавистно?

— Да.

— Ты когда-нибудь пробовал это исправить?

— Никогда, — ответил Бакстер мрачно, — правда, было время, я пытался облегчить людские страдания, помогая покалеченным рабочим на сталелитейном заводе в Блокерне и в паровозных мастерских «Сент-Роллокс».

— Почему же перестал?

— Потому что я эгоист, — сказал Бакстер, вновь начиная потеть и вибрировать, — и потому что нашел тебя. Твоя любовь мне была гораздо нужнее, чем жертвы тяжелой промышленности с их ожогами и переломами.

Белла погасила его волнение мягкой смущенной улыбкой; смущение прозвучало и в тоне ее голоса:

— Милый мой Бог, сколько же добра я помешала сделать одним лишь своим существованием! Прав был Гарри Астли — слишком много людей живет на свете, и слишком многие из них избалованы вроде меня. Пора нам начать тратить твои деньги с толком, Бог. Поедем-ка в Александрию, разыщем ту девочку и ее братца и привезем сюда.

— Нет нужды ехать так далеко, Белл, — сказал Бакстер со вздохом. — Завтра мы можем с тобой пройтись от Глазго-кросс по Хай-стрит. По правую руку ты увидишь железнодорожные депо и пакгаузы, выстроенные на месте старого университета — того самого, где Адам Смит создал свой знаменитый труд о богатстве народов и свой позабытый труд об общественной симпатии. По другую сторону там стоят обычные жилые здания с магазинами в первом этаже, а позади них — зловонные, перенаселенные доходные дома, где тебе встретится ничуть не меньше сгрудившегося несчастья, чем под солнцем Александрии. Там есть закутки, где сто и больше людей берут воду для питья и стирки из единственного крана, есть комнаты, где в каждом углу ютится целая семья. Самые обычные болезни там — дизентерия, рахит, туберкулез. Там ты сколько хочешь найдешь несчастных девочек. Скажи родителям, что ты собираешься воспитывать из них служанок, и они будут на коленях тебя благодарить за избавление от обузы. Приведи сюда шесть девочек. С помощью миссис Динвидди тебе, может быть, удастся за три-четыре года научить большинство из них убирать комнаты и стирать белье. Для того чтобы научить их чему-нибудь еще, ты сама слишком невежественна. Сжав руками голову, Белла воскликнула:

— Ты говоришь как Гарри Астли! Бог, ты тоже хочешь сделать из меня циничную паразитку? Ты тоже думаешь, что моя ненависть к страданию — это всего-навсего не находящее выхода материнское чувство?

— Я думаю, что, начав сейчас брать на воспитание детей, ты не сможешь никого научить независимости.

— А как этому научить?

— Надо самой научиться быть независимой — независимой и от меня, и от Свечки, выйдешь ты за него замуж или нет. Тебя не пугает упорный труд — не в борделе, конечно?

— Ты же видел, как я упорно трудилась, помогая больным зверюшкам в нашем лазарете.

— Но теперь ты хочешь помогать бедным больным людям.

— Да, ты знаешь, что хочу.

— Готова ли ты изнурять тело и мозг, работая в мрачных местах, где мужество нужно не меньше, чем трезвый расчет?

— Я невежественна и сбита с толку, но я не дура и не трусиха. Дай мне работу, где я истрачусь вся!

— Тогда ты сама знаешь, кем должна стать.

— Не знаю — скажи!

— Если ответ еще не созрел у тебя внутри, — сказал Бакстер угрюмо, — то мне давать его бесполезно.

— Хоть намекни.

— Для этой работы тебе потребуются тяжкое ученье и годы практики, но твои близкие друзья помогут тебе и в том, и в другом.

— Я стану врачом.

Ее лицо было мокро от слез, его — от пота, но они улыбались и кивали друг другу с таким полным пониманием, что я чуть ли не завидовал им, хотя в течение всего разговора ладонь Белл лежала в моей. Видимо, она почувствовала во мне эту зависть, потому что, поцеловав меня, сказала:

— Представь себе, сколько лекций, Свечка, ты мне прочтешь, и как внимательно мне придется слушать!

— Бакстер знает куда больше меня, — отозвался я.

— Это так, — сказал Бакстер, — но всего я никогда никому не расскажу.

* * *

Звездочки отделяют подробную запись начала беседы от краткого изложения дальнейшего.