Портрет смерти. Холст, кровь - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Макеев cтр.№ 31

– «Мета та физика»… – задумчиво пробормотала Изабелла. – Что в переводе с древнегреческого означает «после физики». Вечный покой и спокойная бессмысленная красота…

– В смысле? – не поняла Варвара.

– По ту сторону физической реальности, – пояснил я. – Ты вроде должна знать.

– Устала я, – вздохнула Варвара. – Вот скажи мне, Раевский, если «Черный квадрат» Малевича перевернуть вверх ногами, то что-нибудь изменится?

Изабелла засмеялась.

– Ровным счетом ничего. Надеюсь, вы не считаете, что в этом квадрате заключено что-то особенное? Обычный черный квадрат. Не понимаю, чем восхищаются люди.

– Люди восхищаются именно тем, что они ни черта не понимают, – объяснил я. – А вдруг он что-то скрывает – загадочный черный квадрат? Служит выходом из нашего мира в иное измерение, имеет глубокое иудейское наполнение, является космическим посланием к грядущим поколениям… Да что там говорить? Малевич, написав свой квадрат, признавался, что он теперь не ест, не спит, думает только о квадрате, и вообще, это вершина всего, что он написал в жизни.

– И вообще их два, – фыркнула Варвара. – Квадрата Малевича. Один висит в Эрмитаже, другой в Третьяковке.

– И что характерно, оба принадлежат кисти супрематиста Малевича, – важно сообщил я. – А еще он писал кресты, круги, прямоугольники. А еще у Малевича есть «Белый квадрат на сером фоне», выставлен в Амстердаме. Арт-художник Бремер намалевал на нем зеленой краской из баллончика знак доллара, а когда его схватила полиция, орал, что его нельзя арестовывать, поскольку то, что он сотворил с шедевром – тоже высокое искусство.

– А вы неплохо подкованы, – вежливо улыбнулась Изабелла. – К сожалению, состояние у меня сегодня не очень. Не возражаете, господа, если я вас покину?

– Мы тоже торопимся, – улыбнулся я. – Спать пойдем.

– Э-э, – замялась Варвара. – А скажите, Изабелла… с территории особняка можно попасть на море?

Я удивленно на нее покосился. Что за ночные причуды?

– Разумеется, – пожала плечами Изабелла. – На восточной стороне имеется специальная калитка. Снаружи – звонок. Если им воспользоваться, включится свет, камера наблюдения и отзовется центральный пост. Изнутри такой же звонок – при его активировании сработает сигнал на посту и отзовется охранник на воротах. С пульта он подаст сигнал на открытие калитки. Хотите прогуляться на море?

– Нет, – сказал я.

– Да, – сказала Варвара.

– Как хотите, – пожала плечами Изабелла. В ее глазах ничего не изменилось. – Я предупрежу охрану, и как только вы позвоните, они откроют вам калитку. Только знаете, – женщина замялась. – Здешний пляж не относится к частным владениям. Поместье ограничено оградой, а по пляжу кто только не ходит в ночное время… А если оттяпать кусок пляжа, обнести его забором, даже заплатить кому надо, поднимется такой переполох в городе, что лучше и не пытаться.

– И еще вопрос, Изабелла, – сказал я. – Довольно странно, но мы понятия не имеем, как выглядел при жизни Гуго Эндерс. Лишь словесные описания близко знавших его людей. В доме имеются фото? Может быть, семейный альбом? Или остались документы?

Изабелла озадаченно поджала губки. Задумалась.

– Действительно странно. Но странно не то, что вы не знаете, как выглядел Гуго… Он терпеть не мог фотографироваться. Сам принцип тупого, как он выражался, отражения реальности его бесил. Может, поэтому в доме нет ни одной фотографии. Подождите, я сейчас вспомню… Нет, увы, точно нет. А что касается документов… – Изабелла провалилась в воспоминания, и это получилось так эротично, что даже Варвара беспокойно шевельнулась. – Полиция задавала такой вопрос. Мы искали документы, и Эльвира искала. Не нашли. Все его документы пропали вместе с Гуго.

– Невероятно, – пробормотала Варвара. – И что же, теперь о человеке не останется никакой памяти?

– Ну почему же, – Изабелла внезапно улыбнулась. – Гуго однажды написал свой автопортрет. Довольно необычно, но узнать его там можно. Это в соседнем коридоре, совсем рядом. Пойдете смотреть?

– А что еще остается, – пробормотал я. – Боюсь представить, что мы увидим при таком неприятии тупого отражения реальности…

Вспомнился портрет Председателя клуба самоубийц (в исполнении Баниониса), выполненный для полиции художником-кубистом. Позднее Варвара призналась, что подумала о том же. Но все оказалось значительно проще и сложнее. Почему мы до этого игнорировали картину? Все фоновое пространство и часть переднего плана были окутаны желтовато-серым мистическим туманом. Туман клубился вполне естественно и был словно соткан из мельчайших хрусталиков мозаики. По краям картины – плотный, насыщенный, ближе к центру редел, делался светлее. Из тумана выплывало лицо. Вернее, правая часть лица, поскольку левая практически полностью, за исключением глаза, оставалась в тени. Голова опущена, всклокоченные волосы, угрюмый взор исподлобья, контур лица очерчен как-то рыхло, расплывчато, широкие раздувающиеся ноздри, сжатые тонкие губы, ушей почти не видно. Сильное впечатление производили глаза – зеленовато-болотные, просто режущие своей неприязнью к тому, кто смотрит на портрет…

«М-да уж, – думал я, – для мании величия вовсе не требуется величие. Вполне хватает мании».

– Мизантропия, она же нелюбовь к человечеству, – прокомментировала Изабелла и глухо засмеялась. Мы вздрогнули. – Вы попали под чары Гуго, господа. Видели бы вы сейчас свои лица.

– Это лишний раз доказывает его гениальность, – пробормотал я. – Действительно впечатляет. Мороз по коже. Он и в жизни был таким же… дьяволоподобным?

– Гуго был разным, – вздохнула Изабелла. – Но ангелом он точно не был. Вы еще не утеряли желания прогуляться к морю?

– Утеряли, – сказал я.

– Нет, – сказала Варвара.

– Хорошо, – улыбнулась новоявленная хозяйка гигантского особняка. – Можете пройтись. Я предупрежу охрану.

Плотное облако закрыло луну в тот момент, когда мы выскользнули из калитки. Варвара прижалась ко мне, я обнял ее.

– Ну и зачем надо было идти? – возмутился я. – Ты вся дрожишь от страха. Хочешь убедить меня, что если стараться обходить все неприятности, то можно пройти мимо удовольствий?

– Не в том дело, Андрюша, – жарко шептала она. – Ты помнишь это лицо на картине? Готова проглотить свои зубы, я его недавно видела…

Я тоже не мог избавиться от ощущения, что лицо художника – искаженное, угрюмое, плывущее, наполовину сожранное тенью – мне знакомо. Но это бред. Могли мы его видеть на другой картине? Или контуры лица просто схожи с лицом постороннего человека? До чего же хитро распорядилась природа: все лица сотканы из одного теста, пять дырок (не считая ушей), всего лишь пять! – и нет из многих миллиардов двух одинаковых лиц, и никогда не будет, пока через миллионы лет не погаснет светило и эту планету не заморозит к чертям собачьим!

– Ну что ты молчишь, не согласен? – допытывалась Варвара.