Еще один круг на карусели - читать онлайн книгу. Автор: Тициано Терцани cтр.№ 54

Я хотел своими глазами повидать святыни буддизма, чтобы почувствовать их «spiritus loci». Чтобы увидеть своими глазами тот клочок равнины меж семи холмов, где 2 500 лет тому назад родилась легенда, изменившая ход истории человечества, подобно сказаниям о Моисее, Иисусе и Магомете.

Шаг за шагом я хотел пройти путем Будды, потому что его история — тоже история странствия. Этот путь начался от самого материального в личности, его тела, и пришел к абсолютной духовности нирваны. И этот миф — видимо, благодаря созвучию с какими-то нашими безотчетными чувствами — и по сей день не теряет своей силы.

Сиддхартха Гаутама был принцем. Он был молод, богат и счастлив. У него была прекрасная жена, которая подарила ему сына. Отец принца происходил из рода Шакьев и был владыкой маленького царства. Гаутаме предстояло унаследовать его трон, и он жил, не ведая забот и огорчений. Но однажды, впервые покинув дворец, принц встречает сперва больного, затем старика и, наконец, покойника и понимает, что человеческое тело — и его собственное тоже — источник не только радости, но и боли.

С тех пор эта мысль не оставляла его. Она побудила его покинуть жену, сына и царство, полностью изменить свою жизнь и пуститься на поиски пути к избавлению от страданий — не только для себя самого, но и для всего человечества. Вначале он полагал, что виной всему тело, и попытался отрешиться от него, не прислушиваясь к его потребностям в еде, воде, одежде. Шесть лет кряду он жил в лесу как отшельник, съедая лишь по зернышку риса или кунжута в день. Но, превратившись в живой скелет (таким изможденным изображали Гаутаму создатели самых прекрасных, хватающих за душу статуй из Гандхары), едва держась на ногах и чувствуя, что сознание его вот-вот покинет, он понимает, что не заботиться о теле означает не заботиться о духе и что немощь мешает ему медитировать. Тогда он решает вернуть себе здоровье. Кормясь подаянием, в молчании продолжил он свои поиски. Однажды, присев под деревом — тем самым, которое стало «деревом просветления», — он твердо решил не вставать, пока не найдет ответа. Искушений у него было множество, ибо дьявол был силен и коварен, но ему удалось устоять перед всеми, включая самое последнее — когда ему явились три прекраснейших танцовщицы, которые пытались соблазнить его.

На рассвете он победил. «Теперь я знаю все, что следует знать, у меня есть все, что следует иметь. Мне ничего больше не нужно», — сказал он. Коснувшись пальцами земли, он призвал ее в свидетели своего «Просветления».

Семь недель подряд принц, ставший теперь Буддой, «Просветленным», или «Пробудившимся», сидел под деревом, которому стольким был обязан, потом отправился на окраину Бенареса и там впервые, в присутствии пятерых учеников, привел в действие колесо Закона. Он начал наставлять людей, объяснять им, что между слепой гонкой за телесными наслаждениями и аскетическим отказом от собственного тела и всего остального есть некий Срединный Путь, который ведет к отрешенности от страстей, к внутреннему покою, а следовательно, и к избавлению от страданий. Это путь дхармы — путь правильного взгляда, правильной речи, правильного действия, правильного старания, правильной жизни, правильного стремления, правильного внимания и правильной концентрации.

Каким именно стало для Будды Просветление, осталось тайной. Он никогда не говорил об этом с определенностью. Слова не всегда способствуют пониманию. Каждый должен пройти через этот опыт самостоятельно. Он указал Путь, а другим предстояло его пройти.

Во всех историях из жизни Будды он предстает как человек здравомыслящий, противник догм и слепой веры. Когда один неустанно вопрошающий ученик выпытывал у наставника, есть ли душа до рождения, Будда рассказал притчу о воине, пронзенном стрелами. Друзья спешат поскорей отнести его к лекарю, чтобы тот вытащил стрелы и спас раненого, но воин противится. Он предпочитает узнать, кто и почему в него стрелял. Этим Будда хочет растолковать ученику, что его вопрос неважен. Потому что при любом ответе главное другое — понять смысл рождения, старения, смерти и страданий. Будде не нравилась определенность. Он знал, что часто в определенности таится западня, как, впрочем, и вообще в словах. Однажды ученики спросили его, будет ли он пребывать с ними после смерти. Вот что он им ответил: «Если я скажу „да“, это будет неверно, если скажу „нет“ — тоже неверно, только по-другому. После смерти Татхагата станет безбрежным, как океан».

Он сам называл себя «Татхагата» и хотел, чтобы так его называли другие. Это означает «Пришедший тем же путем». Этим он хотел подчеркнуть, что он не исключение, не первый и не последний Просветленный, что он не бог, а просто человек, такой же, как и другие, и что к просветлению могут прийти все, кто следуют за ним по Пути.

Умер он в восемьдесят лет, отравившись едой, которой его с искренней любовью и благоговением угостил один неприкасаемый. По одной версии, это были грибы, по другой — свинина. Последние его слова, обращенные к ученикам, были такими: «Все сущее приходит в упадок и истлевает, посему усердно трудитесь для достижения спасения».

На протяжении последующих веков учение Просветленного распространилось по всей Индии. Многие монархи обратились в новую веру вместе со своими подданными; обратился и великий император Ашока, который донес учение о дхарме до самого острова Цейлон, откуда оно потом добралось до Юго-Восточной Азии.

Буддизм со своим отрицанием ритуалов, неприятием каст и введением понятия сострадания, чуждого индуизму, стал в Индии настоящей революцией — наверное, единственной, которую страна знала за всю свою долгую историю. Духовная по природе своей, это была революция против религиозной власти, а значит, и против политической власти браминов, высшей касты в индийской иерархии. Реакция браминов была неспешной, и только к VIII веку от Рождества Христова благодаря Шанкарачарья, великому толкователю Вед, жившему тоже в Бенаресе, им удалось ослабить влияние буддизма на низшие касты. А мусульмане доделали все остальное. К концу XIII века учение Просветленного практически умерло в стране, где оно родилось. Так обстоят дела и сегодня.

Будда стал частью огромного индуистского пантеона, буддизм официально пользуется уважением, буддистские представления, имеющие индуистские корни, — например, о дхарме — укоренились в сознании людей. Но индийцы практически забыли о том, что Сиддхартха Гаутама был одним из них, и я, подшучивая, спрашивал у многочисленных торговцев сувенирами в Бодхгайя, почему у их статуэток Будды миндалевидные глаза.

Будда стал теперь китайским, японским, тибетским, индокитайским, таиландским, монгольским, но он больше не индийский. Особенно в Индии. С террасы я каждое утро смотрел, как восходит солнце из-за Ганга. На берегу толпились верующие; они наклонялись, зачерпывали воду ладонями, поднимали руки к небу, поднося первым лучам солнца капли, которые, поблескивая, падали вниз.

Престранное зрелище: на этом берегу у подножия лестниц, храмов, домов, дворцов толпятся тысячи людей, обращенных лицами к реке, слышатся молитвы, пение, звон колокольчиков; на другом берегу — никого, только пелена таинственной дымки стелется по совершенно пустой земле. Полное и пустое, свет и тень, звук и тишина: еще одна великая метафора двух противоположностей, которые образуют Единое Целое, метафора Истины, которая состоит в гармонии контрастов. Потому что Бенарес — место священное только с западной стороны. Лишь тому, кто умирает на западном берегу Ганга, где людно, шумно и солнечно, где днем и ночью горят жадные огни погребальных костров, суждено избежать следующего воплощения. На другом же берегу никогда ничего не происходит. Там ничего нет и ничто не меняется, и смерть там не приносит избавления.