Роль моей семьи в мировой революции - читать онлайн книгу. Автор: Бора Чосич cтр.№ 13

Солдат сопровождал меня домой, из темноты кто-то крикнул: «Кто идет?» Солдат ответил: «Я и товарищ с аккордеоном!» Потом солдат курил с тетками и разговаривал о Санине, русском мечтателе. Я играл и в доме фабриканта красок и лаков, в настоящее время арестованного. В доме арестованного заводили граммофон, потом я играл «Кто не знает наших партизан!». Фабрикантова дочка целовалась со всеми, ко мне не сумела приблизиться из-за аккордеона. Ее мать написала каждому по записке для оправдания: «Ваш сын был у меня на вечеринке!» Дедушка сказал: «А что бы тебе в цирк пойти!» Мама сказала: «Но папа!»

Вацулич привел товарища, весьма сомнительного. Торищ сел за стол, вытащил толстую тетрадочку и сказал: «Сначала посмотрим, нет ли в этом доме врагов!» Мама воскликнула: «Боже сохрани!» Дедушка сказал: «У нас один враг – клопы!» Вацулич сказал: «Они наши!» Товарищ спросил: «Так уж ни одного?» Пришла какая-то родственница, в сапогах. Она спросила: «Когда вы все это нажили?» И еще: «Чьи это фотографии по стенам?» Дедушка сказал: «Это все покойники, родственники из прошлого века!» Она сказала: «Попы, значит, были!» Дедушка сказал: «Конечно!»

У теток были товарищи, студенты, товарищи умели имитировать игру гавайских гитар, испуская носом звуки: «Ки-ки!» Мама называла студентов «гавайцы». Мама устроила вечеринку в честь ухода на фронт Миодрага Петровича и Бранко Певьянича, моих товарищей и соседей. На вечеринке были танцы с выключением света, Бранко Певьянич, очень молодой, танцевал с моей мамой, шепча ей на ухо: «Я знаю, меня точно убьют!» Тетки все это сфотографировали, дедушка на фотографии высоко держал хрустальный фужер, довоенный. Были и другие вечеринки, на которых я декламировал соответствующие стихи, например «По случаю этого вечера и падающего снега». В стихотворении были строки: «Ночью мороз кружевами покрыл мои окна, хрустальные ветви!» – а также другие. Товарищ Вацулича, очень худой, какое-то время читал какие-то стихи, потом упал на бетонный пол и стал командовать сдавленным голосом, дядя сел ему на грудь и принялся кричать: «Парень, очнись!» Мама сказала: «Бедные дети!» – и тому подобное. Товарищ потом сказал: «Извините, мне уже хорошо, а в следующий раз суньте мне ключ в ладонь, чтобы было что сжать!» Мы сказали: «Хорошо!»

Во дворе на облупленных вазонах без цветов расставили пустые консервные банки американского происхождения из-под молока, а также одну банку из-под консервированной фасоли. Банки были жалкие, помятые, с отвалившимися крышками. Единственно полезными на них были буквы, довольно много букв. Вацулич и дядя отошли к противоположной стене, потом Вацулич стал строчить в направлении жестянок с надписями «Milk» и «Beans». Чаще он попадал в буквы типа «В» и «О», видимо, в силу завершенности их облика. После первых выстрелов консьерж, не разобравшись, поднял руки вверх. Вацулич спросил: «Что, с ума сошел?» Потом стрелял дядя, намного хуже.

Я пришел в Радиоцентр, там меня посадили на какой-то стул и сказали: «Играй!» Я сыграл свое сочинение «Мы молодые Титовы герои» и другую песню – «Гнал я раз на пастбище овечек», неизвестного автора. Мне сказали: «Браво!» – объявили мою фамилию и мои года. Все это слышали в нашей комнатке, обогреваемой посредством примуса. Дедушка сказал: «Что, слышали фамилию?!» Все эти вещи они слушали по приемнику марки «Менде», довоенного производства. Мне это радио напоминало какой-то театр, я постоянно ждал, что ног сейчас поднимется маленький занавес или что-то в ном роде. Я вырезал много вражеских солдат из сохранившегося журнала «Сигнал» и пририсовывал им различные члены, а некоторым отрезал ножницами головы. Дедушка говорил: «Так им и надо!» Вацулич говорил: «Все мы солдаты!» Мама плакала. Ее спросили: «Почему?» Она ответила: «Как всегда поздней осенью!» Я не замечал времен года. Я непрерывно писал стихи, рисовал русские танки и учил наизусть непонятную поэму «Комсомольская песня». Все говорили: «Здорово!» Тетка пошла сдавать кровь для раненых, но упала в обморок, ее принесли домой на руках. Мама сделала кекс, очень черный, на кексе написала: «Сушак!» – название города, освобожденного в этот день. Дедушка взял оккупационные ботинки на деревянной подметке и расколол их на щепки, для разжигания плиты. При этом приговаривал: «Вот вам!» Мне выдали для носки ботинки одной из прабабок, ботинки были высокие, на шнурках, с фетровым верхом. Отец ходил в американских башмаках, отца обзывали: «Пижон!» Отец приносил какие-то напитки, о которых никто и не слыхивал, дедушка говорил: «Это для пижонок!» Были коробки с надписью «Brekfast» и «Saper», в коробках находились различные вещи, употребляемые для еды, очень здорово упакованные, лучше всего были сами коробки. В газетах вышло стихотворение поручика Вацулича под названием «На посту!», в стихотворении говорилось о том, как мать приходит навестить сына, а он выпроваживает ее, мягко, по твердо, с учетом важности поста. Все в доме прослезились, читая. Вацулич говорил: «Я написал это, когда мне в Боснии было видение!» Дядя пришел и воскликнул: «Да здравствует женщина-поручик!» И еще: «Ее зовут Милка!» Милка подарила дяде фотографию, на фото она была верхом на мопеде, в полной униформе. На фотографии написала: «Тебе, от незабвенной меня!» Дедушка взялся щепать старую мебель, которая была свалена в кучу в ванной. Расколол комодик с ангелочками и оттоманку. Это была отличная растопка. Мама смотрела на остатки мебели и вздыхала: «Да, больше уж не будет!» Дедушка говорил: «Ну и что?» Вацулич сказал: «Именно!» Я взял деревянного ангелочка, отлетевшего от комодика при посредстве топора, ангелочка я поставил в свой ящик под названием «Стенгазета». Я дирижировал хоровой декламацией «Строчи, мой автомат!», автомат играла некая Мирослава, которая громко кричала. Я прочитал реферат о русском фильме «Два бойца» и о событиях, которые в нем разыгрались. У меня был друг, партизанский курьер, который говорил: «По-нимаш?» – имел настоящий пистолет и уже курил. Мама сказала: «Бедные дети!» Я видел Мирославу, когда она купалась, совершенно случайно. Я дал в зубы одному типу, когда тот сказал: «Твои тетки – партизанские курвы!» Я декламировал свои стихи «Дерево, которое выдержит!», абсолютно символичные. Во время чтения я кривился, выдвигая одно плечо вперед, как на картинке, изображающей чтение стихов Владимиром Маяковским. Дедушка сказал: «Останешься уродом!» Какие-то девочки сказали маме: «Мы бы влюбились в него, только не знаем, как подойти!» Мама сказала: «Тем лучше для вас!» Мне выдали для распространения какие-то листы с фотографиями из жизни Советского Союза, бумага липла к рукам, краска слезала. Потом меня спросили: «Где деньги?» Я сказал: «Смотреть смотрели, а платить никто не стал!» Я держал ответ перед первичной организацией за кражу и утаивание листов с красочным содержанием. Товарищ Абас сказал: «Это инфамия!» Классный сказал: «Лучше приналяг на географию!» Дядя сказал: «Тебя подставили!» Я сказал: «Я абсолютно чист!» Мама поставила передо мной стакан вина и сказала: «Глотни немного!» Я ответил: «Никогда!» Товарищ Рауль Тейтельбаум пришел и спросил меня: «Ты знаешь, что был такой Лев Троцкий, всемирный революционер?» Я ответил: «Не знаю!» Я написал товарищу Гордане Милованович письмо следующего содержания: «Я хочу осуществить социалистическое содружество между нашими двумя противоположными полами!» Товарищ показала письмо отцу, тот улыбнулся и сказал: «Этот еще не петрит!» Товарищ Альхалиль читал книгу «Вандея пробуждается», потом все пересказал, но неправильно. Тетки сказали: «Давайте играть в новую игру!» Игра называлась «фотэ», в ходе игры надо было угадывать различные имена собственные, например городов, а также киноартистов. Дядя умел играть в «дырочки-палочки», но играл всегда без нас. Вацулич сказал: «Моя любимая игра – выявление врагов с Последующим их уничтожением!» Его товарищ, капитан Народной армии, рассказывал про игру, состоящую из стрельбы по фашистским солдатам, раздетым и выгнанным на снег. Потом добавлял: «И этого мало!» Я сказал: «Я видел Элеонору Рузвельт, жену американского президента, как она купается в грязи, в каком-то фильме, это тоже игра!» Мама сказала: «Только бы все это никогда не кончалось и не наступили занудные дни!» Вацулич сказал: «Этому конца не будет!» Тогда мама сказала:; «Только бы прошел ноябрь, в январе я уже думаю о наступлении мая!» И еще: «Но в июне я принимаюсь думать о ноябре и вновь грущу!» Вацулич сказал: «Вот этого не надо!» Товарищ Рауль Тейтельбаум сказал: «Это диалектические процессы в природе, происходящие посредством зодиака при помощи Фридриха Энгельса, познавшего все!» Мама сказала: «Сегодня опять этот печальный день!» Дедушка спросил: «Который?» Мама всегда благодаря памяти ежедневно могла припомнить какие-нибудь великие трагедии прошлого, как семейные, так и исторические. Мама говорила: «Сегодня годовщина того дня, как я выпала из трамвая; тот господин схватил меня, платье порвалось, но он меня спас!» Или: «Двадцать семь лет тому назад тетка Мицика упала с лестницы и с тех пор больше не поднималась!» Или: «В этот день подписали Конкордат и убили в подъезде подмастерья!» Дедушка сказал: «Ну даешь!» Соседи принесли ребенка, ребенок гулькал непонятные слова: «Г-гу, ату!» Один товарищ выговаривал буквы «С», «С», «С», «Р», это выглядело торжественно. Тетки скандировали слова новой песни: «Ши-ра-ка стра-на ма-я рад-на-я!» Дедушка пытался прочесть на банке американское слово: «Брекфаст!» Мама сказала: «Все это открывает перед нами новые горизонты!»