Хозяин Черного Замка и другие истории - читать онлайн книгу. Автор: Артур Конан Дойл cтр.№ 220

– Что случилось? – простонал он, закрывая лицо руками. – Боб, ты не поверишь. Это слишком страшно, слишком ужасно… немыслимо… непостижимо… – Он горестно замотал головой. – Ох, Кейт, моя Кейт! Я считал тебя ангелом во плоти, а ты…

– А ты? – повторил я. Мне очень хотелось, чтобы Каулз договорил.

Он посмотрел на меня отрешённо и вдруг воскликнул:

– Чудовище! – Он воздел руки к небу. – Исчадие ада! Вампир, прикинувшийся агнцем! Боже, Боже, прости меня…

Он отвернулся к стене.

– Я и так сказал слишком много, – произнёс он едва слышно. – Но я люблю её, я не в силах её проклясть. Я люблю её по-прежнему.

Умолкнув, Каулз лежал теперь неподвижно, и я было обрадовался, что алкоголь его усыпил. Вдруг он повернулся ко мне.

– Слышал когда-нибудь про оборотней? – спросил он.

– Слышал.

– Знаешь, у Марриэта в одной книге есть прекрасная женщина – она ночью превратилась в волка и сожрала собственных детей. Интересно, откуда он взял этот сюжет?

Мой друг, глубоко задумавшись, снова умолк. Потом попросил ещё бренди. Под рукой у меня оказался опий, и, наливая бренди, я щедро подмешал туда порошка. Каулз выпил и снова уткнулся головой в подушку.

– Что угодно, только не это… – простонал он. – Смерть и то лучше… Какой-то замкнутый круг: жестокость, преступление, снова жестокость… Всё, что угодно, только не это, – повторял он монотонно. Наконец слова стали неразборчивы, веки сомкнулись, и Каулз погрузился в тяжёлый сон. Я бережно перенёс его в спальню и, соорудив себе лежанку из стульев, провёл подле него всю ночь.

Проснулся Баррингтон Каулз в сильнейшем жару. Многие недели был он между жизнью и смертью. Его лечили все медицинские светила Эдинбурга, и сильный, крепкий организм Каулза одолел болезнь. Всё это время я не отходил от его постели, но даже в самом бессвязном бреду с его губ не слетело ни слова, приоткрывшего бы мне тайну мисс Норткотт. Иногда он произносил её имя – нежно и благоговейно. Иногда же опять восклицал: «Чудовище!» – и отталкивал её, невидимую, точно спасаясь от цепких рук. Несколько раз говорил, что не продаст душу за красоту. Чаще же всего он просто жалобно повторял: «Но я люблю её, люблю… И не смогу разлюбить…»

Мой друг выздоровел, но это был уже не прежний Каулз, а совершенно иной человек. Лишь глаза на измождённом долгой болезнью лице блестели по-прежнему, пылали из-под тёмных густых бровей. Каулз стал эксцентричен, непредсказуем, то раздражался беспричинно, то невпопад хохотал. Прежней естественности не было и в помине. Порой он испуганно озирался, но, похоже, и сам не сказал бы определённо, чего он всё-таки боится. Имя мисс Норткотт больше не упоминалось – ни разу до того рокового вечера.

Я же всё пытался отвлечь друга от печальных мыслей, пытался разнообразить его впечатления: мы облазили все живописные уголки в горах Шотландии и всё восточное побережье. Однажды нас занесло на остров Мей, что отделяет Ферт-оф-Форт от моря. Туристский сезон ещё не начался, на острове, голом и пустынном, оставались лишь смотритель маяка да несколько бедных рыбацких семей; рыбаки пробавлялись жалким уловом, который приносили сети, и ловили на мясо бакланов и прочих морских птиц.

Это унылое место буквально заворожило Каулза, и мы недели на две сняли комнатёнку в рыбацкой хижине. Я сразу заскучал, зато на моего друга одиночество явно оказывало благотворное действие. Отступила постоянная ныне насторожённость, он ожил, стал слегка походить на себя прежнего. Целыми днями бродил по острову, взбирался на вершины громадных прибрежных утёсов и смотрел на зелёные валы: как накатываются с рёвом, как разбиваются на тысячи брызг у его ног.

Однажды вечером, на третий или четвёртый день нашего пребывания на острове, мы с Баррингтоном Каулзом вышли перед сном подышать – комната наша была мала, к тому же чадила лампа, и духота стояла одуряющая. Тот вечер мне запомнился до мельчайших подробностей. Надвигался шторм, с северо-запада гнало чёрные тучи, они то скрывали луну, то расступались, и она снова струила бледный свет на изрытую непогодой землю и беспокойное море.

Мы беседовали в трёх шагах от дома; казалось, к Каулзу возвращается прежняя жизнерадостность. Но не успел я подумать, что друг мой наконец оправился от болезни, как он вдруг вскрикнул испуганно и резко, и на лице его, освещённом луной, отразился неизъяснимый ужас. Глаза неотрывно глядели на что-то невидимое, оно явно приближалось, и Каулз указал длинным дрожащим пальцем:

– Смотри! Это она! Она! Видишь, там, на склоне?!

Он ухватил меня за запястье.

– Видишь? Вон же она, идёт прямо к нам!

– Кто?! – Я отчаянно вглядывался в темноту.

– Она… Кейт! Кейт Норткотт! – выкрикнул он. – Она пришла, пришла за мной! Не отпускай меня, друг! Держи меня крепче!

– Да будет тебе, старина, – сказал я бодро, хлопнув Каулза по плечу. – Очнись! Бояться нечего, тебе померещилось.

– Ушла… – Он с облегчением вздохнул. – Ах, нет, вон же она, всё ближе, ближе!.. Грозилась ведь, что придёт за мной. Она сдержала слово.

– Пойдём-ка в дом, – сказал я, взяв его за холодную, как лёд, руку.

– Я так и знал! – закричал он. – Вот она, совсем близко, машет, зовёт меня… Это знак. Я должен идти. Я иду, Кейт! Иду…

Я вцепился в него обеими руками, но Каулз стряхнул меня, точно букашку, и ринулся в темноту. Я поспешил следом, умоляя Каулза остановиться, но он бежал всё быстрее. Меж туч проглянула луна, и я увидел его тёмный силуэт: мой друг бежал прямо, никуда не сворачивая, точно стремясь к невидимой цели. А вдали – если только это не игра воображения – я различил в неверном свете призрачное нечто, оно ускользало от Каулза и манило его за собой всё вперёд и вперёд. Вот силуэт Каулза явственно отпечатался на фоне неба, он застыл на миг на вершине холма и – сгинул. Больше Баррингтона Каулза не видели на этом свете.

Мы с рыбаками прочёсывали остров ночь напролёт, облазили все гроты и бухточки, но мой бедный друг как сквозь землю провалился. Убежал он в сторону острых прибрежных утёсов, круто обрывающихся к морю. Земля тут на самом краю осыпалась, сбитая, похоже, ногой человека. Мы подползли к обрыву и, свесив фонари, заглянули вниз, в двухсотфутовую пропасть с бурлящей на дне пеной. И оттуда вдруг, сквозь рёв шторма и вой ветра, до нас донёсся дикий, безумный звук. Рыбаки, народ суеверный, божились, что это женский смех. Сам я думаю, что кричала какая-нибудь морская птица, вспугнутая с гнезда светом фонарей. Так или иначе, звук был ужасен – не приведи бог услышать такое снова…

Моя печальная повесть подошла к концу. Говорить о смерти Баррингтона Каулза мне безмерно тяжело, но я тем не менее постарался описать эту смерть и всё, что ей предшествовало, с максимальной достоверностью и точностью. Уверен, что многие не найдут в моей истории ничего примечательного. Вот, скажем, вполне прозаическая заметка, опубликованная в газете «Шотландец» через день после трагедии:

ПЕЧАЛЬНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ НА ОСТРОВЕ МЕЙ