Моряк из Гибралтара - читать онлайн книгу. Автор: Маргерит Дюрас cтр.№ 16

Судя по всему, он очень любил свою Карлу. Лицо его сразу расплылось в улыбке, стоило ему заговорить о ней.

— Ей всего шестнадцать. За ней еще нужен глаз да глаз, не то может случиться беда.

— Но ведь так тоже нельзя, — возразил я, — надо же и ее иногда отпустить погулять. Как же вы сможете выдать ее замуж, если она не будет ходить на танцы?

— Ну, насчет этого, — ответил он, — не извольте сомневаться, кому надо, ее и без танцулек увидит. Бегает за водой по десять раз на день, хотя вполне хватило бы и пяти, и я ничего не говорю, пусть себе бегает. А потом, знаете, мои остальные дочки, вот уже три года, как они ходят на танцы, а никакой пользы, ни одна еще не замужем.

Он сомневался, удастся ли ему вообще выдать их замуж, особенно старшую. Совершенно неожиданно для себя, как только мы заговорили о его дочках, я почувствовал, что опять возбуждаюсь. Мною овладела легкая тревога. Придет ли наконец день, когда я узнаю, чего, в сущности, хочу? Что мне надо в этой жизни?

— Ухажеров-то хватает, то один, то другой, — продолжал он, — да все бедняки, а те боятся жениться. Здесь у нас, в Италии, много не заработаешь. А потом, — добавил он, — вот на Карле-то любой бы женился, а на других — так нет.

Я слушал его уже не так внимательно, я наблюдал за танцами. Может, в конце концов, как раз это-то мне и нужно, взять да и пойти туда.

— Думаю, это все потому, — продолжил Эоло, — что она-то и думать не думает о замужестве, ей бы только потанцевать. Остальные другое дело, у тех одно в голове, как бы найти себе мужа. А мужчины, они такое всегда за версту чуют.

— Да, это уж точно, — отозвался я, — всегда чуют.

— Да не только одни мужчины, — заметил он, — все Карлу больше любят.

Он рассказал мне про американку, оказывается, и она тоже из всех его дочек отдает предпочтение Карле.

— Да, я уже слышал об этой американке, — сказал я, — от того шофера грузовичка. А что, и вы тоже ее знаете?

Еще бы ему не знать. Да она же столуется у него в траттории. Ей нравится, как стряпает его жена, — этого у нее не отнимешь, самая лучшая стряпуха во всей долине. Да что там, завтра сам увижу американку у него в траттории. Правда, он почему-то не подтвердил мне, что она красива, должно быть, потому, что ему было уже все равно, красивая она или нет, а может, зрение уже не позволяло ему судить о таких вещах. Зато сказал, что симпатичная. И еще очень богатая. И одна. Она остановилась здесь отдохнуть. Сообщил, что у нее своя яхта, на якоре, там, возле пляжа. Да, я видел. Красивая яхта, целых семь человек команды. Но плавает она вовсе не для собственного удовольствия. Говорят, пытается кого-то разыскать, какого-то мужчину, якобы она когда-то его знала. Странный такой человек. Да и история чудная какая-то. А вообще-то чего только не говорят… Но женщина она очень приятная, вот это уж можно не сомневаться.

— Такая же простая, как моя Карла. Они с ней отлично ладят, понимают друг друга с полуслова. Иногда она даже ходит вместе с ней за водой.

Время от времени она ужинает на яхте вместе со своими матросами. Сроду он не видал ничего подобного. Они обращаются к ней на «ты», зовут просто по имени.

— И что, она одна-одинешенька? — поинтересовался я. — Вы уверены, что с ней нет мужчины? Ведь, говорят, она очень красива.

— Раз уж она так старается отыскать того мужчину, стало быть, у нее не может быть другого, разве нет?

— Да нет, я хочу сказать, — пояснил я, — пока она его не нашла, пусть она только и делает, что ищет, все равно ведь…

Он немного смутился, ему было явно неловко говорить о подобных вещах.

— Да нет, я имел в виду, с ней нет никакого мужчины, так сказать, постоянного, что ли, вот это уж точно. Но моя жена, а вы знаете женщин, им всегда все известно, так вот, жена говорит, что и без мужчин там тоже не обходится, время от времени мужчин она имеет в свое удовольствие.

— Да, таких вещей не скроешь, женщины всегда их чуют.

— Она говорит, это сразу видно, такая женщина не может обходиться без мужчин. Нет, вы не подумайте, она говорит это без всякой задней мысли, наоборот, она очень даже любит эту американку, можно сказать, она относится к ней так же душевно, как если бы она была бедная.

— Что и говорить, — заметил я, — обычно такие вещи сразу видно. Другими словами, эта женщина не очень-то привередлива, так, что ли?

— Пожалуй, — бросив взгляд куда-то в сторону, согласился он, — можно и так сказать, женщина она не так чтобы привередливая. Жена говорит, в море она вполне обходится своими матросами.

— Понятно, — заметил я. — Да, что и говорить, странная история.

Похоже, теперь нам уже было и вправду совсем нечего сказать друг другу. Он посоветовал мне сходить на танцы. Если я хочу, он мог бы перевезти меня на своей лодке. Я согласился. Он еще поговорил немного о реке. Когда мы уже почти причалили к другому берегу, снова вернулся к танцам и к своим дочерям. Сейчас я их увижу, его дочек, заметил он с улыбкой, которую я воспринял как предостережение. По правде сказать, добавил он, пусть даже они и не найдут себе женихов на этих танцульках, так хоть повеселятся, все же какая-никакая польза, жизнь-то, она ведь не очень веселая штука. А вообще-то, вдруг разнервничался он, почему бы им и не найти себе мужей, ведь находят же другие! А кто устраивает эти танцы, поинтересовался я. Да муниципалитет Сарцаны, единственное стоящее дело, которое сделал этот никудышный муниципалитет. Туда приезжают рабочие из Специи, вот за них-то и выскакивают замуж большинство местных девушек. Он высадил меня на берегу. Я угостил его сигаретой. И он поплыл назад, стеречь свою Карлу.

Танцевальная площадка находилась возле реки, это был дощатый помост на сваях. Ее окружали заросли тростника, на котором были прилажены венецианские фонарики. Некоторые танцевали и снаружи, на небольшом утоптанном пятачке прямо напротив входа. Я с минуту поколебался, но, поскольку снаружи не было стульев, все же поднялся на площадку. Оглядел лица, а вдруг он окажется там, кто знает, может, на этой неделе ему удалось вырваться из Пизы пораньше. Но нет. Он не приехал пораньше. Более того, там не было ни одного человека, кто бы хоть немного на него походил. Меня снова охватила усталость. Я уселся за столик, где стояло четыре стакана с лимонадом, и стал ждать, пока кончится танец, чтобы пристать к какой-нибудь девице. Девушек там было хоть отбавляй, хватило бы на двадцать одиноких мужчин вроде меня. Мне надо было срочно найти кого-нибудь, чтобы немного поговорить. Танец — по-моему, это была самба — закончился, но тут же, без перерыва начался новый. Никто даже не присел. Я пообещал себе, что уж после этого танца непременно склею себе какую-нибудь девицу. Так надо. И именно девицу. Правда, у меня уже была одна, там, на другом берегу реки, одна в гостиничном номере, но та уже больше не могла составить мне компанию. В общем-то, если разобраться, она не так уж сильно отличалась от той, к которой я собирался сейчас пристать, кроме разве что одного — по каким-то непонятным, таинственным причинам та уже больше мне не подходила. Это было в Виши, она тогда только что поступила на службу, вот там я с ней и познакомился. Три дня я искоса наблюдал за ней. Потом мне в голову пришла одна идея, так, озорная мыслишка, в те времена они еще иногда меня посещали. Я подумал про себя: раз я вот уже шесть лет никак не могу вырваться из этого борделя и слишком ленив, чтобы сделать это по собственной воле, почему бы мне не попытаться изнасиловать эту редакторшу — она заорет, все сразу сбегутся, и меня выгонят со службы. Однажды в субботу, после полудня, когда мы с ней вдвоем оказались на дежурстве, я так и сделал. Получилось у меня не слишком-то удачно. Судя по всему, к тому времени она уже поджидала какого-нибудь мужика. Потом это стало входить в привычку, по вечерам в субботу, так прошло два года. Она уже не вызывала у меня ни малейшего желания. Я никогда не вел себя с ней так, будто она мне нравилась. Нет, я прекрасно понимал, что создан точно так же, как и все прочие, иначе говоря, чтобы любить весь мир. И все-таки мне никогда не удавалось сделать так, чтобы и она тоже стала частью этого самого мира — чтобы полюбить и ее тоже. Ничего не поделаешь, приходится мириться и с такими несправедливостями. Завтра я причиню ей боль. Она станет плакать. Этот прогноз так же неотвратим, как и наступление завтрашнего дня. И я так же бессилен помешать этому, как и заставить себя полюбить ее. Наверное, эти слезы придадут ей какое-то новое очарование, возможно, единственное, какое мне когда-либо доводилось замечать в ней. Надо не поддаваться, надо быть начеку. Танцующие женщины уже с какой-то новой силой напоминали мне о ней. Она там одна, в комнате, спит или, может, проснулась и ломает себе голову, куда это я запропастился, — откуда мне знать. Я позволил ей приехать со мной в Рокку и пока что ни словом не обмолвился о решении, которое принял вот уже четыре дня назад. Может, я еще сомневаюсь? Да нет, вряд ли. Завтра она будет плакать, вот уж в этом-то я уверен, каким бы манером я с ней ни объяснялся. Наотрез откажется понять, принять мое решение. Потом уедет, вся в слезах, а я останусь здесь. Вплоть до самого последнего момента нашей паре так и суждено будет остаться призрачной, будто ее и вовсе никогда не существовало в природе. Внезапно меня охватило сожаление, само собой, немного идиотское, что я не взял ее с собой на танцы. Кто знает, может, танцуя, мы смогли бы лучше поговорить, лучше понять друг друга. Я бы крепко обнял ее, прижал к себе: «Я больше не могу, я остаюсь в Рокке. Нам просто необходимо расстаться, ты знаешь это не хуже меня. Из нас получилась никудышная пара, мы словно умирали с голоду среди всех богатств мира. Ну, почему мы должны так дурно с собой обходиться, за что? Да не плачь ты, не стоит. Чувствуешь, как крепко я тебя обнимаю? Я ведь почти люблю тебя. И это все благодаря тому, что мы с тобой расстаемся, это наше прощание навеки сделало с нами такое чудо. Пойми, нам просто необходимо расстаться. И тогда мы сможем наконец понять друг друга — как любой человек способен понять другого».