Под знаком рыб - читать онлайн книгу. Автор: Шмуэль Агнон cтр.№ 46

Рыба ощутила, что ее поднимают и она возносится все выше и выше. «Уж не вознесение ли это моей души?» — подумала она. И поскольку с ней никогда не случалось ничего подобного, а она привыкла, что все в жизни происходит только ей на пользу, она пришла к выводу, что это и в самом деле то вознесение души, которого удостаиваются праведники. И вот, в добавление ко всем тем званиям, которыми ее титуловали с тех пор, как она воцарилась в водах Стрыпы, она возомнила себя также и праведницей и разозлилась на своих министров и подданных за то, что они никогда ее так не называли.

Если бы не были уже написаны бесчисленные нравоучительные трактаты, мы даже на примере одной этой рыбы могли бы познать всю тщету минутной славы. Смотри — вот огромное существо, наводящее такой страх на всех других ему подобных в водах Стрыпы, что те готовы принести ему в жертву своих братьев и близких, и нет предела льстивым словам, которые произносятся в его адрес, и вдруг приходит беда, и, поскольку пришла беда, сразу не осталось никого рядом — хотя бы затем, чтобы утешить в этой беде, хотя бы для виду. Напротив, в ту же минуту все мелкие стрыпские рыбешки задрали головы и стали насмехаться над нашей рыбой и кричать ей: «Тебя поднимают, чтобы объявить царицей там, наверху, как ты была царицей тут, внизу». Посмотри на них, на этих мельчайших, о которых наши мудрецы, благословенна их память, говорили, что всякое взрослое из малого, а всякое малое из мельчайшего, ты посмотри, как эти ничтожества, никогда в жизни не смевшие и рта раскрыть, сами видевшие в себе всего лишь пищу для больших и сильных, которые замечали их, лишь когда хотели заморить червячка, — посмотри, как они все теперь стали вдруг героями и смело смеются ей прямо в лицо. Воистину, впору сказать вслед за Гемарой [71] , чуть изменив ее по необходимости: «Все, что бывает на суше, бывает и в воде».

Вытащил рыбак свой невод и обнаружил в нем огромную рыбу. В водах Стрыпы он ничего подобного никогда еще не видывал. Выдающееся количество мяса и жира было в этой рыбе, плавники ее были красными от крови, а чешуйки сверкали, точно чистое серебро. Зауважал себя рыбак — вот я какой умник, вот я какой герой! Но на что, скажи, человеку ум и геройство, если нет у него в придачу к ним богатства? Ведь в те дни наш Бучач, как я уже рассказывал, отказался покупать рыбу, даже в субботу, хотя и заповедано нам, евреям, услаждать святую субботу рыбным блюдом. И почему отказался? Потому что рыбаки наши, как я уже тебе тоже говорил, подняли цены на рыбу много выше того, чего она на самом деле стоила.

Начал наш рыбак проклинать свою рыбу — зачем она ему в такое время, когда рыбу никто не покупает! Было бы дело в обычные дни, он бы прославился, и заработал бы хорошо, и девушки бегали бы за ним. А сейчас поди найди покупателя, кроме, разве что, священника, так ведь священник платит словами, а не деньгами.

Думал-думал рыбак, что ему делать, да так и не дошел до мысли, ведущей к действию. А рыбе было тяжело в неводе. Она начала биться и тянуть невод за собой. Рыбак испугался, как бы она не соскользнула обратно в реку. Побежал, принес лохань, наполнил водой, вытащил рыбу из невода и положил в лохань.

И вот лежит рыба в лохани. Никогда еще она не попадала в такую теснину и никогда еще ее мысли не растекались в такую ширь. Что уж говорить о тех временах, когда она была царицей, — тогда ей вообще не приходилось особенно задумываться, ведь у царей принято, чтобы за них думали их министры, — но она и до того, как ее короновали, тоже не имела привычки к размышлениям. А вот теперь она лежала в лохани и думала. Думала же она примерно следующее: «Как быстро сокращается мир! Во времена предков мы жили в огромном море, чуть позже — в больших реках, которые тянулись через множество стран, еще позже — в Стрыпе, которую только из уважения к Бучачу называют рекой, а вот теперь весь мой мир сократился до лохани с водой».

Но посмотри, как велика сила мыслей! Мало того что одна тянет за собой другую, но они еще переходят от одного существа к другому. Вот и тут, в ту самую минуту, когда рыба лежала в лохани с водой и мысленно сворачивала свой мир, рыбак подстелил себе мешок, улегся на солому и ничего другого не хотел, только лишь заснуть, как вдруг и ему тоже пришли в голову мысли. Рыба, как я уже сказал, размышляла о морях и реках, о предках и о своей несчастной судьбе, а рыбак задумался о евреях, о рыбе и о своей несчастной доле. Вот, оказал ему Господь милость, послал рыбу, за которую можно было выручить много денег, и что же делают евреи? Отказываются покупать рыбу, даже в их субботу отказываются, хотя им велено по субботам есть рыбу. А ведь если бы евреи не сговорились между собой не покупать рыбу, он продал бы свой улов какому-нибудь из них, и выпил бы, и других бы угостил, и нанял бы музыканта, чтоб играл ему музыку. И представилось ему в мыслях: услышали девушки музыку, пришли танцевать, а он выбрал из них самых красивых и забавляется с ними, как душе угодно. Но тут он опять вспомнил, что сделали ему евреи, и загорелся в нем на евреев великий гнев. Крутится он на своей соломенной постели и никак не может уснуть. Встал, выпил разом пол-литра, а пустую бутылку бросил в стену. Бутылка разбилась, и осколки зазвенели, точно церковные колокола. Услышал их издали священник и сказал себе: «Так звонят, когда умирает священник. Не иначе как это по мне звонят. Значит, я уже умер, и надлежит справить по себе поминки». А так как эта смерть пришлась на время поста, когда мясо запрещено, он послал за рыбаком, чтобы тот принес ему рыбу. Загрустил рыбак. Теперь рыба, у которой каждая чешуйка стоит серебряной монеты, ускользнет от него задаром. Ударился он лбом об стол и заплакал. Увидел шинкарь и спросил: «Чего ты плачешь?» Рыбак ударил шинкаря в живот, выругался и сказал: «Ты, еврей, не суй свой язык между мной и моей верой. Если не замолчишь сейчас же, я всем скажу, что у тебя вино смешано с кровью христианок — ты им прокалываешь соски, а детишек их убиваешь и в реку бросаешь, чтобы они попали в мой невод и порвали его». Встревожился шинкарь, охватил его страх. Начал он, как мог, успокаивать рыбака и поднес ему большую бутыль вина, которая у него занимала чуть не всю стену. Выпил рыбак, и сердце его смягчилось. Поведал он шинкарю свою печаль. Сказал ему шинкарь: «Дело трудное. Если уж священник просил у тебя рыбу, от него не отделаешься одной-двумя чешуйками. Но у меня есть для тебя совет».

Однако рыбаку не понадобился совет шинкаря. Назавтра в городе встретился ему другой еврей и купил у него эту рыбу.

С утра рыбак вынул рыбу из лохани и положил обратно в невод, потому что когда люди видят рыбу в неводе, то обязательно полагают, что она нигде не задерживалась по дороге из реки, а что может быть лучше рыбы, чем та, что явилась со своего места жительства на рынок без малейшего промедления?

Когда рыба снова очутилась в неводе, она подумала было, что ее собираются вернуть обратно в реку. Вот так и большинство иных живых существ ошибается: чем страшней их беда, тем скорее, думают они, произрастет из этой беды спасение.