Устал рождаться и умирать - читать онлайн книгу. Автор: Мо Янь cтр.№ 65

Тут бы тебе и остановиться, Симэнь Цзиньлун. Но он не остановился. Совсем ополоумел. Взвыл как раненый волк, ринулся к канаве, принёс охапку кукурузных стеблей и сложил у твоего зада. Ты что, поджечь вола задумал, злодей этакий? Так и есть. Он поджёг эту кучу, поднялся белый дымок и разнёсся аромат — так пахнут только горящие кукурузные стебли. Все вокруг замерли, затаив дыхание и глядя во все глаза, но никто не выступил, чтобы прекратить жестокость. Горе тебе, Вол Симэнь. Увы тебе, решивший лучше умереть, чем тащить плуг народной коммуны. Я видел, как отец отбросил мотыгу и упал ничком. Зарывшись руками в землю и уткнувшись в неё лицом, он сотрясался всем телом, будто в приступе лихорадки. Я знал, для него это такая же пытка, как и для вола.

Плоть горела, но от омерзительного запаха никого не стошнило. Твой рот, Вол Симэнь, в земле, твой позвоночник выгибается, потрескивая, как прибитая змея. На тебе загорелась упряжь. Коллективное достояние, разве можно портить! Кто-то подбежал, отвязал с шеи запор из софоры, отшвырнул в сторону и стал затаптывать горящие вожжи. Огоньки пламени погасли, закурился белый дымок, от разносящейся вони даже птицы в небе разлетелись. Бедняга Вол Симэнь, как у тебя зад пригорел, смотреть страшно.

— Спалю!.. — взвизгнул Цзиньлун.

Он принёс ещё одну охапку кукурузных стеблей. И опять никто не остановил его. Нарочно хотели, чтобы он показал, сколько в нём зла. Даже Хун Тайюэ с его высокой сознательностью, всегда призывавший бережно относиться к общему имуществу, отстранено взирал на происходящее. Но ведь вошедший в коммуну Вол Симэнь тоже коллективное достояние, крупный рогатый скот, он важен как средство производства, убить пахотного вола — тяжкое преступление. Люди, почему же вы спокойно смотрите, как совершается преступление, и не остановите его?

Спотыкаясь, Цзиньлун притащил ещё несколько охапок стеблей — он почти обезумел, мой сводный брат. Эх, Цзиньлун, Цзиньлун, что бы ты ощутил, узнав, что этот вол — перерождение твоего отца? А ты, Вол Симэнь, что ты чувствуешь, когда родной сын так жестоко обращается с тобой? О-хо-хо, столько на этом свете проявлений милости и злобы, любви и ненависти, но произошедшее потрясло всех присутствующих.

Вол Симэнь, ты поднялся на дрожащих ногах, без упряжи, без кольца в носу, без верёвки на шее, вол, сбросивший все путы человеческого рабства. Ты двинулся вперёд, с трудом ступая на ослабевших ногах, неудержимо качаясь из стороны в сторону. Из разодранных ноздрей капает синеватая кровь, капельками застывшей смолы стекает с брюха кровь чёрная… И разве не чудо, что вол, у которого на теле живого места нет, смог подняться и идти! Великая вера была тебе опорой, ты воплощал собой поступь духа, поступь идеи. Собравшиеся зеваки стояли, выпучив глаза и разинув рот. В полной тишине звучали лишь трели жаворонков. В небесах такая печаль, такое горе. Шаг за шагом вол продвигался в сторону отца. Он ушёл с земли коммуны, ступив на один и шесть десятых му единственного во всём Китае единоличника. И тяжело рухнул, как повалившаяся стена.

Вол Симэнь умер на земле моего отца. То, как он держался, многое прояснило в головах людей, запутавшихся во время разгула «великой культурной революции». Эх, Вол Симэнь, твои деяния стали легендой, стали преданием. Когда ты умер, были и такие, кто хотел разделать тебя на мясо. Они пришли с ножами, но, увидев кровавые слёзы отца и его перепачканное в земле лицо, потихоньку разошлись.

Отец похоронил тебя на своей полоске и насыпал могильный холм, который нынче стал одной из достопримечательностей Гаоми — Могилой Несгибаемого Вола.

Возможно, добрая слава о тебе как о воле останется в веках.

Скинув «кожаные ризы» вола, мой несгибаемый дух воспарил над крошечной полоской Лань Ляня. Жизнь волом тоже получилась невесёлой. После бытия ослом владыка Яньло объявил, что я возрождаюсь человеком, а появился я на свет из этой коровы со змеиным хвостом. Не терпелось предстать перед владыкой преисподней и выбранить за то, что он одурачил меня, но я ещё долго кружил над Лань Лянем, не в силах покинуть его. Я смотрел на окровавленную тушу вола, смотрел на Лань Ляня, который горестно рыдал, припав к его голове, смотрел на тупое выражение лица своего долговязого сынка Цзиньлуна, на Лань Ланя-младшего, которого родила моя наложница Инчунь, на грязную, всю в соплях и слезах, мордашку его приятеля Мо Яня и на многие другие лица, которые вроде бы видел раньше. Но вот тело вола оставлено, его память начинает слабеть, уступая место памяти Симэнь Нао. Как же так, я ведь человек добропорядочный и не должен был умирать, а меня расстреляли. Даже владыке Яньло пришлось это признать, но исправить ошибку было уже невозможно.

— Да, — холодно заявил он. — Случилась ошибка, как ты сам сказал. Ну и как быть? Я не имею права позволить тебе снова стать Симэнь Нао. Ты ведь уже два перерождения прошёл и должен ясно понимать, что время Симэнь Нао давно вышло. Дети его взрослые, его труп сгнил и обратился в прах, а его дело — в пепел. Старые счета давно закрыты. Может, лучше оставить все эти невесёлые воспоминания и наслаждаться жизнью?

Я упал на колени и, стоя на ледяном мраморе пола, мучительно выдавил:

— Великий владыка, я тоже хотел бы забыть всё это, но не выходит. Эти воспоминания мучительны как гнойник на кости, они опутали меня, словно стойкий вирус. Я вспоминал о страданиях Симэнь Нао и, когда был ослом, вспоминал, как со мной несправедливо обошлись, когда был волом. Я так страдаю от этих стародавних воспоминаний, владыка.

— Неужели на тебя не действует эликсир забвения тётушки Мэн, ведь он в тысячу раз сильнее сонного порошка? — недоумевал владыка Яньло. — Или ты отправился на Вансянтай, [145] не выпив его?

— По правде говоря, владыка, при возрождении ослом я и впрямь не стал пить эликсир этой старухи. А когда возрождался волом, эти два демона зажали мне нос и насильно влили в рот целую чашку, а чтобы не выплюнул, рот драной тряпкой заткнули.

— Странно. — Яньло повернулся к одному из паньгуаней. — Разве посмеет мамаша Мэн подделать эликсир?

Тот замотал головой, отвергая предположение владыки преисподней.

— Симэнь Нао, ты должен понимать, что больше так продолжаться не может. Если каждая душа будет такую строптивость выказывать, у меня тут в аду чёрт знает что получится. Памятуя, что в прошлой жизни ты совершил столько добрых дел и хлебнул горя в личине осла и вола, мы в виде исключения милостиво отправим тебя в далёкую страну, где общество стабильно, народ живёт в достатке, да и места там круглый год красивые. Твоему будущему отцу тридцать шесть лет, он в той стране самый молодой градоначальник. Будущая мать твоя певица, нежная и красивая, побеждала на многих международных конкурсах. Ты у них будешь единственным сыном, и они буду печься о тебе как о драгоценности. Отец твой пойдёт в гору, в сорок восемь лет станет губернатором провинции. Мать, достигнув среднего возраста, уйдёт из искусства в коммерцию, станет владелицей известной косметической компании. Отец будет разъезжать на «ауди», мать — на «БМВ», ты — на «мерседесе». Будешь всю жизнь наслаждаться славой и богатством, всегда иметь успех у женщин. Этого достаточно, чтобы возместить тебе все страдания и унижения, испытанные при перерождениях. — Он постучал пальцами по столу, на какое-то время замолчал, подняв взор к мрачным сводам зала, а потом многозначительно подытожил: — Так и сделаем, думаю, ты будешь доволен.