Лучшее лето в ее жизни - читать онлайн книгу. Автор: Лея Любомирская cтр.№ 27

* * *

Я просыпаюсь от ощущения, что в окно с курлыканьем бьется яичница с ветчиной. Открываю глаза. На карнизе толстый голубь крутится перед флегматичной голубкой. С кухни пахнет чем-то вкусным, а с улицы доносятся голоса Марии Луизы и Катини.

Выглядываю в окно. Мария Луиза, стоя на стремянке, снимает табличку «Семейный пансион „Меховая тапочка“».

Когда я выхожу на улицу, Мария Луиза уже слезла со стремянки, а над дверью красуется табличка «Резиденциал „Морские камушки“».

Значит, весна, начало курортного сезона, и больше мне здесь делать нечего.

В этот день мы гуляем просто так, не играя в «Куда идет дождь». Улица за улицей я прощаюсь с маленьким сонным городком. Он изменился. Кое-где в домах открыты ставни, откуда-то до нас доносятся голоса, смех, иногда – собачий лай. «Странно, – думаю я. – За всю зиму я ни разу не видел здесь собак». Мария Луиза берет меня за одну руку, а Катиня – за другую. Я не знаю, о чем они думают, но чувствую, что обо мне.

А на следующий день я ухожу. Я обнимаю и целую Марию Луизу. У ее губ вкус океанской воды.

Я подхватываю Катиню на руки и целую круглую щечку. Щечка пахнет ванильным шоколадом.

Мария Луиза всхлипывает.

– Не плачь! – говорит Катиня. – Он вернется! Ты ведь вернешься?

– Конечно, – отвечаю я. – Разве ты забыла, что дождь возвращается каждую зиму?

Мария Луиза улыбается и прижимает к себе Катиню.

– Ты тоже, пожалуйста, об этом не забудь, – тихонько просит она.

* * *

Я иду прочь, прямо через деревья и дома. Через сотню шагов оборачиваюсь. На пороге залитого солнцем двухэтажного розового домика стоят две фигурки – одна побольше, другая поменьше – и машут мне ненужными по такой погоде красными зонтиками.

Погода была ужасная.

Вот так всегда. За весь год с неба может не упасть ни капли, посевы изжарятся на корню, овцы передохнут от жажды, фермеры станут выходить на демонстрации с требованием субсидий и компенсаций чаще, чем в поле, но стоит мне записать программу вперед на несколько дней и взять пару отгулов, чтобы наконец отдохнуть и немного побыть с Мигелем, немедленно начинается ливень.

А я уже на полдороге к Синтре.

Отдохнула, называется…

Принцесса была прекрасная.

Дождь пахнет смесью бензина и кофе.

Значит, где-то совсем близко заправка.

Но дождь стеной, и мне ее не видно.

Интересно, какая заправка? Если GALP, то заеду, кофе там отличный. А если BP, то, наверное, нет: и кофе у них с кислинкой, еще и пить приходится на улице. Не люблю.

Пока думаю о кофе, отключаю телефон.

Если не отключить – позвонит Жоакинь.

Я как раз буду размешивать сахар пластмассовой палочкой, какие на заправках дают вместо ложечек, а телефон в этот момент заиграет «Полет шмеля».

Я скажу:

– Да, Ким, милый, только не говори, что ты уже соскучился, потому что у меня два отгула.

А он ответит:

– Потом отгуляешь. Приезжай, я студию заказал на два часа и Жанаину уже вызвал.

А я ему:

– Ким, ну почему неверный прогноз прислала старая задница Ана Паула, а мучиться должна я?!

А он:

– Не капризничай, принцесса, тоже мне мучение – переписать три десятиминутных выпуска!

А я:

– Я тебе уже тысячу раз говорила – не зови меня принцессой!

А он…

А я…

Нет уж. Лучше просто отключить телефон.

Днем во втором часу

Заблудилась принцесса в лесу.

Запах бензина и кофе усиливается, а заправки все не видно. И вообще ничего не видно, как будто я не еду, а плыву в мутной воде, да еще и с зажмуренными глазами. Странно это как-то. И шоссе тоже очень странное, совсем пустынное, – я ползу еле-еле, а меня никто не обгоняет. И воздух странный, слишком мокрый, чтобы им дышать. И небо. И дождь. И я тоже какая-то странная сегодня, думаю всякую ерунду, а надо бы думать, что вот я доеду до Синтры, а там Мигель.

Видит, полянка – ужасная.

На полянке землянка – прекрасная.

Заправка выныривает из дождя прямо передо мной. Это как-то неправильно. Не бывает заправок посреди шоссе. Место заправки – на обочине. Когда я была маленькая, я все время думала, что у заправок ужасно грустная судьба. Все же это невыносимо печально – сидеть на одном месте и смотреть, как жизнь пролетает мимо на скорости в сто двадцать километров в час.

Останавливаю машину, не доезжая до заправки метров двадцать. Заправка как заправка: под навесом шесть колонок в два ряда, в глубине – маленькое кафе, оттуда несутся одуряющие запахи кофе и свежей выпечки.

Мне нечего инкриминировать этой достойной АЗС, кроме того, что она почему-то стоит не на своем месте. Но при одной мысли о том, что я могу выйти из машины и войти в кафе, у меня леденеет затылок и начинаются рези в желудке.

А в землянке – людоед.

Песня опять вернулась…

Я сочинил ее – или думал, что сочинил, – когда был очень молод, очень голоден и очень азартен.

Вначале, для того чтобы Песня сработала, я вынужден был часами распевать ее во все горло, так что с первой Гостьей я разговаривал хриплым сорванным шепотом.

Я до сих пор помню, как она стояла на моем пороге – беленькая, пухленькая, перепуганная… слишком молоденькая для тяжелого, расшитого золотом бархатного платья. Ей совершенно не шел дурацкий остроконечный головной убор с прозрачной вуалью, свисающей до земли. Сомневаюсь, что он вообще кому-то шел, – я потом несколько раз просил Гостий примерить остроконечную шляпу, и у всех в ней был глупый вид, даже у самых хорошеньких.

Песня работала безотказно. Довольно скоро я обнаружил, что мне вовсе не надо петь ее вслух, достаточно просто мурлыкать себе под нос, – Гостьи послушно выходили из леса и стучали в мою дверь. Одна за одной. Одна за одной.

Заходи-ка на обед!

Я никогда не спрашивал имен моих Гостий. Они были просто еда. Такая же, как зайцы или фазаны, которых я иногда ловил в лесу. Мне не приходило в голову, что это плохо – есть себе подобных. Наоборот, иной раз я задумывался: а не перейти ли мне окончательно на Гостий? Уж больно жалобно кричат раненые зайцы. Из-за этого целый день голова болит и сны скверные снятся.

Он хватает нож – дело ясное!

Я так и не понял, чтó случилось.

То ли я случайно переврал слова.

То ли взял неверную ноту.

А может, Песня просто испортилась.

Только в одно прекрасное утро вместо новой Гостьи, живой, теплой и вкусной, с тонкой бархатистой кожей, через которую кое-где просвечивают голубоватые сосуды, ко мне пришли все те, кого я когда-то убил и съел.