Дворец пустоты - читать онлайн книгу. Автор: Поль Виллемс cтр.№ 9

Настало время второй стражи. Голоса ночных глашатаев взмывают вверх, перекликаются, а город замер и молчит. Слушает стихи Герменона:

Следуйте за струящимся потоком

След пробежавшей волны

Не исчезнет вовек

Все что было вернется и пребудет

И твоя улыбка незнакомка

И твоя медлительность рыба

* * *

Император уже думал, что кризис миновал. Стражи предложили в ознаменование победы соорудить Памятник Мимолетности. На излучине Шельды, чуть ниже Аквелона, построили Речные Куранты. Их деревянные колеса были погружены в воду, на разную глубину, и приводились в движение течением реки. Вращаясь, они раскачивали колокола, и было тех колоколов более трех сотен. Одни звонили мелко, другие — широко, в зависимости от их величины и скорости потока. Поведение этих курантов предсказать было невозможно, и случалось, что все колокола принимались звонить разом. Такая слаженность казалась волшебством. К голосу курантов прислушивались с тем же благоговением, с которым, бывает, ловишь момент, когда раскроются лепестки нераспустившегося цветка. В штиль и в часы отлива река струилась медленно, спокойно, и колокола молчали. Лишь время от времени издалека доносился едва различимый звук — даже не удар, а легкое прикосновение — голос самого маленького колокольчика. Словно блаженный вздох засыпающего ребенка. Ко времени второй стражи песне глашатаев начинал вторить далекий перезвон. Именно им было навеяно загадочное стихотворение Герменона. Но случалось, что все вдруг смолкало — и куранты, и голос ночных стражей. Тогда среди наступившего безмолвия, где-то в вышине, на самом последнем этаже воздушного замка, слышались резкие, отчаянные крики диких гусей. И становилось ясно, что крики эти не смолкали всю ночь.

* * *

Зима пришла рано. Возвращаясь по вечерам из школы, дети видели теперь сверкающие в окнах огни. Мягкий осенний туман рассеялся. Куранты зазвучали резко и отчетливо. Как-то ночью ударил мороз, а еще пять дней спустя из заледеневших озер уже можно было выпиливать лед для оконных стекол. Потому что в Аквелоне окна не стеклили. Летом стекла были не нужны, когда же наступали морозные дни, в оконные проемы вставляли куски льда. Это позволяло поддерживать в жилищах температуру близкую к нулю. Женщины одевались тогда в юбки и накидки из перьев, мужчины укутывались в меха. Длинными зимними вечерами в каминах пылали поленья, и сказочники рассказывали свои истории.

Город менялся до неузнаваемости. Террасы стояли пустыми, в садах не было ни души. Жители надевали коньки. Некоторые прилаживали к саням парус и уносились в просторы каналов и озер. Всё в Аквелоне скользило.

* * *

Среди зимы Император отправился посмотреть на могилу Лиу. Вокруг нее образовалось безжизненное пространство, подобное скрытой язве, которая растет неощутимо, но быстро, и в конце концов пожирает весь организм. К могиле потянулась череда паломников, жаждущих воздать культ гниющим останкам. Вернувшись во дворец, Император с беспокойством перечел «Энеиду». Эней, обладавший всем необходимым, чтобы увековечить память Трои, Эней, которому ничего не стоило пройтись по радуге, — этот Эней закончил свои дни в каменном Риме. Поэзия, вместо того чтобы жить в памяти поколений, окаменела, приняв форму книги.

Другое дело Аквелон. Тут не было ни одного мраморного дворца, а с тех пор, как свод законов лег на дно морское, ничто не мешало жить спокойно. Жизнь струилась, отражаясь в зеркале вод.

Одна только могила Лиу внушала неясную тревогу.

Когда журавли возвестили приход весны, Император велел призвать поэта Герменона, чтобы побеседовать с ним о Вергилии.

— Не выношу Вергилия, — сказал Герменон. — Что во всех этих Дидонах, в мраморных изваяниях и бронзовых Венерах с твердым животом? В Дианах с неприступным лоном? Во всех этих мавзолеях и акведуках, высеченных в скале? Я хотел было написать отповедь Вергилию, но стояла такая дивная погода, что я отправился на берег есть креветок и пить белое вино. Отныне я ничего не стану больше писать. Книга для поэзии — то же, что труп в сравнении с живым человеком. Пусть же книги плывут вслед за нашими маленькими утопленницами! Император, ты бросил в море свод законов. Я брошу в море мои книги! И пусть мои стихи несет самая прекрасная в мире река: река памяти!

День уничтожения творений был назначен на летнее солнцестояние.

* * *

Альтена покинула Аквелон и поселилась в хижине Лиу. По вечерам ее охватывал страх. Чудилось, будто над могилой встает чья-то грозная тень, а следом тянутся разлагающиеся призраки ночных кошмаров. Тогда она выходила из хижины и до утра бродила по Пляжу Поганок, у самой кромки воды. Ей нравился шепот волн, но было страшно: а вдруг однажды она поймет, о чем именно они твердят с такой настойчивостью. Возвращалась Альтена на рассвете, и только тогда решалась прилечь на моховое ложе. Она закрывала глаза. Достаточно было протянуть руку, чтобы коснуться могилы Лиу. Она трогала рыхлый холмик. Это прикосновение успокаивало, и порой она засыпала. Первые несколько недель она жила в хижине совсем одна. Потом к ней присоединилось еще несколько женщин. Долгое время их было девять. Их стали называть Верными. Женщины приглядывали за хижиной и принимали паломников, которые приносили яйца чибисов, мед, дикий щавель, побеги тростника, ирисы и водяные лилии. Альтена принимала дары, не поднимая глаз, не произнося ни звука. Паломники окружали ее обожанием, в особенности женщины. Они опускались перед ней на колени и, когда Альтена с презрением их отталкивала, заходились от сладостного восторга. Так появились в Аквелоне траурные обряды.

* * *

21 июня, в день летнего солнцестояния, двенадцать высокобортных кораблей императорского флота под красными и черными парусами появились на излучине Шельды. Они тащили за собой айсберг со сверкающими на ветру башнями и шпилями. Айсберг поставили на якорь посреди реки, как раз напротив императорского дворца. Герменон сел в лодку, подплыл к айсбергу и сложил на один из его балконов рукопись и все, какие только смог найти, издания и копии своего сборника «Ответ ветру».

В Аквелоне объявили, что айсберг вместе с творениями Герменона будет к вечеру затоплен в водах Устья. А сам Император, не вдаваясь в объяснения, оповестил подданных, что решил покинуть город и удалиться в дюны Эшбодта, где он поселится в шалаше, сплетенном из диких голубых трав. Поддавшись новому порыву, все жители вслед за Императором оставили Аквелон и построили себе шалаши неподалеку от своего повелителя.

Это был настоящий праздник, но все почему-то плакали. Плакали и удивлялись, что слезы льются сами собой. «И откуда только берутся эти слезы? — спрашивали друг друга люди. — Из леса, что ли? Или из неведомого скрытого источника? Может, где-то глубоко под землей течет река и ей понадобилось пятьсот лет, чтобы достичь наших глаз?»

Город совсем опустел. Он был брошен на произвол судьбы.

Не ушли только ночные стражи — так повелел Император.

— Ну что ж, будем петь в пустоту, — решили они.