Давайте напишем что-нибудь - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Клюев cтр.№ 93

– Вам, Дуровым, меня не понять.

Что же касается Карла Ивановича, внутреннего эмигранта, и разодетой в пух и прах Бабы с большой буквы, то они так и продолжали спать в обнимку. И в этом тоже не было ничего удивительного: будучи, в сущности, животными, однако животными не полярными, они подчинились своей настоящей натуре и впали в долгую зимнюю спячку, грозившую естественным образом перейти в вечный покой, ибо зима на Северном полюсе долгая…

Если кто-то так до сих пор и не понял, чем мы занимались на последних страницах, то мне ничего не остается, как сообщить: это и был эпизм. Не знаю, многие ли из нас получили от него удовольствие, но оно и неважно: дело в том, что эпизм, забыл сказать, и вообще существует отнюдь не для того, чтобы услаждать нас, – он необходим просто для поддержания тонуса. В противном случае напряженность в структуре художественного произведения грозила бы разрешиться чрезмерно быстрой развязкой, до которой нам с вами, слава Богу, еще пилить и пилить…

В то время как вы, дорогие мои, уже давно и откровенно (я бы даже сказал: бесстыдно) хотите в Париж, куда столь же бесстыдно хотят все на свете, я туда отнюдь не спешу – причем ради вашего же блага. Вас ведь едва ли устроит перспектива увидеть Париж и умереть… да и хватит нам с вами того, что мертвого писателя в моем лице мы уже имеем!

Кстати, распределение ролей между читающим и пишущим трудно назвать справедливым: обратите внимание, что писатели всегда мертвы, в то время как читатели всегда живы. Мне просто из любопытства хотелось бы разок взглянуть хоть на одного мертвого читателя… подозреваю, как меня бы могло воодушевить подобное зрелище. Лежит себе совсем тихий читатель в небольшом гробу, а на груди у него – зачитанная до дыр книга: есть ли на свете такой равнодушный писатель, которому смерть читателя не ласкала бы глаз – хотя бы и один глаз? Да любой мало-мальски уважающий себя автор, не будь он, конечно, мертвым, отдал бы жизнь за то, чтобы увидеть своего читателя на смертном одре! Каким вечным покоем Левитана веет от этой картины! Какой отрадой наполняет сердце мысль о том, что уже не слышать писателю суровой, но справедливой критики читателя, не видеть его честных и наивных глаз, не участвовать в горячих и плодотворных дискуссиях о том, кто для кого, в конце концов, существует – писатель для читателя или совсем наоборот!

А с другой стороны, вполне ведь возможно допустить, что, если писателя делает великим писателем смерть, она же способна и читателя сделать великим читателем. При жизни, дескать, покойный был никому не известным читателем средней руки – слава великого читателя пришла к нему лишь посмертно. Только далекие потомки сумели оценить его гениальность, обратившись к книжной полке безвременно усопшего, где на почетном месте найдено было любимое его творение – книга Антонины Рябой «Консервируем овощи на зиму». Вчитываясь в бесхитростное повествование, невольно понимаешь, каким отменным вкусом надо обладать, чтобы выбрать эту книгу в качестве настольной. Простые, но идущие из самой глубины сердца строки о таких понятных и близких каждому вещах, как огурцы, помидоры, кабачки, капуста, чеснок, заставляют задуматься: кто мы, откуда пришли и куда идем… Великий читатель смог увидеть в них то, что ускользало от взгляда других: взволнованный рассказ простого смертного о том, чем люди живы. Документальной правдивостью веет от каждого пассажа:

На дно трехлитровой банки положить 10 вишневых, дубовых и черносмородиновых листьев, 45 кусочков хрена, 23 зубчика чеснока, 23 зонтика укропа с семенами. Затем заполнить банку огурцами длиной 1012 см, а сверху положить еще слой пряностей. Залить огурцы некипяченой водой доверху с солью (на 1 л воды 1 ст. л. соли), закрыть полиэтиленовой крышкой и поставить в холодное место…

Или:

Для консервирования, соления более всего подходят бугристые огурцы, желательно не больше 12 см, без пустот в середине и сформировавшихся семян. Корнишоны – огурчики длиной до 5 см – консервируют целыми, у более длинных с обоих концов делают срезы. Если огурцы покупные или пролежали 12 дня, то перед консервированием их надо замочить в холодной воде на 36 часов. Укладывать огурцы в посуду следует вертикально, но не набивать ее до самого верха: впитав часть рассола под крышкой, огурцы окажутся им не прикрыты и раскиснут. Зелень для засолки: душистый перец горошком, гвоздика, листья хрена, укроп, листья и черешки сельдерея, эстрагон в стадии цветения, майоран, листья черной смородины, вишни, дуба. Если банки не стерилизуются, то после закатывания банки переворачиваем, укрываем одеялом и выдерживаем до полного остывания. Секрет: если при засолке добавить чайную ложку хлористого кальция, то соленые и маринованные огурчики приобретут аппетитный хруст…

Или:

Салатные огурцы обычно не используют для консервирования: они получаются мягкими, пустотелыми. И все же, если урожай салатных огурцов больше, чем вы сможете съесть в свежем виде, попробуйте их засолить. Но для этого вам придется засолить сначала обычные огурцы. Через 56 дней эти огурцы съедаете или закрываете на зиму, а рассол, в котором идет молочнокислое брожение, используете вторично. Добавляете еще 10 г соли на литр рассола, кусочек корня хрена и помещаете в него салатные огурцы. Когда огурцы заквасятся (а происходит это на четвертый-пятый день), они ничуть не уступают обычным: такие же твердые и ядреные…

Не правда ли, поразительная чистота стиля?

Впрочем, кому я это все говорю! Вы же, дорогие мои читатели, едва ли способны по-братски разделить со мной мой восторг: вы пока живы, а значит и не велики! Однако потерпите еще немного: перспективы хорошие, поскольку ничто не вечно под луной. Как знать, может быть, будете и вы великими… потом. А покуда вы не великие, потуда придется обходиться теми, какие есть. С таковыми и отправлюсь-ка я опять в Японию.

Что значит – «были уже в Японии»? Ну, были… а толку-то что? Японскую культуру, доложу я вам, с одного взгляда не постигнуть. Наша же с вами задача – постигнуть ее полностью и окончательно, чтобы потом уже никогда больше к Японии не возвращаться – выбросить Японию из памяти навеки, а то место на карте, где она изображена, замазать черным маркером прямо по океану и сверху еще приписать: «Здесь никакой Японии нет и никогда не было!» Но это мы с вами все позже проделаем, если не забудем, а пока – в путь!

…Умная Эльза вчитывалась в корявые иероглифы Японского Бога и недоумевала. Недоумевать она не любила: от этого занятия ее коробило. Сначала все-в-Японии в подобные несчастливые минуты спрашивали Умную Эльзу, дивясь тому, как туловище и члены этой красивой девушки более или менее юных лет начинают искажаться при внимательном взгляде на них:

– Что это с Вами?

– Меня коробит, – охотно поясняла Умная Эльза. – Так бывает, когда я недоумеваю.

И тогда, успокоенные, все-в-Японии опять возвращались к японским своим будням.

Впрочем, это было давно. Теперь все-в-Японии уже так хорошо знали Умную Эльзу, что и не смотрели в ее сторону – настолько она стала привычной. Всем-в-Японии казалось, что Умная Эльза была здесь всегда – так же, как Фудзияма. Ее даже время от времени путали с Фудзиямой и, наткнувшись при переходе улицы на Умную Эльзу (та зачастую лежала посреди дороги), всматривались в искаженные ее очертания и говорили: