Давайте напишем что-нибудь - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Клюев cтр.№ 146

Страница

– А зачем я опережал свое время? – так ничего и не поняв, интересуется тот, стоя непосредственно у выхода из поля зрения автора.

– Чтобы другим неповадно было, – отвечает автор с хитрецой и, закрывая дверь за Лишним Человеком Ладогиным, говорит, обращаясь теперь уже к истории человечества: – Ну что, история человечества, наделала в штаны?

Только очень немногие из вас – практически единицы, – разлюбезные мои читатели, догадываются, да и то смутно, что автор – тоже человек. А между тем именно потому автору и не чуждо ничто человеческое – взять вот, например, человеческие слабости, которых у него хоть отбавляй… и отбавляй, и отбавляй. Автор – как, в общем-то, и любой из нас! – груб и невоспитан, глуп и необразован, труслив и малодушен, подл и коварен, лжив и бесстыден, нагл и распущен, зол и несправедлив, жаден и завистлив, себялюбив и корыстен, расчетлив и низок, гадок и омерзителен, хищен и бессердечен, дряхл и уродлив, молод и наивен, сер и невыразителен, аляповат и безвкусен, худ и изможден, толст и неповоротлив, вял и безынициативен, нервен и раздражен, наг и сир, надменен и заносчив, жалок и одинок, мелочен и отвратителен, нищ и обездолен, страшен и чудовищен, болен и немощен… Но главное – совершенно беспринципен. Иной раз подойдет к нему какой-нибудь дотошный гражданин вселенной и скажет с укором:

– Что у Вас человеческих слабостей хоть отбавляй – это я вижу. Но меня интересуют Ваши сильные стороны – в частности, Ваши принципы: принципы хоть какие-нибудь есть у Вас?

А беспринципный автор в ответ:

– Да что Вы такое говорите-то, дорогой дотошный гражданин вселенной… конечно, у меня есть принципы, у меня ужасно много принципов!

– И что же Вы с ними делаете? – саркастически интересуется дотошный гражданин вселенной.

Тут припертый к стенке беспринципный автор начинает юлить: дескать, ничего особенно я с ними не делаю, просто имею – и все, но тогда дотошный гражданин вселенной садится в позу лотоса и, излучая неземной свет, бесполым голосом Абсолюта произносит:

– Мало иметь принципы – им надо еще и следовать.

После этого чашечка лотоса захлопывается и уплывает по большой воде, а автор остается один на один со своею совестью.

Ничего хуже этого представить себе нельзя, ибо совесть автора имеет садистские наклонности. Причем ей совершенно наплевать, имеет ли автор мазохистские наклонности, – ей даже наоборот приятнее мучить того, кто удовольствия от этого не получает.

– Ну-с, – говорит совесть, поигрывая хлыстом, – докладывай.

А что тут доложишь, разлюбезные мои… что принцип жизнеподобия мхом порос? Что принцип историзма приказал долго жить? Или что принцип линейности повествования – причем уже который раз – коту под хвост… бедное, между прочим, животное!

Короче, доложить, значит, нечего – в чем подлая совесть, кстати, ни на минуту и не сомневается, ибо сама была свидетельницей всему происходившему в настоящем художественном произведении: не без совести же авторы творят и созидают!

– Та-а-ак, – резюмирует совесть, не дождавшись ответа и совершенно хулиганским образом свистит в два пальца. На свист этот со всех сторон начинают сбегаться ее сестры: сначала, конечно же, честь, потом – справедливость, искренность, гуманность, достоверность, правдивость, решительность, бескомпромиссность, терпеливость, стойкость, непоколебимость, бесстрашность… Все они имеют вид кровожадных девиц – и каждая кто с чем: одна с ремнем, другая с плеткой, третья с дубиной. Последней на свист прибегает запыхавшаяся младшенькая – краткость, таща за собой упирающегося братца, который орет благим матом.

Собравшись все вместе, сестры подозрительно долго шушукаются между собой, после чего плотным кольцом окружают автора и начинают поочередно наносить ему удары: хлыстом, ремнем, плеткой, дубиной… но наиболее тяжело переносить побои краткости, орудующей как битой совершенно уже обмякшим и давно безучастным ко всему, но весьма и весьма плотным братцем. Получить таким братцем пару раз по спине – дело далеко не шуточное… Притом, что братец, хоть и обмякший и безучастный, нарочно продолжает орать благим матом…

Предполагается, что после такого урока беспринципный автор и думать забудет о том, чтобы плевать на принципы… ан – горбатого могила исправит. Весь в синяках и ссадинах, горбатый (он же – автор) вынужден вздохнуть и опять нарушить принцип… принцип линейности повествования – и это в который раз!

То есть, нам придется вернуться туда, где мы уже были… как бы кому из нас ни казалось, что делать там больше нечего!

Покинув явочную квартиру, на которую никто не явился, Кунигундэ лишила решить… то есть, решила лишить Карла Ивановича правой руки. Не в прямом, конечно, смысле, ибо зверем она отнюдь не была – чтобы так вот взять и оторвать кому-нибудь руку. Кунигундэ просто собралась найти Эдуарда, который волею исторических судеб оказался правой рукой Карла Ивановича, внутреннего эмигранта. Найти и убить его. Правда, она совсем плохо представляла себе, как это у нее получится, зато хорошо представляла себе распластанного на сырой – и только на сырой! – земле мертвого Эдуарда, раскаивающегося в своем предательстве.

– Поздно раскаиваться, милый, – скажет ему тогда Кунигундэ. – Поздно, потому что ты давно мертв.

А Эдуард зарыдает в когда-то красивый голос, и его когда-то благородное лицо исказит гримаса отчаяния.

В воображении Кунигундэ картина получалась величественная. Величественная, однако недостаточно кровавая. Размышляя о том, как исправить этот недостаток, Кунигундэ вспомнила о Сын Бернаре и решила, что будет неплохо, если Сын Бернар загрызет Эдуарда и разорвет его тело на мелкие кусочки. Сложив эти кусочки в подобие целого, Кунигундэ обратится к Эдуарду со следующими справедливыми словами:

– Посмотри, что с тобой стало! И так будет с каждым предателем.

Кунигундэ купила вареной колбасы, чтобы приманить Сын Бернара, и пошла по Змбрафлю, громко выкрикивая:

– Сын Бернар! Сын Бернар! К ноге!

Других команд собакам она не знала.

Мертвецы поглядывали на нее как на полоумную, а один сказал:

– Зачем же Вы так публично зовете Сын Бернара, когда всем известно, что он подпольщик? А в настоящее время он и вообще партизанит!

– Если всем известно, что он в настоящее время партизанит, то, может быть, известно и где он партизанит?

– Еще бы неизвестно! – ответили мертвецы. – Он партизанит в лесах.

Кунигундэ окрылило это сведение – и она полетела в леса. Летая над лесами и держа вареную колбасу поближе к земле, Кунигундэ неустанно выкрикивала:

– Сын Бернар! Сын Бернар! К ноге!

– Это как – «к ноге»? – вдруг услышала она из зарослей тута, откуда через некоторое время показалась лохматая голова Сын Бернара.

Страница