Бальзамины выжидают - читать онлайн книгу. Автор: Марианна Гейде cтр.№ 34

В одном номере целая страница была отведена под рассказ о двух девушках-лесбиянках, живущих в отдалённом маленьком городе, одна из которых была вампиром. Её подруга, поскольку была добра и сильно к ней привязана, время от времени приотворяла себе вену на правом запястье, осторожно, чтобы не повредить сухожилие, и отдавала чуть-чуть своей крови, не более пятидесяти граммов, чтобы немного притупить жажду, снедавшую несчастную девушку, и при этом не ослабеть окончательно. Одной было около восемнадцати, другой девятнадцать лет. Эта история казалась мне бесконечно трогательной, когда я представлял себе маленький город с нечистыми улицами, неряшливыми домами, возле которых целыми днями просиживали старухи в шерстяных платках, отпускавшие нелестные замечания по адресу всех входивших и выходивших, с огромными стаями бездомных собак, водившихся возле мясокомбината, где зарплату давно платили мясными обрезками, и то не каждый месяц. Зимой убожество городка было немного прикрыто снегом, сутками стоявшим наподобие взвеси, так что невозможно было ничего разглядеть, автомобили днём и ночью не выключали фар, люди закутывались в дутые куртки и до самых глаз закрывались шарфами, так что узнавали друг друга лишь по походке или окликнув друг друга.

Прочитанные номера я сначала отдавал Аглае, чтобы она тоже могла с ними ознакомиться, а потом употреблял в дело: разрезывал на узкие полоски и оклеивал огромную голову быка, необходимую для школьного спектакля, намеченного к Новому Году, в котором рассказывалось о том, как Тесей убивает Минотавра. Все ученики должны были принять в спектакле какое-нибудь участие, взять на себя одну из ролей, или украшать сцену, или поднимать занавес, или петь в хоре. Мне не хотелось ничего этого делать, я ничего не понимал в театральной игре, не умел петь в хоре и вообще старался держаться от других детей подальше, потому что меня пугали их дикие и залихватские повадки. Поэтому я сказал, что готов взять на себя изготовление головы Минотавра, и все с этим согласились, потому что никому не хотелось этим заниматься. Роль Ариадны досталась Аглае, потому что она была самая красивая, а ещё потому, что она сама вызвалась её исполнять, и никто не стал возражать, потому что все были согласны с тем, что Аглая самая красивая, и ещё потому, что у неё было такое необычное имя, каким никого больше, кроме неё, не звали, в нашем классе девочек обычно звали светами или ленами, на худой конец оксанами.

Итак, разрезая газету на узкие полосы, я обмазывал голову Минотавра клейстером и наклеивал их в произвольном порядке поверх высохших слоёв. Мне казалось очень забавным, что голова будет вся состоять из скандалов, сплетен о телезвёздах, вымышленных сообщений о девушках-лесбиянках, одна из которых была вампиром, или об одной актрисе, которую похитили инопланетяне для того, чтобы осеменить её марсианской спермой. Ещё забавней было то, что о содержании этой головы никто не догадывался, кроме Аглаи, стало быть, как и в сюжете нашей глупой театральной постановки, она является обладательницей некоторой тайны. Тайна была из плохоньких, как раз соответствующих случаю.

А пока что я воображал, как две девушки-лесбиянки греются в крошечной комнатке в коммунальной квартире, где они спрятались от метели и всего света, где пол устлан газетами, а единственная тусклая лампочка обёрнута колпаком из коричневой ячеистой пластмассы, какую кладут в коробки с конфетами. Конфет они, впрочем, давно не видели. Старшая девушка, пьющая кровь, работает на разрушающемся на глазах мясокомбинате, хотя кровь животных не может успокоить её жажду, всё же вид этой крови ей не неприятен и отчасти успокаивает. На общей коммунальной кухне они вдвоём жарят шипящее отфыркивающееся мясо с чёрным перцем, а потом едят его руками, запивая дешёвым красным вином из пакетов, но так бывает не каждый день, а лишь время от времени. Иногда по выходным они ходят в клуб на дискотеку, причём младшая надевает на запястье кожаную повязку с шипами, какие носят металлисты, для того, чтобы скрыть шрамы от надрезов, а старшая надевает на голову чёрную косынку с узором из черепов и скрещенных костей. Там они танцуют под очень плохую и очень громкую музыку и знакомятся с молодыми людьми быковатой наружности. Обе девушки терпеть не могут этих молодых людей, от которых пахнет потом, коктейлем «отвёртка» и недоброй животной мужественностью, вполне довольствуясь друг другом, но, тем не менее, заигрывают с ними, всячески намекая на то, что желали бы заняться любовью втроём. Подцепив какого-нибудь, они уводят его в подсобное помещение на территории фабрики игрушек, которая давно не работает, потому что никто не покупает уродливые, не соответствующие нормам санитарной гигиены изделия, которые там изготовлялись, а ещё потому, что людям нынче не до игрушек, там быстро перерезают ему горло скальпелем, обёрнутым липкой лентой, и тогда старшая долго и с наслаждением пьёт хлещущую из раны кровь, а младшая стоит на стрёме, чтобы никто нечаянно их не застукал за таким неподобающим их полу и возрасту занятием. Часть крови девушки сцеживают в пластиковые бутылки из-под «спрайта» и уносят с собой. Но так бывает не часто, а лишь время от времени. В те времена люди нередко пропадали, иногда становились жертвами криминальных разборок, а нередко и просто так, безо всякой умопостигаемой причины. Никто не подозревал девушек в их убийственной деятельности. Они возвращались домой, складывали пластиковые бутылки в полиэтиленовый пакет и вешали за окно, чтобы кровь не свернулась и оставалась свежей на морозе, потом долго любили друг друга, накрывшись одеялом, сшитых из цветных лоскутов, причём от лампы под коричневым колпаком по стенам и потолку ползли шоколадные вкусные пятна.

Каждую неделю, вооружившись кисточкой и стеклянной банкой с клейстером, я клеил голову Минотавра, которая раз за разом становилась всё более бесформенной и отвратительной. Она вызывала у меня чувство брезгливости, и я с ужасом ждал того дня, когда мне придётся предъявить свой шедевр классному руководителю. Классный руководитель была красивая молодая женщина с большими тёмными влажными глазами, как у оленёнка Бемби, всегда немного печальными, однажды мы с Аглаей были у неё в гостях, она позволила нам погладить своего пекинеса, маленького, с вытаращенными глазами, которые, казалось, готовы были скатиться по его монголоидным крепким скулам, как большие карие слёзы, и подарила мне книжку стихов поэта Ходасевича, потому что знала о моём пристрастии к чтению (о моей любви к газете «Скандалы» она, конечно, не подозревала). Я слышал, что эти собаки действительно иногда, придя в чрезмерное возбуждение, так таращат глаза, что яблоки выпадают из глазниц и повисают на тоненьких волокнах, и тогда хозяевам приходится вправлять их на место. Я очень осторожно гладил пекинеса, трепеща от мысли, что его выпуклые, как леденцы, глаза, чего доброго, могут выкатиться и лечь прямо мне в руку, так что даже испытал лёгкое отвращение, вообразив, что влажный шар касается моей кожи. Тогда-то классная руководительница отозвала меня в сторону и вручила тоненькую книжку, сказав, что это может быть мне полезно. Книжка была желтоватая и отпечатана с ерами, что, как мне казалось, делало её необыкновенной, я не знал, как благодарить классную руководительницу, которая была красивая, никогда не кричала на детей, что бы они ни сделали, а только смотрела своими большими тёмными и скользкими глазами, которые тоже, казалось, могли выкатиться от огорчения, так что просто сказал «спасибо» и положил книжку в портфель. Мне было стыдно, что я читаю газету «Скандалы» и знаю про лесбиянок.