Сцена шестая: камера в гостиной, пятница, 18 мая, тайм-код 09.09
Камера включается, когда в комнату входит Саманта Сеймур. Немного поколебавшись, она подходит к дивану, шарит под пуфом и выуживает пачку «Силк-кат ультра». Вынимает сигарету, сжимает губами — и стоит. Потом, так и не прикурив, вынимает сигарету, вставляет обратно в пачку, которую сминает и бросает в открытое окно. Едва заметно кивает и выходит из комнаты.
«Системы видеонаблюдения „Циклоп“», запись четвертая, суббота, 19 мая
Примечание автора: Доктор Сеймур нарядно одет: выглаженные кремовые слаксы, синяя рубашка, начищенные ботинки. Волосы расчесаны, походка пружинящая. В левой руке у него белый полиэтиленовый пакет. Он бросает взгляд на камеру, потом на магазин. И тут на его лице появляется удивление и тревога.
Магазин закрыт. Он дергает дверную решетку и произносит как будто про себя, но достаточно громко, чтобы это уловил микрофон (на внешних камерах наблюдения микрофоны обычно не ставятся, в данном случае камера — часть системы, находящейся внутри):
— Шерри?
Он отступает на несколько шагов и изучает фасад магазина, как будто ему может открыться некий тайный вход или портал. После чего смотрит прямо в камеру.
Едва ли доктор Сеймур знал наверняка, что видеокамеры в магазине подключены к приемнику у нее дома, в миле оттуда — в полуподвальной квартире где-то на ничейной полосе между развязкой А40 и Парк-Ройял, известной как Цыганский угол. Однако он, похоже, догадался, что это возможно, потому что говорит прямо в камеру:
— Шерри, ты тут?
Следует долгая пауза, как будто в пучинах неопределенности он выуживает нужные слова.
— Ты любишь такие игры, я знаю. Ты живешь, чтобы подсматривать. Чтобы переставлять фигуры на доске. Я это понимаю. Уверен, что ты смотришь.
Еще одна пауза. Потом он вытаскивает из белого полиэтиленового пакета две видеокассеты, подносит их к камере и держит дольше минуты. Тишину нарушает треньканье мобильного телефона. Он начинает шарить по карманам и наконец обнаруживает его во внутреннем кармане пиджака.
— Алло? Шерри?
Ему, как видно, никто не отвечает.
— Я знаю, что это ты. Пожалуйста, ответь.
Он начинает горячиться, ходит перед камерой взад-вперед.
— У меня с собой записи. Мне нужно с тобой встретиться.
Он бьет по дверной решетке кулаком.
— Послушай. Хорошо. Я знаю, что ты там делаешь. Это нормально. Но теперь пора заканчивать. Или я уйду. И не вернусь, Шерри. Через пять секунд я выключаю телефон. И если ты не ответишь, то больше меня никогда не увидишь. Договорились? Пять, четыре…
Камера, словно услышав, панорамирует вниз и обратно, будто в символическом кивке. Мы видим реакцию доктора Сеймура. На лице отображается внимание и концентрация. Наверное, Шерри Томас прервала свое молчание.
— Где ты?… Так…. Тридцать один А, Адамс-стрит… налево, потом направо, потом снова направо… Хорошо… Я найду… Откуда ты. знаешь, что у меня с собой атлас?.. Я никогда не суюсь в незнакомые места без карты. Хорошо.
Он выключает телефон, лицо его раскраснелось. Он вынимает из пакета атлас Лондона и изучает его. Затем пускается бежать и в несколько секунд исчезает из поля зрения камеры.
Адамс-стрит, запись первая, суббота, 19 мая, тайм-код 12.48
Примечание автора: Адамс-стрит застроена большими обветшавшими эдвардианскими домами, фасады которых выкрашены в грязно-бежевый цвет, в отличие от более ухоженных районов, чьи жители стараются расцветить их средиземноморским голубым и желтым. Некоторые дома кажутся нежилыми. В других есть обитатели, но на окнах вместо занавесок одеяла или вовсе ничего. Улица в целом производит унылое, гнетущее впечатление даже при ярком солнце.
К входу в 31А ведет ряд бетонных ступенек, за которым открывается чистенький дворик, лишенный растительности или каких-либо украшений. На окнах полуподвальной квартиры железные решетки. Перед входной дверью тоже решетка, в отслаивающейся желтой краске. Закрытые наглухо ставни полностью скрывают интерьер. Впоследствии полицейские сняли установленную над дверью камеру. Первые кадры этой записи сделаны именно ею.
Доктор Сеймур спускается по бетонной лестнице и сразу замечает следящую за его передвижениями камеру. Почти робко он машет рукой в объектив. Слышен щелчок замка внутренней двери. Доктор Сеймур улыбается. В последующем диалоге мы наблюдаем его одного: коридор, в котором стоит Шерри Томас, не видно ни с одной из камер.
— Я неважно себя чувствую, Алекс. Опять голова…
— Я могу помочь.
— Так что же, ты зайдешь и посмотришь меня?
— Только если ты отопрешь решетку.
Слышен звук запора, и решетка отворяется наружу. Доктор Сеймур исчезает и спустя несколько секунд появляется вместе с Шерри Томас в поле зрения камеры, установленной внутри. На женщине розовые пижамные штаны свободного кроя и мешковатая белая хлопковая футболка с длинными рукавами. Вещи явно недорогие, но тщательно отглаженные. Шерри Томас босиком. Волосы расчесаны. Она очень бледна и слегка дрожит. Правой рукой она часто касается виска. Выглядит она совсем не так, как в прошлые разы в магазине, — более уязвимая, мягкая, домашняя. Они не обмениваются никакими прикосновениями, которые можно счесть эротическими. Доктор Сеймур просто кладет руку ей на лоб.
— У тебя небольшая температура.
— Может, пройдешь?
Внутри мрачно, почти темно. Камера едва различает дешевый гарнитур, кофейный столик, сервант и стопку журналов, судя по всему, технических. На стенах нет картин, только большие механические часы над камином. На противоположной стене висят большие электронные часы. И те и другие показывают одно и то же, до секунды, время.
На лакированном деревянном полу нет ковра. Комната убрана просто, но все здесь безупречно чисто и аккуратно. Единственный сколько-нибудь дорогой предмет обстановки — это телевизор: огромный плоскоэкранный домашний кинотеатр. Идет дневное ток-шоу. Ведущих видно очень отчетливо и ярко.
Доктор Сеймур садится на диван лицом к телевизору. На кофейном столике откупоренная бутылка и бокал вина. Слева полки, заставленные примерно сотней видеокассет. Там же несколько книг — судя по толщине и цветастым обложкам, купленные в аэропорту блокбастеры. Библия и несколько томов энциклопедии кажутся нетронутыми.
Стены темно-серые, двери выкрашены белым. Все до безликости нейтрально. Дверь слева ведет прямо в спальню: видно изголовье односпальной кровати с висящим над ним зеркалом без рамы. На прикроватном столике еще одни часы.
— У тебя мило.
— Ничего подобного, но это все, что я могу себе позволить в этой непомерно дорогой адской дыре. Здесь дороже, чем в Нью-Йорке. Там мне жилось получше. Когда-нибудь я туда вернусь. И довольно скоро.