Пощечина - читать онлайн книгу. Автор: Кристос Циолкас cтр.№ 72

Рози (продолжение)

Она была в шоке, когда первый раз увидела своего будущего свекра. Ему только что исполнилось пятьдесят, но его кожа, тело, осанка выдавали в нем умирающего старика. Печень у него ни к черту, предупредил ее Гэри, но она и сама сразу это поняла. Кожа его имела трупный серый оттенок, руки покрывали багровые синяки. Он дышал с присвистом, когда говорил, и каждые несколько минут его тело сотрясал мучительный кашель, после чего он сплевывал на пол или в салфетку густой комок мокроты. И все равно он не выпускал изо рта сигареты. Рози тотчас же бросила курить. Вот что делают с человеком курение и алкоголь. Они убивают. Организм мстит за то, что ты его травишь. Тебя ждет недостойная смерть. Мать Гэри, в ту пору сорокавосьмилетняя женщина, страдала от избыточного веса. У нее был нос картошкой — разбух от пьянства, — иссеченный тоненькими красными капиллярами; вокруг рта пролегли глубокие морщины. Была еще сестра Гэри — вечно с сигаретой в одной руке, с банкой пива — в другой.

Рози пришла в ужас от родных Гэри. Два дня, что она провела в их кругу, казалось, никогда не закончатся. Его семья жила в крошечном домике — это было дешевое жилье — на краю одного из западных пригородов Сиднея — не в деревне, но и не совсем в городе. Ходить там было некуда, смотреть нечего; единственный центр развлечений — местный паб неподалеку. Они ужинали там оба вечера, и тогда впервые она увидела Гэри по-настоящему пьяным, в стельку, так что он себя не помнил. Обе ночи, лежа рядом с ним в постели, она не могла заснуть, так как со всех сторон до нее доносились храп, пердеж и тяжелое с присвистом дыхание. Все это ее жутко напугало, и по возвращении в Мельбурн она впервые задалась вопросом, а следует ли ей выходить замуж за Гэри.

Их роман развивался стремительно. Они не встречались еще и месяца, когда он сделал ей предложение и она ответила ему согласием. Одним из сокровищ, что унаследует Хьюго, был автопортрет Гэри, написанный на крошечном холсте размером с фото. На его лице черной тушью по трафарету была сделана надпись: ТЫ ВЫЙДЕШЬ ЗА МЕНЯ?

Незадолго до их знакомства она вернулась из Лондона. Как и многие австралийцы, она потратила там впустую восемь лет своей жизни, постоянно меняя работу, посещая вечеринки, отрываясь под музыку «хаус», техно и рейв, влюбляясь в женатых мужчин зрелого возраста. Она называла это любовью, хотя ее чувства к Эрику нельзя было назвать страстью. С ним они никогда не испытывала подлинного восторга, никогда не страдала. Они оба прекрасно понимали, что удерживает их вместе, почему он готов нарушать супружескую верность, почему ее вполне устраивает роль любовницы. У Эрика была красивая девушка для плотских утех; она получила крышу над головой — роскошную квартиру с видом на Вестминстер, которую он снимал для них. Он покупал ей красивые наряды, платил за марихуану, «экстези» и кокаин. Они великолепно смотрелись вместе, были стильной, изысканной парой: Эрик, вне сомнения, умел носить костюмы. Он был хорошим любовником, с готовностью исполнял любые ее фантазии; ей нравилось, что он зрелый мужчина и всегда рад угодить ей. Он водил ее на премьеру спектакля по пьесе Дэвида Хэйра «Скачущий демон» и на «Girlie Show» Мадонны в Уэмбли, где у них были самые лучшие места. И что самое важное — в этом нужно отдать должное Эрику, — он ни разу не заикнулся ей о том, что ради нее оставит жену, не давал ей лживых обещаний. Была еще одна причина, побуждавшая ее так долго оставаться с Эриком: ей хотелось досадить матери. Но она была уверена, что в конце концов вернется домой, вернется к своим друзьям. И она так и так вернулась бы, даже если б Эдди не позвонил: Рози, папа умер. Повесился. Мне очень жаль.

Она плакала, прощаясь с Эриком, но они оба знали, что ее слезы вызваны не расставанием, что они оба до конца доиграли свои роли в «мыльной опере» двадцатого века. Они наскучили друг другу. Эрик, джентльмен до мозга костей, купил ей билет, помог упаковать вещи, отвез в аэропорт и, целуя ее на прощание, вложил в ладонь валиум — успокаивающее средство, которое помогло бы ей легче перенести длинный перелет домой.

Похороны состоялись на следующий день после ее прибытия в Перт. Мать на погребении не присутствовала, и, желая позлить ее, Рози целую неделю прожила у Эдди, мирясь с разбросанными тут и там коробками от пиццы, грязным туалетом и покрытой плесенью ванной. Потом арендовала автомобиль и отправилась в Мельбурн. Она хотела вновь почувствовать Австралию, погрузиться в необъятную ширь неба, пустыни и земли. Ехала она по десять часов, по пути не видя ничего, кроме иссушенных солнцем кустарников и бескрайней синевы над головой, делая остановки на затерянных в пустыне одиноких бензозаправочных станциях, заставляя себя спать во время короткого отдыха, несмотря на леденящий холод окружающей ее пустоты. К тому времени, когда она добралась до Порт-Огасты [94] и, избегая убийственных взглядов аборигенов, села перекусить гамбургерами из черствого хлеба в дешевом кафе, у нее уже было такое чувство, что она стерла с себя налет Европы, что проведенные там восемь лет испарились.

В Мельбурне она поначалу остановилась у Айши с Гектором, научилась менять подгузники новорожденной Мелиссе, устроилась на работу приемщицей в ателье по пошиву модной одежды в Фицрое и нашла квартиру в Коллингвуде [95] . Спустя два месяца на одном из вернисажей в Ричмонде она познакомилась с Гэри. Он был единственным из посетителей, у кого хватило смелости раскритиковать безнадежно устарелый постмодернистский бриколаж автора. На выставку Гэри пришел в деловом костюме из серой шерсти, тонком черном галстуке и светло-малиновых подтяжках, купленных в одном из комиссионных магазинов в Футскрее [96] . Она заметила его сразу же, еще до того, как он начал оскорблять художника, потому что из всех мужчин на выставке он один был одет так же элегантно, как Эрик. Но, в отличие от Эрика, Гэри не воспитывался в атмосфере изысканности. Вкус у него был от природы, он исповедовал свой собственный стиль. Он был не так красив, как Эрик, но это не имело значения. Черты у него были выразительные, необычные: заостренный подбородок, резко очерченные скулы, жгучие глаза. Честность он почитал, как Господа Бога. Ей он показался волнующим, опасным. Эрик такого впечатления не оставлял. Да, он был обаятельным и обходительным. Но ее отец тоже был обаятельным, а мать — обходительной, однако эти их достоинства были атрибутами лицемерия.

Она решительно подошла к Гэри и заявила, что он несправедлив к художнику, что на выставке принято хвалить, а не критиковать творчество автора. Он поднял ее на смех — не тогда ли он впервые обвинил ее в мещанстве? — но они оба улыбались. Он попросил у нее телефон и на следующий день позвонил. В пятницу вечером они пошли в ресторан, и за ужином он эпатировал ее разговорами о музыке, о кино, об искусстве и психологических аспектах эволюции философии феминизма. Ей нравилось, что он много читает, хотя в университете он никогда не учился, школу бросил в шестнадцать лет, занимался столярным делом, которое тоже бросил, перебрался на Кингз-Кросс [97] в Сиднее и стал вести богемный образ жизни, окончательно избавившись от остатков своего прежнего существования. Он ничего от нее не утаил. Он был проституткой, сутенером, три года сидел на героине, сбежал из Сиднея, оставив после себя долги на тысячи долларов. Сама она за весь вечер и двух слов не сказала, только слушала его раскрыв рот, очарованная его даром рассказчика, его самоуверенностью, силой его обаяния. Она уже была во власти его чар, готова была лечь с ним в постель в тот же вечер, но не пригласила его к себе. На следующий день он снова позвонил, и они половину воскресенья провели на берегу Ярры. В ту ночь он остался у нее, а на следующее утро, после того, как он ушел, она, собираясь на работу, позвонила Айше и сказала: «Я влюбилась».