Река Снов. Лес на краю света - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Сезин cтр.№ 29

Так длилось путешествие обратно, раздражавшее меня только за ужином запахами рыбы. Сосед по каюте ухаживал, я писал, судно двигалось, никто нас не беспокоил ни наяву, ни во снах…

А в Ярославле мне немного повезло. Там заканчивал ремонт машин монитор «Сом». А механиком на корабле служил однокашник моего сына Михаил Козин. Они вместе учились в последнем классе школы, потом в Политехническом. Только Валерий отправился в Царицын на арсенал, а Михаил — в речную флотилию. С Валерием они не только вместе учились, но и дружили, и Михаил у нас дома не раз бывал. Узнав, что мне еще в Тверь надо, Михаил решил мне помочь и уговорил командира взять меня на корабль до Твери. Это вообще не принято, но Михаил сыграл на моей профессии и состоянии в резерве контрразведки. Дополнительным стимулом было то, что вне мобилизации кораблю не полагался врач, а только фельдшер.

Потому когда в журнал тебя впишут как «прапорщика резерва Управления контрразведки, временно возложив на него обязанности корабельного врача и осуществления магической защиты», начальство может и не придраться. Все-таки не дочь купца первой гильдии вписана, что позволяет подозревать разное неслужебное… Ну, я честно и отработал доверие командира, подлечив всех обратившихся. Монитор принимал участие в боевых действиях, но стрелять ему приходилось вне зоны воздействия противника. Оттого раненых на нем не было, но комендоры из первой башни жаловались на частые головные боли и приступы тошноты даже после ухода на ремонт. В башне было восемь человек плюс четверо в погребе. Из восьми жаловались аж пятеро, а из тех, кто в погребе, — никто. Из второй башни тоже никто. Итого — в башне плохо работает вентиляция и имеются легкие отравления пороховыми газами. Магическое сканирование подтвердило симптоматику. В палубной команде было только двое с больными зубами, в машинной команде молодой машинист с аллергической реакцией и машинист-сверхсрочник с геморроем. После лечебного подвига я написал рапорт на имя командира корабля, что необходимо разобраться с работой вентиляции в первой башне, ибо интенсивная стрельба ею с плохо работающей вентиляцией может привести к выходу из строя расчета в боевой обстановке.

Молодого машиниста я порекомендовал на зимней стоянке обследовать у медиков и, возможно, перевести с обслуживания дизельных двигателей на бензиновые.

Я еще схитрил и написал, что не в первой башне, а на боевом посту, где служат такие-то и такие-то. Прикинусь менее знающим — лучше будет. Командир корабля и так знает, в какой башне они служат, а вот начальство и моих коллег, которые не в резерве, нечего дразнить…

«Сом» шел почти максимальным ходом и без всяких остановок, поэтому я сильно выиграл во времени, ибо ближайший пароход «Лещ» отходил позже, да и не сильно спешил, останавливаясь у каждой пристани. Поселили меня в каюте Михаила, ибо там имелась запасная койка на случай, если на корабле будет пребывать штаб. Тогда туда кого-то подселят из штабных офицеров.

Михаил, беспокоясь за свое только что отремонтированное хозяйство, бывал в машинном отделении гораздо чаще, чем обычно, но время на беседу у него нашлось. Я хоть смог немного узнать о войне с эльфами и бунте сипаев помимо прочитанного в газетах.

«Сом» сначала поддерживал свои войска артиллерией, благо его главный калибр доставал далеко. Когда же выяснилось, что Пограничный захвачен сипаями, отряд кораблей пошел туда, но попал к шапочному разбору. Сипаи уже ушли из форта. Шло восстановление пострадавших построек, ну и контрразведка разбиралась, не осталось ли активных участников мятежа среди тех, кто убежать не успел. А Михаилу и его подчиненным выпало поднимать подорванные мятежниками сторожевые катера и вытаскивать погибших матросов из затопленных помещений. Катера лежали на грунте неглубоко, даже полностью не затонули, но опрокинулись на борт. Работа была адской, кое-как с нею справились. Прислали еще на подкрепление спасателей из Твери и Ярославля, кое-как подняли катера и потащили на понтонах на ремонт. «Сом» вернулся к артиллерийской поддержке, но она требовалась все реже, ибо эльфийские отряды сильно раздробились. Потом и вовсе прекратились стрельбы, но зато все чаще стали происходить поломки машин, в итоге пришлось почти полтора месяца перебирать их.

Подорванные сторожевые катера сейчас ремонтируются в Твери, но Михаил считал, что он бы один из катеров разобрал и построил заново, используя пригодные детали подорванного.

Впрочем, может, и удастся восстановить. Иногда проще получить средства на ремонт уже имеющегося, чем на новое, а оттого ремонт фактически является изготовлением заново.

Тут я подумал о превратностях войны. Вот артиллерист «Сома» честно отвоевал всю кампанию, но что он может рассказать о ней? Стреляли туда-то на такую-то дистанцию, столько-то залпов, с пятого залпа стало трудно дышать от пороховых газов, но стреляли, сколько надо. Упрекнуть себя не в чем… Но знает ли он, каков итог его стрельбы? Скорее нет, чем да. В итоге отвоевал кампанию, а не увидел даже одного врага. Хотя эльфам приходится тяжелее — на них и снаряды, и бомбы падают, а им и надежды нет увидеть тех, кто их убивает. Я в своем походе хоть и не в строю служил, но врагов живых и боеготовых видел и имел возможность даже в них пострелять. И артиллерист с «Сома» мне даже может позавидовать, ибо в боевых действиях я участвовал как бы активнее него, да и насмотрелся больше интересного, чем он…

Хотя в реальности все наоборот. Завидовать должен я. Но я не завидую, и то потому, что старше него и уже понял, что каждому в жизни положена своя ложка сладкого и своя ложка горького. И она от человека никуда не денется. А какая ложка больше из этих двух — это уже вопрос философский, то есть нерешаемый, ибо от человека по большей части не зависит. Его дело — достойно принять содержимое своих ложек и не роптать на вкус ложки, которая сейчас в него вливается.

В Твери меня ждали два неприятных известия. Первое — что мне приходила повестка на службу, а поскольку я не явился, моим отсутствием были очень недовольны. Формально-то я чист как голубь. По новому месту пребывания меня не извещали, и сообщения о мобилизации не сделано и не напечатано, то есть я даже не мог догадываться, что мне надо вставать под знамена.

Сделать мне ничего не сделали, поворчали — и все, но это явно где-то отложилось, не то в головах начальства, не то в личном деле. Нехорошо в нашем учреждении оставлять осадочек, ну да ладно, я ведь в генералы и начальники не рвусь, сильно беспокоиться о красоте личного дела не надо.

Вторая плохая весть была про кролика Масика. В августе стояла сильная жара, и у него не выдержало сердце. Утром его нашли уже мертвым. Видимо, я видел его в видениях неспроста, а именно в нужный момент, когда и наступила смерть. Жалко его. Хотя он для кролика уже стар, они вроде как дольше пяти лет не живут, а ему как раз пять с половиной. Родители Марины закопали его у меня в саду и установили на этом месте камень. Надо будет вспомнить разные старые заклинания и выжечь на граните про Масика нужные слова.

Дом опустел. Теперь я там один. А еще меня ждала работа. Надо было разгрести вопрос с дежурствами, которые я задолжал. Их было много, но не так чтобы уж совсем неподъемно, ибо в нашем цеху прибыло пополнение — недавний выпускник Академии. Вот на него и свалили все, что можно и не можно. Значит, теперь мне останется меньше, но тоже немало. Поэтому я сводил трех особо пострадавших от моих деяний в кабак, чем отчасти загладил принесенный им моральный вред. Остатки вреда были заглажены позднее.