Мужская тетрадь - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Москвина cтр.№ 37

Как-то в одной из московских газет были напечатаны и откомментированы итоги социологического опроса россиян насчет их симпатий к политическим деятелям прошлого. На момент 1998 года уверенно и, по мнению комментаторов, загадочно и парадоксально лидировал Петр I. Загадочность усматривалась в том, что россиянам был симпатичен самый жестокий реформатор отечественной истории – не любя своих, разложенных гуманизмом, ленью и корыстью, карикатурных недотеп, опрошенные любили тирана, который делал свои реформы топором и кнутом. Комментаторы забыли одно принципиально существенное обстоятельство: для массового россиянина Петр I – это Петр Николая Симонова из картины Владимира Петрова «Петр I», вышедшей на экраны в конце 1930-х годов.

Петр Симонова – это образ, которому было суждено победить историю, Царь-Которого-Не-Было, сотворивший Россию-Которой-Не-Было. Он и был оценен наивысшим образом в социологическом опросе. Он и живет до сих пор в умах как идеальный царь.

Николай Симонов не был похож ни на один из двадцати пяти прижизненных портретов Петра I. Автор сценария картины Алексей Толстой, знавший толк в мистифицировании истории, заметил по этому поводу: что ж, пусть будет двадцать шестой портрет. Грим был легким – увеличили лоб, приклеили знаменитые усы, немного изменили брови, прибавили росту с помощью специальных сапог. И двадцать шестой портрет затмил имеющиеся двадцать пять. Народ признал в симоновском Петре своего, «народного» царя. Почему и как это произошло – никто не знает. Тайна сия велика есть. Симоновский Петр целиком существует в области идеального – он решительно не похож ни на каких бывших на Руси царей и тем более не напоминает никого из главарей советского государства. Огромный, быстрый, упруго-величественный, поминутно разражающийся богатырским хохотом, выигрывающий все войны, улаживающий все дела, все умеющий царь-работник оказывается еще и царем-удачником, которому удается лихо оседлать несомненный исторический «фарт».

Его любят все – любят слуги, любит жена, любит народ, любят скрепя сердце иноземцы. Единственный, кто его не любит, – царевич Алексей, в утонченно-патологическом рисунке Николая Черкасова. Алексей Черкасова – болезненный выродок, и уничтожить его столь же целесообразно, сколь удалить худую траву с поля. Впрочем, ослепительный Петр Симонова, воплощенный тезис Пушкина («Он весь как Божия гроза»), этим не занимается – он лишь утверждает решение Сената. Петр Симонова – в той же мере Святой Петр, в какой и Петр Великий – возводит государственное строительство в ранг священного служения. Слияние Государя и Бога, Государства с Божьим царством – лукавая конъюнктурная мистификация истории, предложенная Алексеем Толстым, – у Симонова, актера, гениально ориентированного на всяческую идеальность, удалось и вышло вдохновенно-идеальным мифом. Впоследствии Петра изображали многие, добавляя в него дозированную человечность, исторические черты и черточки – скажем, Алексей Петренко играл его в фильме Александра Митты «Сказ про то, как царь Петр арапа женил», а Дмитрий Золотухин – в дилогии Сергея Герасимова «Юность Петра». Ни оспорить, ни даже хоть чуть затмить бесспорного симоновского Петра никто не собирался. Сколько ни старались бы кроты-бумагомараки, давно ведущие подкоп под царя Петра, в империи зрелищ он оставался несомненным. Подобно Василию Ивановичу Чапаеву, народному заступнику, народный царь Петр шел сквозь времена и громогласно чеканил: «Не напрасны были наши труды, и поколениям нашим надлежит славу Отечества беречь и множить!» – красивый, веселый, победоносный «фартовый» царь. Отличный работник, страстный любовник, верный друг, гениальный стратег, лихой собутыльник, проживающий жизнь с поистине царским аппетитом…

Но, конечно, когда-нибудь это должно было случиться. Когда-нибудь он должен был возникнуть, бедный бледный Евгений, и выкрикнуть свою коронную реплику: «Добро, строитель чудотворный!.. Ужо тебе!..» То, что это произошло в конце 1990-х годов, кажется мне закономерным. К этому времени сильно потускнел образ «народного президента» Бориса Ельцина, слегка напоминавшего рядом примет симоновского Петра, закончился его исторический «фарт», а идея того, что «не напрасны были наши труды», сменилась четким ощущением, что очень даже могут быть напрасны не токмо что наши труды, а и вообще решительно все труды на свете. Удачники истории сделались подозрительны – и на арену вышли ее неудачники. Через шестьдесят лет после фильма «Петр I» появляется картина Виталия Мельникова

«Царевич Алексей». Петр (актер Виктор Степанов) в ней не очернен, не оклеветан, он не безумный деспот, а ответственный, хоть и жестокий, государственный муж. Но вся сфера идеального у него отобрана и отдана Алексею. В исполнении Алексея Зуева царевич положительно прекрасен, подобно Идиоту Достоевского. Он отказывается от царства на крови, отрицает всякую историческую необходимость и, главное, твердо и непререкаемо противопоставляет Божье и Государственное. Внешне он напоминает Алексея-Черкасова (длинное узкое лицо, утонченная болезненность фигуры), по сути – опровергает его. Ничего Божьего в этом государстве нет и не может быть, Божье живет в душе одиноких избранников и приказывает им никогда не оправдывать насилия и жестокости. Этот царевич Алексей – тот самый ребенок, чья слезинка подорвет все надежды на возможную грядущую гармонию. Раз «мне отмщение», то всенепременно «аз воздам». Раз положил царь Петр в основание своей империи замученного ребенка – рано или поздно она обрушится. А поскольку мы уже давно и точно знаем, что она обрушилась, поиски виновных, конечно, рано или поздно приведут нас к Петру. Так завещал нам коварный А.С. Пушкин. Никуда не уйдешь от крошечной фигурки сумасшедшего, грозящего кулаком кумиру на бронзовом коне. Какая-то заколдованная и неизбывная шизофреническая печаль есть в спорах о деле Петра. Нравственный облик Ромула и Рема мало кого волнует. Однако под Петра подкапываются до сих пор. Несомненно, что Божье и Государственное абсолютно, без зазоров, совпадать не могут. Но и разводить их окончательно по разную сторону баррикад – тупик мысли… И вдруг совершенно неожиданное решение вопроса приходит из Александринского театра.

В 1997 году на сцене Александринки появляется интерпретация пьесы Фридриха Горенштейна «Сказание о царе Петре…». Бывший императорский театр встает на сторону любимого императора, как кажется, почти что бессознательно, повинуясь инстинктивной благодарности за ниспосланное бытие. Может, за царевичем Алексеем и была какая-то правота, и, уж конечно, жаль этого бедолагу, как жаль всякую жертву истории. Но, как говорится, не надо песен – империя была хороша, даже то, что осталось от нее, производит впечатление. Спектакль, лишенный всяческого психологизма, заполняет свое пространство игрой стройных классических форм и фактур, переливами материй и светотеней, подчеркнуто петербургских (художник Эмиль Капелюш). Противостояние Алексея и Петра обрисовано внешними яркими красками: маленький, нервозный, всклокоченный Алексей (Алексей Девотченко) и высокий, кряжистый, величавый Петр (Виктор Смирнов). Ясно, за кем историческая правда. Озлобленные неврастеники не создают таких просторных и красивых империй. Государственное пересекается с Божьим где-то на эстетических перекрестках, и Александринский театр, обязанный своим существованием Российской империи, счел нужным напомнить об этом. Добавлю, что спектакль «Сказание о царе Петре…» поставил Александр Галибин, актер и режиссер, снявшийся в картине Глеба Панфилова «Романовы: венценосная семья» в роли Николая II. Видимо, погружение в горестный финал романовского царствования вызвало у него желание вспомнить о днях романовского исторического «фарта», несомненного и бесспорного…