Женская тетрадь - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Москвина cтр.№ 5

И можно было бы опечалиться по этому поводу, если бы не господствующий нынче иной, принципиально отличный от мироновского, феномен – феномен «мужчины для себя». Наверное, Андрей Кончаловский воплощает сей феномен в его крайней, наиболее отталкивающей форме. Нет, ни одна женщина не закопает Кончаловского, чтоб написать об том мемуары. Напротив, он уже всех описал, пронумеровал и поместил в гербарий. Нет и следа растраты – и потому, что тратить особенно нечего, душевный слой в Кончаловском, и так не слишком внятный, в американской школе выживания вовсе сошел на нет; и потому, что здоровое интеллектуальное животное, каким является известный кинорежиссер, способно на процесс поглощения, переваривания и дефекации – людей, информации, текстов, идей, времени, событий – на трату оно не способно.

Мне, конечно, куда больше нравятся безумцы, влюбленные, мечтатели и растратчики. Да они и всем нравятся. После смерти их обожают даже сильнее, чем при жизни. Горе в том, что наши гениальные метеоры, после краткой вспышки ослепительного и жаркого горения, покидают нас. И осиротевшее поле культуры достается тем, другим, варанам и удавам мужского рода, которые запрограммированы на долгую-долгую жизнь, полную неспешного переваривания поглощенных калорий. Не одно поколение горящих безумцев уже улеглось в могилу под лучезарной улыбкой Сергея Владимировича Михалкова. И не одно уляжется под не менее, а еще более лучезарной улыбкой Андрея Сергеевича Кончаловского. И что-то хотелось бы поменять в этой фатальной программе, хотя бы в мечтах. Мечтать никто запретить нам не может.

Конечно, вараны и удавы безнадежны, их не перевоспитаешь. Беречь надо растратчиков, безумцев, горящих летчиков, как-то прививая им толечку здорового эгоцентризма в целях самосохранения, но только чуточку, капелюшечку, не в михалковских космических размерах. Здесь должны были бы – в наших мечтах – усовеститься и женщины, и не хватать остатки мужественности нашей культуры в личных корыстных целях, а прививать им, я имею в виду остатки, правильные навыки жизни и уговаривать их жить дольше, не бросать нас на съедение хладнокровным варанам.

Вот Татьяна Егорова, всем хорошая женщина – чувствительная, бескорыстная, с поэтическими порывами, жаждой прекрасного, острая, взбалмошная и вдобавок из себя привлекательная, – но если бы ей быть хоть немножко меньше женщиной, из нее получился бы неплохой человек. Хоть немножко поменьше ненавидеть всех остальных женщин! Хоть чуть-чуть отвлечься от оценки мужчин соответственно своим потенциальным желаниям! Хотя бы иногда видеть в любимом человеке не возможный объект безраздельного владения, а образ и подобие Божье, над которым ведь никто не властен! Может быть, узор судьбы Егоровой и Миронова сложился бы иначе, более гармонично и счастливо. Конечно, тогда не появилось бы книги «Андрей Миронов и я» – ну и черт с ней. Не было бы текста книги, был бы текст жизни. Почему жизнь должна доставаться равнодушным и циничным, а не пылким и доверчивым? Я не фаталист. Отцы христианской церкви не зря считали, что судьбу изобрели демоны, дабы лишить человека его единственного богатства – свободной воли. Не было никакого предопределения Андрею Миронову умирать. Была опасность – пропасть, в которую можно упасть или не упасть. Он упал. А любящие и любимые женщины его подтолкнули.

И опустело свято место… Беречь-то, собственно, кого? Где «горящие летчики»? Все последующие актерские «МММ» – Меньшиков, Машков, Маковецкий и примкнувший к ним Е.Миронов, вместе взятые и умноженные на восемь, не могут заполнить вакуума, оставшегося после смерти Андрея Миронова. Вроде бы отличные актеры, куда уж лучше, а не звенит, не горит, не поется, за душу не берет, строить и жить – не помогает. И виновны ли они в том – они, зеркало своего времени? Не думаю. Просто не очень тянет смотреть в это зеркало. Чего-то пустовато там и страшновато. Вроде бы такие все здоровые, спортивные, едят капусту с морепродуктами, задумывают проекты и осваивают бюджеты. Очень хорошо осваивают бюджеты. А ощущение, что попал в театр теней. И не смерть тут будет наказанием, а жизнь…

Татьяна Егорова, в своей дамской коробочке из-под рукоделия, сберегла прелестные кусочки утраченного времени, нити душистых иллюзий, драгоценные осколки любовных драм, сны, мечты, слезы… она любила и была абсолютно счастлива и совершенно несчастна, как и полагается быть на земле влюбленному.

А я сейчас съем соевую котлету с проросшей пшеницей и пойду в спортзал. Мне еще два текста писать. Голова нужна.

Март 2000

Трактат о Ренате Литвиновой

Рассуждение первое. О ранней славе и ранней смерти

Впервые я узнала о Ренате Литвиновой из статьи Д. Горелова (Столица. 1992. № 44). Статья начиналась словами: «Она умрет скоро». Поскольку автор текста описывал далее некий образ, ему, очевидно, драгоценный, фраза эта становилась все более загадочной. «Все женщины половинки, а она целая. Ей ничего не надо». Казалось бы, плачевна именно участь «половинок», вечно ищущих и вечно разочарованных, а этой, единственной на белом свете «целой», которой «ничего не надо», жить бы в свое удовольствие припеваючи. Нет, автор с самого начала заявляет (или заклинает?) о ее скорой смерти.

Поскольку на момент 1992 года мне решительно ничего не было известно о Литвиновой, я запомнила лишь эту удивившую меня странность: никакими излишествами поэтического воображения нельзя было извинить подобное заявление в журналистской статье, посвященной реальному современнику. Раздавать жизнь и смерть позволительно разве что писателям, придумывающим своих героев. Однако первый теплый ветерок грядущей литвиновской славы уже повеял. Перефразируя известный афоризм из рязановского «Зигзага удачи», можно сказать: ранняя слава, конечно, портит человека, но отсутствие славы портит его еще больше. «В согласье с веком жить не так уж мелко. Восторги поколенья – не безделка» (И.В. Гёте); обоюдоострый и эмоционально подвижный контакт с современниками – главное зерно всякой славы – выращивает на почве индивидуального существования образцы общепонятные и общезначимые. И Литвинова, сама по себе живущая, уже принята в общее сознание: любя, презирая, восхищаясь, недоумевая, смеясь, отвергая, но мы этот образ признали и с ним живем.

Рената Литвинова мифологически наследовала, конечно, роль Беллы Ахмадулиной – соединение таланта, красоты, присутствия в свете, бурной личной жизни и ранней славы – с поправкой на времена и индивидуальность. Ахмадулину, кстати, порывались снимать в кино – у Ларисы Шепитько, в частности, были такие идеи – и не случайно: современники жаждали запечатлеть свой идеал осознанной женственности, Feminam sapienam. Зачарованный взгляд, ломкие жесты, удивленная певучая интонация, повадки мнимой беззащитности, даже раскосые татарские глаза – все совпадает; существенная разница не в том, что одна писала и пишет стихи, другая – киносценарии, это можно вынести за скобки под заглавием «Некий дар слова», разница в том, что никто из друзей и приятелей Ахмадулиной никогда – в страшном сне не приснится! – не начал бы свою статью о ней словами «она умрет скоро»…

В этом смысле шестидесятников смело называю молодцами: свою Фемину сапиену они более или менее уберегли; проклятья разочарованной любви и обвинения в связи оной Фемины с нечистой силой доходят до нас уже с того света – я имею в виду, разумеется, дневники Юрия Нагибина, где Ахмадулина фигурирует под красноречивым псевдонимом Гелла. А так дружеская порука была крепка и дожила до наших дней (в виде дружеских премий хотя бы).