— Спасибо, — прошептал Тамакити. — Я только эти строчки и понял до конца. Теперь вот все вспомнил. И успокоился. Мне всегда не по себе, когда что-нибудь забываю...
Тамакити выстрелил. Полицейский, бежавший справа от машины, упал, белая тонкая палка взлетела в воздух. Тамакити заметил незащищенную часть лица между щитом и каской. Судя по этой палке — ею подавались сигналы и команды, — упавший, наверно, был командиром, с молчаливого согласия которого избивали пленных. Выстрел мгновенно прекратил всякое движение за стенами убежища. И впереди, и далеко позади полицейские, скорчившись, укрылись за щитами. Бронзовый ореол, парящий над их головами, сразу всплыл вверх. И, снова воскресив в памяти стаю кружащих в вышине скворцов, закатное небо прочертили черные дымовые шашки и газовые пули. А в заднюю стену убежища беспрерывно бил огромный молот.
— Кран заработал, — сказал Исана, как бы уточняя обстановку. На самом деле в стену била струя воды из пожарной машины. Но вскоре могучие удары, не шедшие ни в какое сравнение с прежними, сотрясли стены убежища.
— Что ж, теперь нам пора расстаться! — крикнул Тамакити сквозь серовато-красный дым, ворвавшийся в бойницу. — Это уж точно безумие! Поверьте мне, все еще пойдет вспять!
Не дожидаясь ответа Исана, он набил рот курятиной из банки и, обтерев руки о рубаху, стал готовить заряд динамита. Исана для него теперь как бы не существовал. Но когда тот поднялся, Тамакити окликнул его и протянул большую банку консервов, лежавшую в деревянном ящике. Исана тоже залез в нее пальцами и вытащил кусок курятины. Набив рот, Исана, опасаясь взрыва, передвинул автомат на грудь и быстро вышел из рубки. От каждого удара железного шара в стену винтовая лестница раскачивалась и стонала. Исана сел и стал ждать. Снаружи послышался шум, напоминавший гул водопада. Во входную дверь беспрерывно барабанили газовые пули — казалось, в нее по срочному делу стучится бесчисленное множество людей. Дверь уже еле держалась, и при штурме ворваться через нее ничего не стоило. Спустившись до лестничной площадки второго этажа, Исана оглядел прихожую и решил устроить здесь засаду. Он будет стрелять в полицейских, когда они ворвутся, и прикроет Тамакити. Все это, пожалуй, продлится минуты две-три. Над головой ходит Тамакити, вернее, носится взад-вперед, как загнанная собака. Он закладывает динамит с таким расчетом, чтобы причинить противнику наибольшие потери. Потом в последний раз осмотрит заряженные ружья, проверит гранаты и начнет ждать. Прикрытие ему явно не нужно. Верхняя часть здания будет его безраздельным полем боя, и путающийся под ногами Исана первым взлетит на воздух, едва взорвется динамит.
Исана подобрал валявшийся в комнате карманный фонарь, спустился по металлической лестнице в бункер и положил его на пол рядом с автоматом. Потом снова поднялся на несколько ступенек — закрыть крышку люка. Он мог бы и надежно запереть ее, но не исключено, что раненый Тамакити тоже сойдет сюда. Думая об этом, Исана спустился вниз.
Шум водопада смолк. Не было слышно и ударов дымовых шашек и газовых пуль в стены убежища. До бункера доносилось лишь громыханье железного шара, рушившего здание, но этого Исана не боялся. Он ощутил вдруг подъем, который чувствовал всегда, еще с детских лет, оставаясь в одиночестве в закрытом помещении. По ногам тянуло прохладой — воздух здесь был холодней, чем на улице. Светя карманным фонарем, Исана подошел к штурманскому столу и зажег стоявшую на нем спиртовую лампу. Он будет ждать, погрузив ноги в землю, — как делал всегда, предаваясь мечтам; крышка люка прямо над головой. Исана подвинул поближе стоявшую у стены походную койку. На упавшей с нее бумажке было написано: pilot berth
.
Вычерчивая подробнейший план корабля, Красномордый продумал все детали. Исана положил бумажку обратно, а на свободное место поставил стул, сидя на котором он всегда размышлял. Непонятно откуда всплывшее воспоминание заставило его не ставить заряженный автомат к стене, а положить на pilot berth.
Выпрямившись, Исана сел на стул. Потом снова встал — проверить магнитофон, лежавший на койке, где днем спал Дзин. Работают ли еще батареи? Он включил магнитофон, и хлынул поток птичьих голосов. Что же это за птицы, чье пенье он слышит последний раз в жизни? Этот крохотный вопрос, на который уже никогда не получить ответа, повиснет в воздухе и превратится в ничто, подумал Исана. Да и стоит ли задумываться над ним? Жалея время на перемотку ленты, он снял обе бобины и поставил новые — одну пустую, другую с записью криков китов. С песней китов-горбачей, записанной подводным магнитофоном в Бермудском проливе. Включив звук на полную мощность, он услышал шум волн в глубине моря, уловленный чувствительным ухом микрофона, и гул лодочного мотора. Эти звуки моментально погрузили бункер на дно Бермудского пролива. Раздались крики китов: уин, уин, уин, боооа, боооа, уин, уин, заглушившие удары металлического шара.
— Это киты, — сказал себе Исана, с удовольствием вспоминая прошлое. Вслед за китом-горбачом, кричавшим уин, уин, уин, боооа, боооа, уин, уин, ту же песню запели все остальные киты, находившиеся поблизости...
Возвращаясь к своему месту для размышлений, Исана увидел в свете карманного фонаря лежавшую на постели Дзина маленькую книжку в красной обложке, казавшуюся пятном крови. Это была Библия издания Гедеона с параллельным английским и японским текстом. Исана и не думал, что желание Свободных мореплавателей изучать английский язык настолько велико, что заставило их украсть Библию в отеле, а Инаго, запертая в бункере с Дзином, читала ее. И он подумал, что в характере Инаго ему открывается новая, неожиданная грань. Но и это его недоумение, оставшись без ответа, тоже превратится в ничто. Он взял Библию и, снова устроившись на стуле, решил погадать. Поскольку он загнан в бункер и отрезаны все пути, которые он мог бы выбирать на свободе, ему, пожалуй, удастся достигнуть наибольшей свободы в своем гадании. Во всяком случае, у него есть, видимо, право не слушать никого, кто сказал бы, что он гадает предвзято. Закрыв глаза, Исана вновь погрузился в свои мысли, утонувшие в песне китов из Бермудского пролива, раскрыл Библию и отчеркнул ногтем строку. Открыв глаза, он увидел в свете карманного фонаря следующий отрывок английского текста: ...yet ye seek to kill me, because my word hath not free cource in you. Исана почувствовал, что это и есть последние слова, посланные ему душами деревьев и душами китов. Сколько раз взывал он к душам деревьев и душам китов, но ни деревья, ни киты никогда не отвечали ему. И вот наконец они дали ему ясный ответ на все его призывы... «Теперь вы хотите убить меня, ибо слово мое не вошло в вас». Среди тех, кого души деревьев и души китов назвали «вы», был, конечно, и сам Исана, провозгласивший себя поверенным деревьев и китов. Потому что он оказался не в состоянии истолковать слова, сотрясавшие его барабанные перепонки, — не смог объяснить песню китов и позволил ей безвозвратно утонуть в потоке времени. Нужно ли более разительное доказательство? Но даже осознание этого тоже превратится в ничто, оставшись без ответа. Мысль эта захватила Исана и освободила от неведомой силы, увлекавшей его в мрачную бездну. «Я провозгласил себя поверенным деревьев и китов, но я человек, и мне не уйти от ответственности перед вами, ибо я один из тех, кто рубил деревья и истреблял китов, — сказал он, обращаясь к душам деревьев и душам китов. — Именно поэтому, думаю я, Дзин был таким, каким был, и не мог ничего есть, беспрерывно падал и, весь в кровоточащих ранах, был близок к смерти. Вот почему сознание того, что я, оставив все без ответа, превращусь в ничто, и позволит мне обрести безграничную свободу...»