Я, которой не было - читать онлайн книгу. Автор: Майгулль Аксельссон cтр.№ 71

2. В дальнейшем Сверкер сам будет взаимодействовать с Вашим отделом. Я устраняюсь. Мне нужно отдохнуть.

3. Одна из помощниц, Аннабель Булин, позволила себе впустить в наш дом журналиста и фотографа из «Экспрессен». Я тогда еще не могла говорить, но качала головой и показывала всеми иными способами, что дверь открывать не следует. Сверкера никто даже не спросил. Этот визит его очень разволновал, что привело к весьма удручающим последствиям. На мой взгляд, дальнейшие посещения Аннабель будут неуместны.

Спасибо за многолетнее сотрудничество.

Всего Вам доброго,

Мэри Сундин

Электронное письмо

Каролине Свантессон

16 октября 2004

Дорогая Каролине,

я пыталась дозвониться тебе на мобильный, но он не отвечает. Да, я снова могу говорить. Но я хотела сообщить не об этом. Хочется, чтобы ты знала: я уведомила премьера о том, что прямо теперь ухожу в отставку. Это означает, что больше в министерство я не вернусь. Более того, сегодня вечером я уезжаю. Возможно, меня не будет довольно долго.

Я, разумеется, понимаю, что мое решение повлечет серьезнейшие последствия и для тебя, т. к. оно предполагает и твое увольнение. В то же время я убеждена, что ты с твоим профессионализмом и способностями сможешь найти себе новую работу без особых трудностей. От себя лично я написала рекомендательное письмо, уж не знаю, насколько оно окажется полезным, и опущу его в ящик сегодня же вечером.

В заключение попросила бы тебя оказать мне последнюю услугу — забрать из кабинета мои личные вещи. Их немного: пара красных блокнотов (в правом ящике письменного стола) и фотографии некоторых друзей (в левом). Была бы очень признательна, если бы ты сложила все это в конверт и отослала на мой адрес в Бромме.

Спасибо за нашу совместную работу.

И удачи с новой.

Мэри

Электронное письмо

Сисселе Оскарссон

16 октября 2004

Сиссела,

произошли три вещи: я снова могу говорить, я ушла в отставку и я решила уехать. Это означает, что, когда ты вернешься из Страсбурга, дома меня не будет. Где именно я буду, точно не знаю, но знаю, что мобильника с собой не возьму. Хочется, чтобы меня оставили в покое. С другой стороны, интернет-кафе есть повсюду, а значит, я всегда смогу проверить свою почту.

Так что до связи, думаю.

И надеюсь.

Мэри

Наконец рассветает.

Я сижу у окна в своей комнате и смотрю на озеро. Туман рассеивается, обнажая островок за островком. В сумраке ели кажутся черными, но скоро они обретут цвет. Скоро станет видна и полоска берега на той стороне озера, но покуда она окутана утренней дымкой, кажется, будто ее и нет вовсе. Это хорошо. Значит, мой берег тоже не виден с той стороны.

В теле тяжесть и усталость. Я плохо спала, просыпалась и засыпала и просыпалась снова. Когда Мэри исчезла, мне вдруг сделалось страшно открыть глаза, страшно темноты, страшно собственного страха, страшно образов, что проносятся перед глазами всякий раз, как я засыпаю. Анастасия — мертвая и окровавленная. Сверкер, когда он…

Я хочу назад в Хинсеберг.

Мысль до того дикая, что я невольно морщусь. Ерунда же, не хочу я ни в какой Хинсеберг. Смотрю на часы. Девчонки из нашего отделения еще не проснулись, двери по-прежнему заперты, Гит и Лена, Рози и Росита лежат по-прежнему по своим камерам и ждут, пока кто-нибудь загремит ключами в коридоре. Через час они сядут за завтрак, невнятно переговариваясь спросонок, а дубачки станут внимательно следить из-за стеклянной перегородки, что они делают и что говорят. Но обо мне разговора не будет. Меня выпустили, меня нет, обо мне вот-вот позабудут. Возможно, я уже стала сказочным персонажем: Помнишь эту, как-ее-там, ну журналистку ту, да ты помнишь, ну, еще мужа кокнула…

Пожалуй, надо пойти и опять лечь. Если я не смогла заснуть в темноте, может быть, засну при свете. Хотя еще и поесть хочется, наверное, надо пойти на кухню сделать завтрак. И составить список всех дел на сегодня. Позвонить в отдел пробации — в Стокгольме и в Йончёпинге. Съездить в Несшё за продуктами. Снести в подвал старую мебель, чтобы было куда ставить мои вещи, когда их привезут.

Но ничего из этого я не делаю. Сижу и сижу у окна и смотрю, как рассветает. Наверное, меня не существует. Какой смысл человеку браться за кучу дел, если его не существует.

Мэри начала укладывать вещи. Она положила чемодан на кровать, открыла шкаф, и вот теперь стоит перед открытыми дверцами и пытается вспомнить, о чем только что думала.

Одежда, точно. Надо решить, что из одежды взять с собой. Она вяло проводит рукой по ряду юбок и пиджаков. Представительская одежда. Она ей больше не понадобится. Мэри вытаскивает черные брюки и рассматривает их. Пожалуй. Одни черные брюки не помешают. И свитер.

Чемодан не заполнен даже наполовину, хотя она уложила туда несколько смен белья, запасные туфли и несессер. Когда она застегивает замок и поднимает чемодан, то слышит, как содержимое гремит и шуршит на дне. Ладно, наплевать.

На пороге она останавливается и оборачивается, окидывая взглядом свою комнату. Полнейший порядок. Дверцы шкафа закрыты, на покрывале ни единой складочки. Раскрытая книга на ночном столике — единственное свидетельство того, что тут жили. За окном уже темно, и на подоконнике горит маленький светильник. Поколебавшись, Мэри решает его не выключать.

Андреас сидит за кухонным столом и читает. Близоруко склонился над книжкой и не видит, что Мэри подошла совсем близко. Он виновато улыбается:

— Во вторник экзамен.

Мэри кивает.

— Вы к Сверкеру заходили?

— Да. Он спал. Я не стал его будить.

Мэри облизывает губы.

— Так вы не оставите его, пока не дождетесь смены?

Он качает головой.

— Нет. Я ведь уже обещал. И вы же не в первый раз уезжаете.

— В этот раз все иначе.

— Да, — говорит Андреас. — Я так и понял.

Вот и наступил ясный день. Солнце над озером. Муха бьется в стекло, я смотрю на нее какое-то мгновение, потом беру книгу со стола и хлопаю. Муха валится на подоконник, но умирает не сразу — лежит на спине и сучит лапками. Неизвестно откуда появляется другая муха, кружит над первой и отчаянно жужжит, словно понимает, что та, первая, умирает. Ударяю снова, пытаясь прихлопнуть обеих одним ударом, но промахиваюсь. Когда я поднимаю книгу, первая все еще сучит лапками, а вторая пропала, и больше в комнате не жужжит никто.

— Вот так бывает, — произношу я вслух и встаю.