Давно я так не хохотал. Успокоившись, подумал: «Анекдот-то с подвохом».
Михаил Иванович цепкой пятерней сжал мне локоть.
— Не принимайте на свой счет. Таким образом я упредил готовый сорваться с ваших уст упрек в свой адрес. За развал Советского Союза все теперь задним числом винят военных.
— Но факт есть факт: гвардия без боя сдала позиции.
— Приказа не было. Военнообязанные ходят строем не зря. С одной стороны, это действительно удобно. Но если шагаешь не в ногу, задние тебя в момент растопчут. «И никто не заметит потери бойца», как пелось когда-то в одной хорошей песне.
Мякишем пальца Михаил Иванович плавно провел по окружности фужера. Возникла сладкая мелодия, будто эльфы прикоснулись к струнам невидимой арфы. Звук оборвался на самой высокой ноте.
На паузе я выдал главный аргумент:
— Народ и не думал восставать против советского режима.
— Армия со своим народом не воюет.
— Но защищать обязана.
Признаться, я забылся. В пылу забыл, где я, с кем.
Ровным голосом именинник ответствовал:
— Теперь и ежу понятно: переворот девяносто первого года — дело рук партаппаратчиков правого толка. Их духовные вожди — враги Ленина из злодейской когорты Бухарина, Зиновьева, Каменева.
Подзабыли мы свою историю. После того как буржуйских коноводов изгнали с политической арены, мелкая сошка разбежалась по темным углам, щелям. Когда гроза миновала, стали сбиваться в кучки, группы, помогали друг дружке устраиваться в жизни и делать карьеру. Проникли в центральный аппарат, в КПСС. По ходу дела на всех уровнях вредили, гадствовали, подрывали народное хозяйство, провоцировали трудности, беспорядки в государстве, особенно в сфере экономики, торговли. Возмущали, развращали массы, сеяли антисоветские настроения в учрежденческой среде, на бытовом уровне. Обыкновенно за кружкой пива, за стаканом водки, чая. Да что я вам рассказываю. Сами ж помните, как оно шло и вот что обернулось.
— Шустрые были ребята и не дураки.
— Притворялись пламенными революционерами. На каждом шагу цитировали Маркса, Ленина, но с изуитским вывертом. Эстафету на лету подхватили критически настроенные публицисты-шестидесятники. Помните, газетные полосы заполнили очерки критически мыслящих борзописцев. Первое впечатление, что авторы вроде бы ратуют за советскую власть. Но то оказалась отрава замедленного действия.
Генерал был докой отнюдь не только в вопросах житейской политологии, но и современной литературы. Альтиста Данилова трактовал как Гамлета XX века. И делал вывод: хорошо, что демоны забрали бедолагу к себе. В обновленном отечестве, за которое либерально настроенный скрипач страстно ратовал, его ожидали невзгоды похлеще прежних. Из симфонического оркестра интриганы как пить дать его выперли бы. Куда отщепенцу податься? Пошел бы лабухом в ночной ресторан, а днем подрабатывал в подземных переходах. Еще был вариант: заняться барахольным бизнесом в международном масштабе — стать лошадкой двухколесной тележки. Сколько таких чудиков-романтиков, поверивших хитрозадым политикам, вляпалось в мировую историю. Тем самым придав ускорение губительным для России последствиям.
На манер капитана-солдафона хотелось во весь голос крикнуть: «Ежели вы такие умные, почему дозволили свершиться злодеянию?» В так называемых цивилизованных странах со своими бузотерами не больно-то церемонятся. Разгоняют водометами, стреляют резиновыми (а то и со свинцовой начинкой) пулями, топчут конями, оглушают дубинками, сажают в тюряги. Короче, приводят в чувства.
Так я про себя думал. В слух же, щадя самолюбие хозяина стола, процитировал Юлия Цезаря:
— Побеждает тот, кто сражается.
Кто-кто, а римлянин знал толк в стратегии и военном деле.
— Наливайте! — скомандовал генерал, кивнув в сторону сиротливо стоящей «Гжелки». Да, по законам драматургии, висящее в первом акте на стене ружье в третьем акте должно непременно выстрелить.
Выпили торопливо, будто лекарство. Не чокаясь, не закусывая.
Мы, штатские, излишне героизируем военных. А ведь они (вне службы) легко ранимы, склонны к рефлексии, по-русски говоря, к самоедству. Статистика подло умалчивает, но из косвенных источников известно: по причине душевного разлада, на почве бытовой неустроенности офицеры отказываются от борьбы за жизнь, сознательно идут на самоубийство. Лейтенант ракетных войск, с которым прошлым летом я возвращался поездом из Минска, в порыве откровения признался, что в армейской ереде гуляют пораженческие настроения. Осторожно спросил я: и какова же подоплека? Кривясь, будто от зубной боли, молодой человек стал по пальцам перечислять позорные армейские происшествия. Загнул первый палец: визит летуна Пруста на Красную Площадь. Второй загнул: спровоцированное кровопролитие в центре Тбилиси, на проспекте Шота Руставели. Третий: унижение наших в Прибалтике. Четвертое: сдача Приднестровья, плюс бездарная чеченская кампания. Шесть, семь: бесславная гибель авианосца «Курск». В конце концов победоносная армия саморазоружилась, тогда как «союзнички» любезные год от года все зубастей и когтистей. Великую Россию США и НАТО взяли в стальное кольцо.
Эх, свести бы за одним столом генерала и того, еще неоперившегося лейтенанта. Да не вклиниваясь, послушать беседу профессионалов о том, о сем.
Безо всякого с моей стороны посыла Михаил Иванович с мрачным видом обронил:
— За спиной путчистов стояла третья сила.
Тоже мне новость! Хотя в устах военного — да еще стратегия вооруженных сил! — это прозвучало как откровение, как сенсация. В 1991-м да и позже народ слепо верил официозу, хотя и называл ту лабуду лапшой развесистой. Была она с виду красивая, с блестящей мишурой и завитушками. Прегнусные события, преподлые дела и делишки на всех уровнях преподносились нам как неудержимый порыв пробудившегося от спячки народа к свободе, демократии и рыночным соблазнам западного пошива. Это были как роды младенца: в крови и говне. На «переходный период» отводилось ровнешенько 500 дней! А с утречка 501-го по сигналу Гриши Явлинского широко распахивались золотые ворота. И россияне, соблюдая порядок и рядность, должны были переступить порог, отделяющий «гадкий» социализм от райских кущей западной цивилизации. И все должны были почувствовать себя классно, клево.
Минул в мученьях и мытарствах означенный на скрижалях срок. Было потом еще три раза по пятьсот. Житуха год от года становилась хуже и страшней. В народе возник открытый ропот. Казалось вот-вот и произойдет стихийный взрыв, бунд. Своими ушами слышал я, что на задворках аэропортов круглосуточно дежурили правительственные авиалайнеры с разогретыми моторами «на всякий случай». Опять же близились перевыборы ЕБН, рейтинг которого зашкалился на риске 4–5 процентов.
Встревожились конгрессмены США. Засуетились наши толстосумы-олигархи. В экспресс-режиме работала двухсторонняя дипломатия. К нам из-за океана ринулись посланцы (эксперты, консультанты, эмиссары) с чрезвычайными полномочиями. Наши «дьяки и бояре» как челноки мотались то в Вашингтон, то в Брюссель с отчетами о проделанной работе. Нашлось дело и «царю Борису» Наученный заморскими имиджмейкерами, наш дед, аки Карабас-Барабас, на потеху электората ударил на сцене ДК еще тот степ. Танец в прямой трансляции показали все-все телевизионные каналы. Закончив танец, наш «непредсказуемый», еле ворочая языком, изрек: «Братья и сестры! Давайте на сей раз проголосуем не умом, а сердцем». И упал на руки телохранителей.