Каменное сердце - читать онлайн книгу. Автор: Пьер Пежю cтр.№ 8

Черная Бабушка весила больше ста килограммов, и лет ей, как говорили, тоже было за сто. Живая бочка, наряженная в бесформенную хламиду, под которой колоссальная грудь всей тяжестью налегала на выдающееся брюхо. Ее голые руки походили на ляжки какого-нибудь колосса, толстые пальцы были унизаны кольцами. Она не была ни черной, ни желтой, ни белой, она была черной, желтой и белой одновременно. Она сама по себе была невероятным скоплением рас и корней, смесью красок и очертаний. Прожорливая мулатка или даже метиска, угнездившаяся в складке Времени.

Комнату освещали лишь лампа с зеленым абажуром, стоявшая на заваленном газетными вырезками столе, и голубые язычки пламени газовой горелки, покусывавшие зад медной кастрюли с дребезжащей крышкой. Всякий, кто приходил спросить совета у Черной Бабушки, неизменно заставал ее либо стряпающей свой знаменитый суп, либо вырезающей заметки о происшествиях из газет, которые ежедневно приносил ей Сайд. А когда она не варила суп и не кромсала газеты, Черная Бабушка дремала или притворялась, будто дремлет, в просторном кресле, которое хоть и обмялось по ней, а все же беспрестанно стонало под ее тяжестью.

Она носила громадные очки в черной оправе и с толстыми стеклами, напоминавшие маску для подводного плавания, прикрывшись которой она, похоже, иногда откровенно веселилась, иногда дулась. Она была чудовищна и великолепна. Ее присутствием была пропитана вся каморка, которой она никогда не покидала. К запаху супа примешивался неуловимый запах ее кожи: смесь земли, пудры, мускуса, притираний и благовоний.

Почему все в этом квартале, в предместье, да и за его пределами, называли ее Черной Бабушкой? Даже отец Лейлы, который знал ее давным-давно, понятия об этом не имел. Когда Лейла была совсем маленькая, она принималась реветь всякий раз, как заговаривали о том, что пора навестить толстуху в ее темном логове. Заливаясь горючими слезами, она кричала, что не хочет к Чернабушке, так она ее называла, и братьев это смешило. «Не надо к Чернабушке, папа! Не надо к Чернабушке!»

Каждую неделю столетнюю старуху навещало множество людей, иные приезжали издалека. Они входили в крохотную лавку Сайда, словно обычные покупатели, притворялись, будто разглядывают товар, а потом вопросительно смотрели на лавочника. Тот неприметно кивал или качал головой, и, если кивал, они оставляли у кассы хозяйственные сумки, проскальзывали в заднюю дверь, шли длинным коридором и, выпутавшись из складок занавеса, оказывались в конце концов, оробевшие, с беспомощно повисшими руками, стоящими перед скрипучим креслом Черной Бабушки. Через некоторое время они вновь появлялись в лавке — с покрасневшими глазами, сжав челюсти или загадочно улыбаясь. Сайд был занят, расставлял товар — занятие совершенно бесполезное, потому что вокруг него все сползало со своих мест, все валилось.

Прошло несколько секунд, прежде чем Лейла разглядела слоноподобную тушу, развалившуюся в кресле и слегка похрапывающую. Она стала рассматривать разложенные на клеенке газетные вырезки и тысячи заметок, уже прикнопленных к стенам, и тут храп сменился глухим, но приятным голосом. Этот певучий голос, почти шепот, рождался из дыхания, произносил несколько звуков, потом снова в дыхании растворялся.

— Я так и знала, что ты придешь, девочка моя, что ты не уедешь без того, чтобы не повидать старую Бабушку…

Лейла храбро шагнула в круг зеленоватого света. Чудовищная бабка повернула к девушке увенчанную тюрбаном голову, под толстыми морщинами ее лица заколыхался студень трех подбородков. Лейле хотелось заглянуть ей в глаза, но она видела лишь отражение голубого пламени газа в стеклах очков.

— Я тебя знаю со дня рождения, ярочка моя. Тебе и недели не было, а твой отец уже принес тебя сюда, показать мне твою мордочку. Чернушка. И волос много… Я потрогала их, пропустила между пальцами. И почувствовала то, что хотела почувствовать. Потом твой отец не хотел тебя приводить, он уверял, что ты меня боишься! Но сам часто здесь бывал… Он приходил до тех пор, пока не…

— И чего же он хотел, мой отец?

— Узнать, кошечка моя, он хотел узнать, как и все остальные.

— И что вы ему сказали?

Черная Бабушка долго хихикала, потом проговорила:

— Мой ответ принадлежит тому, кто его от меня получил. Но мне кажется, у тебя на губах приготовлен другой вопрос…

К Лейле, поначалу оробевшей, мало-помалу возвращалась уверенность. Сжав кулаки в карманах куртки, она кусала губы и молчала. С чего ей взбрело в голову идти к этой ненормальной?

Тогда Черная Бабушка отвернулась, прилегла щекой на спинку кресла, будто вновь собралась подремать. Лейла покачивалась с пятки на носок. Суп продолжал вариться. В комнату проскользнула огромная тень маленького зверька. Глазами, уже привыкшими к полумраку, Лейла рассеянно пробегала крупно набранные заголовки, выделенные жирным шрифтом слова, скользила взглядом по фотографиям на газетных вырезках: лица, грязные и ничьи, и чьи-то имена, несчастные случаи, покушения, убийства и всевозможные зверства, нагие тела, мертвые тела — короче, все то, что случается повсюду, ежедневно, с кем угодно. Терпеть стало невмоготу, и Лейла решилась нарушить молчание:

— А что… что делать человеку, который больше не хочет жить со своей душой? Который отказывается от того, что его душа для него выбрала…

— Тебя это всерьез заботит, да, маленькая мандрагора? Ну-ка подойди, подойди поближе, чтобы я смогла потрогать твои волосы, пропустить одну из твоих прядей между пальцами…

Но Лейла не двигалась с места. Ей противно было наклоняться над пахучей тушей, не хотелось, чтобы эта старая китиха ее трогала. И все же она неприметно качнула головой, так, чтобы черная прядь оказалась рядом с унизанной кольцами рукой.

— Вижу, ты сейчас идешь по канату, Лейла, и дует сильный ветер… Ну и пусть… Будь что будет. Канат станет раскачиваться. Не бойся.

Черная Бабушка попыталась встать с кресла, которое под ней затрещало и едва не развалилось. На это ей потребовалось несколько минут. Стоя она казалась еще толще. Она была чудовищна, и Лейла пришла в замешательство, ей хотелось как можно быстрее сбежать отсюда.

— Постой, Лейла!

Уменьшив огонь под кастрюлей, Черная Бабушка приподняла крышку и попробовала свое варево, потом открыла большой шкаф и пошарила в одном из ящиков.

— Возьми это, девочка! Я храню его с того дня, когда твой отец пришел показать мне дочку. Эта штука так и осталась здесь… Бери, это твое.

И увенчанная тюрбаном старуха протянула Лейле сложенный вчетверо кусочек фетра, загадочный квадратик вроде толстого носового платка, внутри которого, похоже, что-то было.

Не пытаясь понять, Лейла сунула его в карман и убежала. Не дав брату времени сделать ей хоть одно замечание, она схватила рюкзак и бросилась к выходу. Но Сайд, странно на нее глядевший, почесывая отрастающую бороду, успел сунуть ей в руки сверток с какими-то мелочами. Стоя на пороге, он еще крикнул ей что-то вслед на прощанье, и Лейле показалось, что она услышала слово «мактуб». [2]