Ароматы кофе - читать онлайн книгу. Автор: Энтони Капелла cтр.№ 67

— Если Тахомен возьмет топор, — объявила она, — он будет рубить деревья, тогда сможет заплатить и за мою мотыгу, и за свой топор.

Напряженно слушавшие женщины вздохнули с облегчением. Сам старейшина будет рубить деревья! Как будто он такой, как и все! И тут, как и прежде, Кику почти прочла мысль, зародившуюся в их головах, — а почему бы и нет? Почему вдруг старейшина должен быть избавлен от физической работы? Пусть поработает вместе со своей беременной женой!

Осознание того, что Алайа ее обошла, подтолкнуло Кику смело заявить:

— А я не согласна!

— Кому нужно твое согласие? — сказала Алайа. — Пусть те имеют согласие, кто готов работать и хочет иметь топоры. И мотыги тоже. Мы сами можем решать, нужно нам это или нет.

Снова притихли потрясенные слушатели. Мысль, что это решение может стать делом каждого, а не всего племени, была также совершенно новой. Кику видела, как женщины переглядываются, примеряя эту мысль на себя, кивают. Алайа правильно говорит, считают они. Почему нас кто-то должен учить, как поступать? Пусть говорят те, у которых сильные, молодые мужья, готовые к тяжелой работе, и пусть они зарабатывают себе мотыги! Некоторым повезет, — ясно, что не всем: есть старые, малые, немощные. А вот тем, кто будет усердно трудиться, как раз благодаря топорам, ясное дело, повезет.

И тут Кику поняла, что все кончено. Перемены уже не остановить, как не заставить ручей течь не вниз с горы, а вверх. И ей стало тревожно: она не понимала, что будет дальше и где всему этому конец.

На следующий день все подписали новые контракты, даже Тахомен. Но, глядя на ожерелья, украшавшие теперь шею каждой женщины, Кику не могла избавиться от мысли, что больше, чем любые лесные украшения, которыми жительницы прежде украшали себя, эти ожерелья походят на рабские цепи.

Напыщенная реклама Кэрнса, к явному неудовольствию Эмили, возымела большой успех. Непонятно: то ли сработал выраженный в ней призыв, то ли просто возрос интерес к фирме «Пинкерз» из-за такой энергичной рекламы, но «Кофе Кастл» становится теперь самым раскупаемым бакалейным продуктом. Поскольку эта отрасль торговли в последнее время грандиозно преуспела, такие господа, как Томас Липтон и Джон Джеймс Сейнсбери с таким же напором стали осваивать новые широкие возможности, как и Пинкер в своем кофейном деле. Новый рекламный ход был всеми подхвачен. Сейнсбери размещает заказы на «Кастл», будучи уверен, что получит именно желаемый продукт в каждом из своих магазинов, в то время как Пинкер, видя, какой огромный спрос вызывает его реклама, может быть вполне удовлетворен достаточным количеством точек сбыта. Липтон, в частности, превращается прямо-таки в делового партнера: предлагает запустить в продажу вместе с пробными упаковками своего нового чая и пробные образцы смолотого «Кастла». Пинкер с готовностью соглашается.

— Но ведь смолотый кофе долго не хранится, и вкус у него хуже, чем у свежесмолотых зерен, — замечает Эмили.

— Возможно, некоторая разница и есть. Но в современной жизни не у каждой женщины есть время, чтобы молоть кофе. Многие ведь работают, Эмили. Ведь ты же сама не хочешь, чтоб женщины лишились работы, правда?

Разумеется Эмили этого не хочет, и потому прекращает высказываться: подозревает, что отцу ее мнение не очень-то и интересно. Теперь у него целая армия советчиков — секретари, помощники и новая поросль ассистентов, именуемых администраторы. Язык бизнеса меняется с переменами в самом бизнесе. Эмили заметила, что иногда отец называет свои склады депо, а свой «Кастл» — продукт. Из гроссбухов она видит, что теперь фирма закупает высокосортного кофе не больше, чем прежде; рост продаж пополняется все возрастающим количеством более дешевых сортов, сдобренных легким подмешиванием качественного «арабика». Правда, продукт стал дешевле — ровно настолько, чтобы подсечь кофе «Хоуэллз», но большая часть средств, выручаемых от сырья, вкладывается в рекламу. Теперь цель — расширение торговли, не прибыль.

Раз отец выводит Эмили на улицу, показать ей кое-что. У края тротуара стоят три фургона для перевозки керосина, раскрашенные в ливрейные, черные с золотом, цвета «Кастл», тарахтящие двигатели заполняют улицу едким дымом. Сбоку на каждом знакомая картинка с замком, красующаяся на кофейных пачках Пинкера, поверху слова: «„Кофе Кастл“ — выбор заботливых жен».

— Это предложил Кэрнс. Фургоны разъезжают по городу, развозя свой товар, а народ смотрит и думает: «А не заказать ли нам „Кофе Кастл“»?

— Похоже, ему еще и спасибо надо сказать, что Большую Любовь сюда не приплел, — бормочет Эмили.

Но все же единственной отраслью их империи, которой не коснулся расцвет, стали безалкогольные бары. Иногда Эмили сопровождает отца, который наведывается туда, пытаясь решить проблему.

— Дело, конечно, не в идее, — говорит Линкер, оглядывая полупустой зал кофейни. — Вон «Лайонс», они продают свой чай, как и мы, через бакалеи, но в их заведениях, говорят, полно народу.

— Может, бары неудачно расположены? Чайные «Лайонс» находятся на оживленных улицах, так что женщины, делающие покупки, могут заскочить туда ненадолго. А наши бары находятся в жилых кварталах.

— Все потому, что они преобразованы из питейных заведений, — вздыхает отец. — Думаю, на этот раз я недооценил вкусы публики, Эмили. И если наши бары не дают прибыли, придется их закрыть.

— Но я-то считала, в самих этих барах главная идея всего? — озадаченно произносит Эмили. — Или трезвость уже не твоя цель?

Линкер поджал губы:

— Разумеется, моя цель — трезвость. Но, пожалуй, средства будут иные — может быть, пачка кофе сумеет поменять привычки рабочего люда.

— Пока будут питейные заведения и алкоголь, не исчезнет и пьянство, — напомнила отцу дочь.

Тот повел плечами:

— Пусть так, но бизнес, не приносящий прибыли, не может быть орудием перемен. Пока не будем ничего предпринимать. Может, рыночная картина изменится.

Я блаженно и сыто нежился в объятиях Фикре. Стоило кому-то из нас шевельнуться, вспархивало душистое облако — перед свиданием со мной Фикре стояла, как это делают женщины бедуинов, обнаженной у курильницы с миро, чтобы ароматизировать кожу, и теперь этот аромат слился с влагой нашей любви, запахом мешковины под нами и кофейными ароматами нашей импровизированной постели.

Внезапно я рассмеялся, вспомнив про Определитель: сколько там составляющих, но в конечном счете человека просто влечет инстинкт: да, хочу это, сейчас; как это приятно.

— О чем ты думаешь? — спросила она, шевельнувшись под моей рукой.

— Об одном совершенно дурацком эксперименте, которым занимался до отъезда сюда.

И я рассказал ей про Определитель, про Линкера и про ящички с пробами…

— Очень, очень хочу посмотреть! — Фикре вскочила — ее темперамент не выдерживал длительного покоя; через считанные минуты после любви ей уже снова хотелось еще: больше секса, разговоров, больше страсти, рассуждений о будущем. — Они у тебя здесь?