Магазин воспоминаний о море - читать онлайн книгу. Автор: Мастер Чэнь cтр.№ 6

Мало того, продолжал Евгений, Вася начал делать для семьи еще одно очень полезное дело. Не то чтобы совсем воровать, но… В каждом пляжном отеле есть такая полка, куда дети разных народов сбрасывают прочитанные книжки, которые не то что везти домой, а и в руках-то держать лишний раз не хочется. На английском, голландском, китайском, но также и русском. Книги там оставляют просто так — но просто так и берут.

Все верно, вспомнил я, на такой полке в моем отеле я лишь вчера обнаружил — из числа русских книг — двухтомный учебник менеджмента, одного из «Сварогов» Бушкова, неподъемный «Шантарам» Робертса, явно залитый пенной морской волной, и еще Пелевина. Потому что люди приезжают отдыхать разные.

Вася Странник неспешно обходил отели с какой-нибудь гнусной книжкой в руке, которую и выкинуть-то противно. Благосклонно кивал тайской девочке (она кивала в ответ — книги может брать с полки любой и ставить их туда тоже). Понятно, что разбираться в качестве русских книг — не дело тайской девочки, дежурящей в интернет-комнате, где обычно и помещаются такие шкафы. Итак, Вася ставил свою книжонку на полку, брал вместо нее что-то куда более приличное — чтобы космос не возражал, если эту штуку прочитают дети, — и нес в дом к Арсению. Так начала создаваться русская библиотека, попользоваться которой к Арсению начали ходить соотечественники. И их дети, которые втянулись в активные дискуссии о книгах с детьми Арсения.

После этого Васе отвели в доме Арсения в пригороде Паттаи почетную комнату. Где он и проводил большую часть своей нынешней жизни.

Поэзия терниста. Васе приходилось нелегко. Однажды он задал питомцам для продолжения строчку, после которой они обошлись с ним беспощадно:

Седеет грудь, и голос хриплым стал…

— А что, хорошая строчка, — задумчиво сказал я. — Классика. Так беспомощно грудь поседела, но шаги мои были легки.

— Ну да, — согласился Евгений. — Но дети, которым было сказано сделать по этой строчке целое четверостишие, говорили с ним не о классике. Они измывались по поводу точности определения голоса. «Гнусным» — это у них еще было самое ласковое слово. Странник, однако, детей не обижает. Он стерпел.

Но дальше было хуже.

Дальше Вася — он тогда еще передвигался по сопредельным с Паттаей территориям — зачем-то поехал на Борнео, в малайзийский штат Сабах. Говорят, просто выиграл в рекламной викторине неделю в тамошнем отеле, воспринял это как знак свыше, ну а перелет через Южно-Китайское море на бюджетной авиалинии стоит копейки. И послал оттуда детям по почте вот такое четверостишие, с заданием сочинить еще:

Я покусан песчаными мухами,

Я чешусь, как больная собака,

Я сижу с обгорелыми ухами

И смотрю на закаты Сабаха.

И надо же было влезть в творческий процесс Гузели. Она написала ему:

Берегите, друг мой, ушки,

Пригодятся вам они.

Мушки же пусть чешут брюшки

Все оставшиеся дни!

Закрывайтесь на ночь сеткой,

Отсыпайтесь, друг мой, всласть.

Отгоняйте мушек веткой,

Чтоб им там совсем пропасть!

Вася — человек бесконечного терпения. Он подробно написал ей, что «песчаными мухами» называют какую-то микроскопическую разновидность то ли рыбок, то ли медуз, что испытать на собственной шкуре этих тварей можно в самой Паттае, где Гузель живет, что она, как мать и женщина (пусть и очень юная), могла бы лучше заботиться о том, чтобы дети знали дикую природу тех мест, куда их забросила судьба. Вторая часть его ответа была длинной и аргументированной. Все сводилось к тому, что Гузели было бы хорошо прислушиваться к звучанию космических волн, которые создают поэтические размеры. Гузель все еще не понимала своей ошибки и смиренно написала ему в ответ:

Читаю послание с улыбкой:

В каких вы далеких краях,

Где мухи не мухи, а рыбки,

Что плавают в дальних морях…

Вася стерпел и это, мягко подсказав, что приспособиться к чужому размеру строки — еще не гарантия того, что она не сбивает эти самые волны, одни из которых детям полезны, другие — вовсе нет.

— Он творит русскую поэзию только в одном размере, — пояснил Евгений. — Других не признает. И детей заставляет, говоря, что это мужественный ритм, а всякие мушки сделают из них, детей, что-то не то.

— И давно это у него?

Евгений задумался.

— Относительно, — высказался он, наконец. — Раньше, когда он не чувствовал еще ответственности за подрастающее поколение, он тоже писал стихи, и тоже в одном размере, но несколько другие. Арсений цитировал только одну строчку из их совместного прошлого, строчку, которая ему запомнилась навек, — «упился телом потным юных сук».

— Да, — сказал я после долгой паузы. — Упился телом потным юных сук — и умер, задохнувшись от блаженства. Стоп, а что это у них за совместное прошлое?

— Тюрьма, — сказал Евгений и застенчиво улыбнулся.

Несколько лет назад, когда русские в Паттае еще не были привычной частью пейзажа, а на родине поездка в Таиланд еще считалась чем-то экзотическим, Арсений попросту летал по этому городу, ему казалось, что здесь он может все. Это было ошибкой. Тайские власти действительно терпят если не все, то многое — кроме двух вещей. Они плохо относятся к педофилам и еще к тем, кто торгует наркотиками в особо крупных размерах.

Арсений к педофилам никакого отношения не имел, но что касается второй проблемы, то опытные люди давали ему года два жизни. Он исхудал до крайности, по зрачкам его глаз было, в общем, видно все, и поскольку ни на какую серьезную работу он уже не был способен, то оставалось одно — начать перевозить товар. А за это местные власти попросту вешают, в лучшем случае — дают лет двадцать.

Начиналось у Арсения все с любимой местной забавы по имени «я ба». Или, в русском варианте, «баба-яга». Метамфетамин, дающий человеку на несколько часов лошадиную силу и выносливость, позволяющий без сна веселиться до утра в маленьком ревущем красном аду, который, как считают новоприбывшие, и есть Паттая.

Город хорош тихими окраинами, где живет множество приличных людей, но туда приезжие забредают редко. По большей части туристы идут вдоль набережной, у багрового ряда одинаковых бамбуковых баров, где дикий рев музыки — в каждом баре своя, они смешиваются, эти звуки, пытаясь уничтожить друг друга, — дробит, наверное, лед в стаканах с разбавленным (к счастью) отвратительным виски «Меконг». Курносые девочки в купальниках, ждущие в барах клиентов, вряд ли дотягивали бы в этом реве до утра, если бы не «баба-яга».

Туристы развлекаются таким образом неделю, ну дней десять, а Арсений подстегивал себя в пикирующем полете — он думал, что создает в Таиланде бизнес — год-полтора, потом пришло время других наркотиков, посерьезнее.

Что произошло дальше, вопрос сложный. По одной версии, он сам, намеренно, сдал себя таможенникам в Домодедово, когда ехал домой и вез друзьям небольшую порцию героина особо высокого качества, — в те дни здешний «Золотой треугольник» еще был мировым лидером по этой части, а про афганцев никто всерьез и не слышал. И это было правильным шагом, потому что в России за такие пустяки еще давали года три, не больше, а других шансов выжить у него уже не оставалось. Были и другие версии, менее приятные, типа той, что у русского человека всегда найдется тайный доброжелатель… но и третьи версии существовали, потому что Гузель к тому времени уже была, и у них родился первый ребенок, а еще у Гузели был отец, тоже таиландский житель, владелец «Капитана Флинта» Рувим, который отлично видел, что происходит.