Тонкая математика страсти - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Курков cтр.№ 8

Я смотрел на Вацлава и едва сдерживал себя от того, чтобы не сказать ему какую-нибудь гадость. До чего все-таки хорошо уметь себя хотя бы иногда сдерживать.

– Привет, старина! – радостно воскликнул Вацлав, уставившись мне в глаза. – Ты, кажется, в полете?

Я кивнул.

По улице за стенкой кафе прошли люди, и это как бы разбудило меня, возвратило на землю.

В кафе зашла троица мужчин, срели них был портье моего отеля. Он приветливо кивнул мне. Уселись они в противоположном углу зала.

«Балерина» принесла Вацлаву кофе с пирожным и упорхнула к новым посетителям.

– Ты чего погрустнел? – спросил Вацлав удивленно.

Я посмотрел на него, дружелюбно улыбаясь. Все-таки он неплохой парень. Простой и незлобивый, желающий всем добра. О чем он спросил меня? А, он спросил: «Ты погрустнел?»

Я кивнул.

Он посмотрел на меня немного озадаченно. Вероятно, я опоздал с кивком. Ладно.

В кафе мы просидели еще с полчаса. За это время посетителей прибавилось. «Балерина» порхала между столиками. Она была уже совершенно не похожа на ту Ирину, с которой я познакомился. Один раз за это время она подошла и к нам, но мы больше ничего не заказывали, а вскоре после этого вышли на улицу и пошли вверх, туда, где, как я узнал, находилось старинное мусульманское кладбище. Чтобы добраться до него, следовало подняться на самую вершину одного предгорья, но погода благоприятствовала нам – безоблачное небо успокаивало глаза, а солнце грело умеренно, не стараясь выжечь траву или ослепить всех, глядящих вверх.

Уже покидая верхнюю часть города, я обратил внимание на двухэтажный особняк с широкой террасой, с которой, должно быть, можно было видеть все, что происходит на море, на набережной или в городе. На террасе по углам стояли деревянные кадки с невысокими пальмами, а посередине за ярко-красным столом сидел мужчина в халате. Он сидел спиной к нам и что-то писал.

– Похоже, что здесь есть и постоянные жители! – сказал я.

– Есть, – кивнул Вацлав. – Я бы и сам здесь поселился…

Эта мысль приходила и ко мне. Приходила не раз, и я думаю, что каждый нормальный парень, из тех, кто здесь в отпуске, если только он не круглый патриот какой-нибудь армии, пускай хотя бы раз, но задумывался об этом.

– Ты только не говори никому, – Вацлав перешел на таинственный полушепот, – но здесь есть ребята, которые серьезно об этом думают…

Вот это уже было новостью.

– И как же они об этом думают?! – поинтересовался я.

– Если тебе это действительно интересно, – запоминай дорогу на мусульманское кладбище. Завтра к семи вечера придешь туда и все узнаешь.

Дальше мы шли молча по узкой извилистой тропинке, которой, казалось, было уже столько лет, сколько лет существовал этот город. Вацлав шел впереди, время от времени оборачиваясь и заботливо произнося «Здесь осторожнее!» или «Не споткнись!»

Как ни странно, но в это время я не думал о будущей встрече с желающими остаться в городе навсегда. Гораздо больше занимала меня мысль о живших здесь в давние времена мусульманах, и даже не о них самих, а о том, как им удавалось перенести покойника из города на кладбище по этой совершенно непредсказуемой тропинке. Пожалуй, такая похоронная процессия могла бы достичь цели только в том случае, если бы сам покойник глядел под ноги несущим гроб, предупреждая их о каждом последующем шаге.

Мои размышления внезапно прервал Вацлав.

– Пришли! – сказал он, и только тогда я оторвал свой взгляд от тропинки и заметил, что мы на самом деле достигли вершины этого предгорья.

Перед нами на довольно небольшом пространстве из земли поднимались позеленевшие камни. На ближайшем ко мне таком камне я разобрал арабскую вязь. Этот камень лежал, едва отрываясь своей верхушкой от бедной, слегка покрытой слабосильными травинками поверхности земли.

Я подошел к другому могильному камню. Наклонился. Разглядел глубоко врезанный в камень орнамент.

– Ты лучше вниз посмотри! – сказал мне Вацлав.

Я обернулся.

Сделал глубокий вдох – и ощущение необъяснимой гордости заполнило меня. Я стоял над морем, над городом, над всеми, кто бродил сейчас по улицам или же сидел по своим номерам. Я стоял и с высоты мертвых строителей этого города смотрел вниз, на жизнь, временной частицей которой я сам был.

А внизу, на песчаном пляже, загорали люди. Кто-то купался, кто-то плавал на доске с парусом, но ветер был слабый и этот кто-то то и дело соскальзывал в воду, а потом снова и снова вскарабкивался на доску. Жизнь мирного города была, без сомнения, райской.

Жизнь мирного города звала вниз, и возникшая внезапно боязнь потери, боязнь того, что, выйдя из города, я никогда не смогу в него вернуться, чуть ли не заставила меня раскинуть руки и, закрыв глаза, прыгнуть вниз. Господи, я даже не думал, что за эти несколько дней я научусь так дорожить миром, я смогу так оттаять, что в случае приближений новых военных холодов, замораживающих все человеческие чувства, скорее всего предпочту обычную смерть холодному металлу разрушения.

– Я однажды побывал в похожем месте, – произнес Вацлав, и в голосе его прозвучала грусть, тоска по прошлому. – Мы с родителями ездили тогда в Крым, туда, где долго жил Адам Мицкевич. И вот, потратив часа два или три, мы поднялись на вершину Ай-Петри. И я, помню, не хотел спускаться вниз. Я думал: ну как же так, ведь я с таким трудом поднялся на эту высоту и теперь – вниз?! Мой отец торопился, он хотел успеть забежать в винный погребок, прежде чем тот закроется, а мать меня понимала. Она отправила отца вниз одного и осталась еще на час со мной на этой вершине, и я был ей очень благодарен. Ты понимаешь, я был, кроме всего прочего, разочарован в отце, я не мог понять, почему он так спешил вниз, но потом, уже годы спустя, когда он окончательно спился, не то чтобы ко мне пришло прозрение, но я просто понял, что людей можно различать по направлению их стремлений. Мой отец всегда стремился вниз, и даже, когда уже не поднимался с постели, он говорил мне: «Не сердись на меня, мне не надо было иметь семью, ведь всю жизнь я ожидал смерти и поэтому спешил выпить, чтобы можно было подумать о чем-нибудь другом или помечтать». Он сказал тогда, что мечтать так и не научился. А мать была терпеливой женщиной. Она дождалась, пока я проголодался, и пошли вниз мы только после того, как этого захотел я. Мне было стыдно и всю дорогу с горы я промолчал…

Слушая Вацлава, я пытался вспомнить что-нибудь из своего детства, но, увы, город, отвлекавший мой взгляд, отвлекал и мои мысли, и я хотел идти вниз совсем не из-за того, что проголодался, и не из-за желания выпить, я просто хотел вернуться назад и успокоиться, обнаружив, что город меня снова принял и он нисколько не обижен на меня за то, что я ненадолго покидал его. Не знаю, может, это мое желание заставило Вацлава прийти к выводу, что я – человек, стремящийся вниз? Не знаю…

Но, вопреки моему желанию, спускались мы медленно. Тропа не позволяла спешить. Мы ее видели только на два шага вперед, потом она уходила то вправо, то влево, то ныряла под какой-нибудь нависающий над городом камень, и мы послушно следовали за ней.