Тезка - читать онлайн книгу. Автор: Джумпа Лахири cтр.№ 48

Небо из лилового становится темно-синим, деревья и соседские дома теряют объем, превращаются в черные силуэты. Уже пять часов, а муж все не звонит. Ашима набирает номер его квартиры, но там включается автоответчик. Она звонит через десять минут, потом еще через десять. Все тот же ответ, записанный ее голосом: «Меня нет дома, пожалуйста, оставьте сообщение». Она не оставляет сообщений. Повесив трубку, она начинает думать, куда он мог зайти по дороге. Может быть, в аптеку за лекарствами? В магазин за продуктами? К шести часам она больше не в состоянии ждать, вызывает оператора, просит соединить ее с Кливлендом, затем называет телефонистке название больницы, которое ей дал Ашок. Ей нужен кабинет неотложной помощи, но к телефону все время подходят разные люди и переводят ее звонок дальше, дальше.

— Мой муж, — повторяет она. — Нет, он не пациент. Он был у вас сегодня на обследовании.

Она повторяет по буквам фамилию, как делала это уже сто тысяч раз в своей жизни: «г», как «галка», «н», как «ночь»… Она ждет, держа трубку у уха, в течение двадцати минут, нервничает, боясь, что муж как раз в это время звонит ей из дома. Линия разъединяется, Ашима снова набирает номер. Наконец, на другом конце провода раздается совсем молодой женский голос, на слух — девушка не старше ее Сони.

— Я прошу прощения за то, что заставили вас ждать. С кем я разговариваю?

— Меня зовут Ашима Гангули. Мой муж, Ашок Гангули, приходил к вам сегодня в приемную. А с кем я разговариваю?

— Прошу прощения, мэм. Я прохожу интернатуру в этой больнице, при мне поступил ваш муж.

— Я уже более получаса жду на телефоне, а мне просто надо узнать: мой муж уже ушел или он все еще у вас?

— Прошу прощения, мэм, — повторяет растерянный голос. — Мы пытались до вас дозвониться.

И молодая женщина на другом конце провода говорит Ашиме, что пациент Ашок Гангули, ее муж, скончался.

Скончался? Слово напоминает Ашиме о сроках хранения книг на дому, они так же «кончаются». Смысл его не доходит до ее сознания.

— Да нет же, это, должно быть, ошибка, — говорит Ашима с легким смешком, качая головой. — Кто скончался? Мой муж сам пришел к вам, у него просто болел живот, он хотел проконсультироваться у врача.

— Простите меня, миссис… Гангули?

Ашима слушает, как молодая женщина рассказывает ей про симптомы инфаркта, у ее мужа он был обширным, врачи делали все, что могли, но спасти его не удалось. Может быть, она хочет пожертвовать его внутренние органы? И еще, есть ли кто-нибудь в Кливленде, кто мог бы идентифицировать тело? Вместо того чтобы ответить, Ашима внезапно вешает трубку, прервав женщину на полуслове. Она прижимает трубку к рычагу, боясь оторвать от телефона руку, чтобы страшные слова не просочились наружу. Она смотрит на свою чашку с чаем, на чайник, который выключила три часа тому назад, чтобы его пение не мешало разговору с мужем. Ее начинает трясти, так сильно, как будто температура в доме вдруг упала на двадцать градусов. Она хватается за сари, закутывается в него, как в шаль. Потом встает и идет по дому, зажигая все огни, которые попадаются на ее пути, включая свет в гараже и на крыльце, как будто она ждет гостей. А потом возвращается на кухню и видит стопку открыток, на каждой из которых написано имя ее мужа. Слезы начинают застилать ей глаза. Она поднимает телефонную трубку и не может вспомнить номер сына, который могла бы набрать и во сне. Щурясь, трясущимися руками раскрывает телефонную книжку. На работе его нет, в квартире тоже, и она ищет номер Максин. Он находится под двумя «Г»: Гоголь Гангули.

Соня прилетает из Сан-Франциско, чтобы побыть с матерью. Гоголь летит из аэропорта Ла-Гуардиа в Кливленд в одиночестве. Он улетает первым рейсом на следующее утро. В самолете он сидит отвернувшись к окну, разглядывая снежные поля Среднего Запада, изгибы рек, которые в лучах солнца кажутся покрытыми блестящей фольгой. Самолет, пролетая, оставляет за собой на земле бегущую тень. В самолете много свободных мест: в это время суток он заполнен в основном менеджерами среднего звена в костюмах, работающими на своих лэптопах или читающими газеты. Гоголь не привык к местным перелетам, к узкому салону, к своей маленькой сумке, которая легко поместилась на полке над сиденьем. Максин предлагала поехать с ним, но он отказался. Он не хотел делить горе с человеком, который почти не знал его отца, видел его всего лишь раз в жизни. Максин проводила его до Девятой авеню. Непричесанная, заспанная, в пальто, наброшенном поверх пижамы, она обхватила его руками, прижалась к его груди. Гоголь снял деньги в банкомате, остановил такси. Большинство людей в городе, включая Джеральда и Лидию, еще спали.

Накануне вечером они с Максин были на презентации нового романа одного из ее друзей-писателей, затем всей компанией закатились в ресторан. Домой они вернулись около десяти вечера, ужасно уставшие, и сразу направились в спальню, только на минуту заглянули к родителям пожелать спокойной ночи. Джеральд и Лидия сидели рядышком на диване, кутаясь в одно одеяло, и смотрели французский фильм по видео. Свет в комнате был выключен, но в синеватом свете экрана Гоголь видел, что голова Лидии лежит у мужа на плече и что их ноги в шерстяных носках симметрично упираются в край журнального столика, на котором стоит неизменная бутылка вина.

— О, кстати, Ник. Звонила твоя мама, — сказал Джеральд, оглядываясь на дверь.

— Дважды, — подтверждает Лидия.

Гоголь смущенно спрашивает, чего хотела его мать. Она не сказала, говорит Лидия. Его мать звонит ему теперь очень часто, почти каждый день, наверное, ей тоскливо жить одной. Но раньше она всегда звонила на работу или оставляла сообщения на автоответчике, чего это она решила звонить сюда? Впрочем, Гоголь слишком устал, чтобы размышлять о материнских звонках, и решает отложить этот вопрос до утра.

— Спасибо, — говорит он, кладя руку на талию Максин, но тут телефон звонит снова.

— Алло! — говорит Джеральд в трубку, потом поворачивается к Гоголю: — На сей раз это твоя сестра.

Он берет такси из аэропорта до больницы, ежится от холода, здесь стоит страшный мороз, все улицы покрыты толстым слоем снега. Больница — скопление каменных прямоугольных зданий — располагается на вершине небольшого холма. Он входит в ту же самую дверь, в которую вчера входил его отец. Он называет себя, поднимается в лифте на шестой этаж, проходит в комнату со стенами, выкрашенными в глубокий темно-синий цвет. Под потолком висят часы, пожертвованные больнице семьей какого-то Юджина Артура — об этом сообщает табличка на стене. В комнате нет ни телевизора, ни радио, ни газет, ни журналов, лишь несколько рядов стульев, выстроенных вдоль стен, да фонтанчик с водой. Через стеклянную дверь он видит холл, правда, и там жизнь не то чтобы кипит — несколько одиноких больничных коек, вот и все. Гоголь то и дело посматривает на лифт, он не может отделаться от мысли, что вот-вот из него выйдет отец и слегка кивнет ему головой в своей обычной манере: вставай, мол, пора двигаться. Наконец двери лифта открываются, медсестра выкатывает из него тележку с завтраками, прикрытыми металлическими крышками. Гоголь тут же вспоминает, что ничего не ел со вчерашнего вечера. Вот досада, надо было съесть багет, который предлагала стюардесса в самолете, или хотя бы забрать его с собой. Вчера они с компанией писателей были в Чайнатауне, в своем любимом ресторанчике. Им пришлось целый час торчать на улице, пока освободятся места, но уж потом они оттянулись всласть: заказали и диковинный салат из порея, и соленых кальмаров, и мидий, приготовленных в черном соевом соусе, которые так нравятся Максин. Уже на презентации они прилично выпили, поэтому в ресторане только лениво тянули пиво, а потом жасминовый чай. И все это время его отец лежал здесь, в морге, уже мертвый.