Давайте ничего не напишем - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Самойлов cтр.№ 24

Будь на Дашином месте любительница богатеньких стерв, промышляющих от нехватки самоиронии частным сыском и некрофилией, то появление и исчезновение Егора объяснилось бы очень просто: нечего было размахивать пистолетом системы «зиг-зауэр» направо и налево, купаясь под табличкой «Осторожно! Лебеди щиплются!» И нельзя было забывать, что парочка залётных шутников выпустила в Чистый Пруд корзину пираний и предложила искупаться в нём своей прабабке-миллионерше.

Будь на Дашином месте практикующая осознанные сны и трансмутацию реальности молодая оккультистка, то всё бы свелось к тому, что незачем упоминать различные средства для вхождения в ИСС на протяжении целой главы. Поскольку некоторые вещества вовсе не обязательно употреблять – стоит лишь подумать о них, и лучшие галлюцинации из коллекции Дона Карлоса на всю оставшуюся жизнь обеспечены.

Будь на Дашином месте писательница-абсурдистка, не понадобилось бы ни наганов, ни пейотов, ни более радикальных способов для генерации галлюцинаций у читателя: оксюморонов через строчку, каламбуров через две, а также изысканных поэтических метафор, утяжеляющих прозаический текст настолько, что хочется немедленно застрелиться кефиром.

Но, увы. На Дашином месте сидела Даша и никто другой. Как мыслитель, она понимала, что на уровне суждений от суждений не избавишься, хотя очень хочется. Как женщина, она любила искренне и бескорыстно каждого, кто обращался к ней с вопросом. Как писательница, она была не готова к тому, чтобы просто так взять и выбросить в урну главного героя книги, ничего при этом не объясняя. «Читатель сам догадается!» – думают некоторые авторы, считая читателей умнее себя, за счёт этого становясь умнее них.

Но Даша считала на другом калькуляторе. Она знала, что читатель всегда и всё понимает правильно, как бы писатель ни упорствовал в запутывании следов. Она знала, что объяснение ни в коем случае не убивает тайну – поскольку тайна не подвластна объяснению. Она знала, как создавать такие книги, которые не пройдут мимо неё, подобно рабочему времени.

Поэтому Егор обнял Дашу и прижал к себе – на несколько лучших минут.

– Смысл круговерти… смысл круговерти… – говорил он вслух. – Смысл круговерти в том, чтобы от неё избавиться, верно? Если нам что-то даётся – это для того, чтобы познать, так? А познавая что-то, мы растворяем это в нашем сознании, и его больше не существует отдельно от нас. Вот и вся философия. Юм, Хайдеггер, Рассел и Оккам нервно раскуриваются в массажном кабинете. Ну, и дедушка Ленин с ними до кучи, хотя он и так мумия. Кстати, прикольное название для бульварного романа – «Массаж для мумии». Надо бы запатентовать…

Егор говорил, а Даша всё слушала и слушала и никак не могла отлепиться. А Чистые Пруды продолжали ласково очаровывать своей бурлящей природной активностью. Дядя Эдик катал на туркестанской гондоле очередных забавных гостей из Франкфурта-на-Одере. Когда их спрашивали, мол, зачем вы приехали в Россию, герр Шмайсер отвечал: «О, Россия, великий страна! Она победит Португалия битва за Ла-Манш!» А фрау Шмайсер добавляла: «Я приехат Россия, патаму что сдес трутно жит!»

Молочный брат правнука Толстого – Лев Лаверьянович Пармезан – толкал впереди себя лоток с чебуреками производства двоюродной тётки по маршруту трактира «Аннушка». Он заходил уже на четырнадцатый круг, рассекая львиным рыком кисловатый московский воздух: «Чаааай! Коооофе! Лаааваш! Пааахлааавааа!»

Между тем, в предельно постмодернистском «Современнике» собирался завершаться премьерный спектакль под названием «Софистика в кулуаре». Львиная доля зрителей покинула театр в антракте, а участвующие в нём актёры кляли на чём свет стоит осветителя, на чём звук звучит звукача, а также импресарио и консуматора. Билетёры отбивались от яростных атак обманутых зрителей, которым вместо драматического сыра в классической мышеловке подсунули очередное ментальное мозгодойство, обмотанное туалетной бумагой в аляповатых бигуди.

Даше было до слёз обидно расставаться с Егором, но она нежно улыбалась миру, в котором единственная возможность встречи была следствием предыдущей разлуки. Даша благодарила каждое лучистое мгновение за то, что в нём нет ни расстояний, ни ожиданий, ни лицемерия. Егор тихо таял в её ладошках – так же, как тает летний снег на крыле взлетающего самолёта. Даша могла продолжать думать о нём – и, возможно, особо живучим мыслям-веригам удалось бы сохранить того, кто уже освободился от них. Даша могла… она могла бы ещё много чего – ведь прошлое состоит из канцелярского клея, а будущее – из утренних газет.

Однако Даша не хотела.

«Время – главный парадокс пространства».

Исаак Кремон, швейцарский физик, открывший нейтронное запаздывание

Приятно было бы, если бы не существовало условного наклонения «если бы». Тогда бы не пришлось сейчас переживать о том, что наступает вовсе не середина повествования, а его кульминационная развязка. С другой стороны, кому-то хочется как можно скорее приступить к домашним делам: жарить индейку к Рождеству, выпекать Пасхальные куличи, поливать помидоры в теплице, встречать детей из библиотеки. С третьей стороны, кому-то абсолютно лень чинить полку в кладовке или смотреть футбол по телевизору, и он, наоборот, хочет ещё и ещё раз окунуться в чарующий процесс чтения, словно в ароматную ванну с мыльной пеной и любимой девушкой-юношей на выбор. Увы и ах – всем угодить может только мистер Год. Поэтому в жизни не существует условности «если бы»: всё просто есть, и ничего не может не быть. А если чего-то нет – смотри пункт первый.

Даша отлистала книгу назад, к первой главе, и взяла в руки карандаш. Но не успела она сделать и шага, как прозвучал вопрос – так неожиданно, что Даша перевела взгляд на его источник. И, как оказалось, не зря.

– Что читаешь?

Она хотела ответить традиционно, но загляделась. Источник улыбался краешком губ, прижимая к себе небольшой складной мольберт. Пронзительно-сияющие глаза молодого человека, не отрываясь от Земли, отвечали ей таким же безусловным любопытством. Его длинные волосы цвета переспелой рябины колыхались в такт тёплому весеннему ветру. Его тёмно-белая ковбойская рубашка никогда не заправлялась в перепачканные тропинками брюки серо-зелёного цвета. Круглое лицо выделялось на фоне вышеперечисленного опрятной румяностью, а из верхнего кармана рубашки торчал маркированный конверт авиапочты.

– Я пишу, – Даша продемонстрировала начатую рукопись в ежедневнике, обёрнутом в газетную бумагу.

– Как замечательно, а я рисую! – незнакомец покачал мольбертом. – А давай я нарисую иллюстрации к твоей будущей книге?

– А давай!

Пока художник раскладывал инструменты, Даша чувствовала, что сегодня – волшебный день. Впрочем, как и всегда, когда чувствуешь.

– Откуда ты возвращаешься? – спросила она.

– Из Нижнего Новгорода. Представляешь, впервые в жизни ходил автостопом!

Даша всеми своими глазами изъявила желание слушать, и художник моментально это понял.