Дорога перемен - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Йейтс cтр.№ 37

А он: «Ну не знаю, может, и так. Просто я не желаю справляться с подобной мурой».

А она: «Конечно не желаешь, вот отчего мы уезжаем. Однако ничего страшного, если ты примешь их одобрение. Может, ты его не хочешь и оно тебе не нужно, но это его не умаляет. В смысле, ты должен гордиться собой, правда».

Но она не сказала ничего даже отдаленно похожего, словно ей это и в голову не пришло. Вон, нарезает мясо, сосредоточенно жует, и мысли ее совсем о другом.

5

— Я возьму с собой кукольный домик, — в субботу сказала Дженифер. — А еще коляску, мишку, трех пасхальных кроликов, [29] жирафа, всех кукол, книжки, пластинки и барабан.

— Уж больно много, милая, тебе не кажется?

Эйприл возилась со швейной машинкой. Она решила за выходные разобрать зимнюю одежду: что-то выбросить, а что-то подлатать, оставив лишь крепкие простые вещи, которые могут понадобиться в Европе. Дженифер сидела у нее в ногах, рассеянно перебирая лоскутки и обрывки ниток.

— Да, еще чайный набор, коллекцию камушков, все игры и самокат.

— Родненькая, это же целая куча вещей. Ты ничего не оставишь?

— Нет. Хотя, может быть, выкину жирафа, я еще не решила.

— Жирафа? Ну это зря. У нас хватит места для всех зверей, кукол и маленьких вещей. Меня беспокоят крупные игрушки — скажем, кукольный домик и лошадка-качалка Майка. Понимаешь, их трудно упаковать. Но выбрасывать домик не надо, лучше отдать Маделине.

— Насовсем?

— Конечно насовсем. Лучше, чем выбрасывать, правда?

— Ладно. — Дженифер помолчала. — Я знаю, что я сделаю. Отдам Маделине домик, жирафа, коляску, мишку, трех пасхальных кроликов и…

— Я же сказала: только большие игрушки, ты что, не понимаешь? Ведь только что сказала. Почему ты не слушаешь? — Голос Эйприл раздраженно взвился. Она вздохнула. — Слушай, иди-ка поиграй во дворе с Майклом.

— Не хочется.

— А мне не хочется по десять раз говорить одно и то же, если одна глупая надоеда не слушает маму. Вот так вот.

Фрэнк облегченно вздохнул, когда они смолкли. Он лежал на диване и пытался прочесть введение учебника французского языка, который купил вместо «Освежителя», но из-за женской болтовни никак не мог одолеть первый абзац.

Через полчаса тишины, лишь изредка нарушаемой стрекотом швейной машинки, обеспокоенный Фрэнк приподнял голову и увидел, что Дженифер нет.

— Куда она подевалась?

— Наверное, во дворе с Майклом.

— Нет, она не выходила.

Вместе они отправились в детскую, где и нашли дочь, которая, глядя в пустоту, лежала на кровати и сосала большой палец.

Присев на край постели, Эйприл потрогала прохладный лоб девочки и погладила ее по волосам.

— Что случилось, маленькая? — Голос ее был мягок. — Расскажи маме, в чем дело.

Глаза Фрэнка, стоявшего в дверях, сделались такими же круглыми, как глаза Дженифер. Потом отец с дочерью одновременно сглотнули, только девочка сначала вынула изо рта палец.

— Ни в чем, — сказала она.

Эйприл придержала ее руку, не давая ей вернуться к губам, потом разжала дочкин кулак и увидела, что указательный палец туго обмотан зеленой ниткой. Эйприл начала ее разматывать; кончик пальца уже посинел, а влажная кожа под ниткой стала морщинистой и бескровной.

— Все из-за Франции? — спросила она, возясь с ниткой. — Ты из-за этого расстроилась?

Когда палец освободился от нитки, Дженифер чуть заметно кивнула и, неуклюже уткнувшись в материнские колени, заплакала.

— Ну так я и думала. Бедненькая ты моя. — Эйприл гладила ее по плечу. — Послушай меня, детка. Расстраиваться вовсе не нужно.

Дженифер уже не могла остановиться и захлюпала пуще.

— Помнишь, как мы сюда переехали? Как было грустно расставаться с парком и прочим? С подругами по детскому саду. А что было потом? И недели не прошло, как к нам пришли Маделина с мамой, затем ты познакомилась с Дорис Дональдсон и мальчиками Кэмпбеллов, а потом ты пошла в садик, там появились новые друзья, и грусти как не бывало. Вот увидишь, то же самое будет во Франции.

Дженифер подняла зареванную мордашку и, поборов судорожные всхлипы, спросила:

— А мы туда надолго уедем?

— Да. Но ты не переживай.

— На веки вечные?

— Ну, может, и не на веки вечные, но жить там будем долго. Не нужно так расстраиваться, милая. Наверное, все потому, что в такой чудесный день ты сидишь дома. Правда? Давай умоемся, и ты сбегаешь во двор, узнаешь, что там делает Майкл. Хорошо?

Дочь ушла; Фрэнк облокотился на стул Эйприл, которая опять села к машинке.

— М-да, меня прям шандарахнуло, — сказал он. — А тебя?

— Что ты имеешь в виду? — не оборачиваясь, спросила Эйприл.

— Сам не знаю. Просто вся наша затея кажется жуткой безрассудностью, если взглянуть с позиции детей. Согласись, им будет очень тяжело.

— Ничего, переживут.

— Ну да, «переживут». — Фрэнк намеренно придал слову безжалостный оттенок. — Можно их подсечь, пусть грохнутся и сломают руки — ничего, переживут. Дело не в этом, а в том…

— Погоди, Фрэнк. — На лице Эйприл появилась неприятная усмешка, взгляд стал жестким. — Ты предлагаешь все отменить?

— Нет! — Фрэнк зашагал по комнате. — Разумеется нет. — Несмотря на все раздражение, он обрадовался возможности поговорить, а не лежать на диване, в притворной сосредоточенности вперившись в учебник. — Нет, конечно. Чего ты начинаешь…

— Ну если нет, тогда я не вижу смысла это обсуждать. Нужно только решить, кто у нас главный, и соответственно этому поступать. Если главные — дети, тогда нужно делать то, что, с их точки зрения, лучше, — то есть оставаться здесь до самой смерти. Или же…

— Погоди, я вовсе не говорил…

— Нет уж, теперь ты погоди. Или же главные мы, как, на мой взгляд, и должно быть. Хотя бы потому, что мы почти на четверть века старше. Тогда мы уезжаем. Что подразумевает: надо сделать все возможное, чтобы дети перенесли это как можно легче.

— Так о чем я и говорю! — Фрэнк всплеснул руками. — Чего ты завелась-то? Сделать переезд максимально легким — именно это я и хочу сказать.

— Вот и хорошо. Я считаю, мы делаем все, что в наших силах, и будем делать, пока они не обвыкнутся. И я не вижу смысла хвататься за голову, причитать, какие они бедненькие, и заводить разговоры о подножках и переломанных руках. Если честно, все это паршивое сюсюканье, и лучше бы ты его прекратил.