Синдром мотылька - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Литаврина cтр.№ 21

Итак, я незаметно сидел на банкетке в коридоре, как престарелый пациент, припозднившийся на прием к врачу. Именно так отреагировала на меня сестричка, сменившая неприступную «фотомодель». Это была особа уже под сорок, не слишком ухоженная и с явными следами женского одиночества на лице. Рассеянно подняв на меня глаза, она оказалась приятно удивлена моей мужественной внешностью – и наш разговор шел в дружеском, участливом тоне:

– Кто вам нужен? Нина Колосова? Без отчества? Невролог? Вы знаете, Нина у нас только одна – правда, должность занимает другую и фамилия у нее другая. И все же попробуйте, она должна сейчас вести прием амбулаторно – то есть консультировать тех, кто уже выписан из больницы, – добавила она, уловив мое смущенное непонимание.

Стараясь не терять времени, во время разговора девушка перебирала в стоящей под рукой картонной коробке карточки, как потом выяснилось, отчеты о приеме пациентов врачей-специалистов. С той же дружеской полуулыбкой она прошлась по картотеке по второму разу – и задержалась на одной из карточек. Насколько я мог видеть сверху, в верхнем углу карточки красовалась фамилия врача, его специализация и номер кабинета, ниже шло расписание работы. А сбоку обыкновенной канцелярской скрепкой был небрежно прикреплен листок с несколькими фразами, написанными от руки, и каким-то рисунком в конце текста. Девушка отколола листок, внимательно пробежала его глазами и снова подняла на меня взгляд, теперь еще более заинтересованный и доверительный. Чуть понизив голос, так как за мной уже собралась небольшая очередь, она задала вопрос – из тех вопросов, которые именно здесь и именно от регистратора я никак не ожидал услышать. Правда, в эти несколько минут я и сам был необычайно занят и сосредоточен: пытался прочесть на карточке фамилию врача и где-то даже преуспел в этом. Простая русская фамилия, Колосова, и должность, начинающаяся с «зам.» – стало быть, доросла до заместителя главного! Чувствуя себя уже более уверенно, я тоже пригляделся к девушке-регистратору – и заметил над карманчиком белого халата бейджик с именем и фамилией. Правда, прочесть их я не успел.

Девушка спросила:

– Извините… Вы Ерохин?

Простой, казалось бы, вопрос – но я остолбенел. Даже прикинулся, что читаю бейджик на кармане, чем заставил девически покраснеть его хозяйку. Но не до бейджика мне было в тот момент! Я сосредоточился и решительно кивнул:

– Да! – и тут же получил в руки заветный листок и громкую и четкую инструкцию:

– Прием уже ведется, кабинет сто десять, первый этаж. Не забудьте надеть бахилы!

И очередь с облегчением вытолкнула меня по направлению к сто десятому кабинету.

Я машинально двинулся по коридору, совсем забыв про бахилы и вчитываясь в неровные строки записки: «тетрадь… тетрадь общая, последние записи… у меня в кабинете… возле…» И тут я оказался в конце коридора, прямо перед кабинетом номер сто десять, и, прочтя конец фразы, уставился на рисунок в нижнем углу – страшно знакомый мне абрис бесполого, ватного, неживого лица старой тряпичной куклы с хитрыми глазами в прожилках…

Дальше я, так сказать, перемещался и действовал на абсолютном автопилоте. Записку сунул подальше, во внутренний карман пиджака. Постучал в дверь кабинета, затем осторожно приоткрыл ее и вошел. В кабинете никого не оказалось, и я, как робот, двинулся прямо к месту, указанному в записке. О том, что врач или пациенты могут войти в любой момент, у меня и мысли не появлялось. Я склонился к нижнему ящику обычного канцелярского стола – и замер, затаив дыхание: в пустом коридоре явственно послышались шаги. Кто-то шел в направлении моего уютного, безлюдного сто десятого кабинета!

Первым порывом было – метнуться за плотную казенную гардину. Но для этого надо отодвинуть стул, переставить его, и шум от этих моих манипуляций тотчас уловит чужое ухо. Я застыл на месте. И правильно сделал!

Шаги приблизились вплотную, но в дверь никто не постучал и не открыл ее, как сделал я сам только что. Наоборот – к моему немалому удивлению, – человек за дверью постоял, прислушиваясь, видимо, огляделся вокруг, а затем сунул ключ в замочную скважину и пару раз повернул его! Осторожно подергал ручку двери, проверяя, точно ли сработал замок, – и удалился, по-видимому, с таким же соблюдением предосторожностей!

А я остался один в пустом кабинете. За окном явственно уже сгущались сумерки, в кабинете было полутемно. Я понял, что у меня – масса свободного времени. Можно подумать и четко решить, как быть и что делать дальше!

Конечно, начни я стучать в дверь, взывать о помощи, меня бы тотчас освободили – в больнице круглосуточно велось дежурство. Но в этом случае я уже не смог бы ответить на вопрос, что хранится в нижнем ящике, и главное – кто именно так осторожно изолировал содержимое кабинета и меня в том числе от доступа извне?

И эта мысль настроила меня на философский лад. В самом деле, в моем положении крылось немало плюсов: никого не опасаясь, я мог беспрепятственно подобраться к упомянутой общей тетради, а может быть, и еще к каким-либо важным свидетельствам, хранящимся в этом кабинете. А потом так же беспрепятственно усваивать содержание найденных свидетельств. К тому же кабинет оказался оборудован всеми удобствами: в первой комнате, рядом со столом врача, стояла медицинская кушетка с подушкой и простыней, в углу раковина с мылом и висевшим рядом чистым полотенцем. Во второй же, маленькой комнатке, к моей радости, оказался туалет – и даже узкая душевая кабинка! Более того, на столе врача стояли пластиковая бутылка с минеральной водой и граненый стакан с ложечкой. Так что максимумом из того, что мне грозило, могла стать голодная смерть, которая, как известно, приходит позже и не так мучительна, как смерть от жажды!

Казалось, что всего одно мгновение отделяло меня от недавней беседы с участливой регистраторшей. Между тем сумерки за окном сгустились окончательно. Я прислушался и понял, что рабочий день окончен (по крайней мере, здесь, внизу, в приемном покое) и подходить и стучаться в мое неожиданное пристанище уже некому.

Поняв это, я настолько расслабился, что даже позволил себе взять и зажечь зеленую настольную лампу на столе! Логика подсказывала, что тот, кто запирал дверь, позаботился и спрятать ключ. Свет в окне кабинета, если кто его и увидит, припишут за забывчивость врача, не выключившего лампу. И действительно, за всю ночь меня и в самом деле даже мышь не потревожила!

Совершенно спокойно, без спешки, я обошел кабинет, исследовал все ящики стола и полки с папками и, конечно, особенно тщательно пошарил в указанном в записке нижнем ящике. Собственно, особо искать не пришлось: общая тетрадь и вправду обнаружилась в нижнем ящике, в папке с надписью «Истории болезни».

А когда я раскрыл ее, время пошло незаметно.

Полулежа на жесткой кушетке, поставив зеленую лампу на стул, я вчитывался в неровные, расползающиеся строчки – и не мог оторваться. Я буквально «вживался» в них, в эти строчки, не понимая, впрочем, что это – письмо, или исповедь, или сокровенный дневник… Во всяком случае, это была грубая, неприглядная изнанка шоу-бизнеса, вся в мерзости сплетен, скандалов и грязного белья тех самых звезд и звездочек…