Земля под ее ногами - читать онлайн книгу. Автор: Салман Рушди cтр.№ 58

— Значит, его не существует, — сказал я Ормусу. — Тогда тебе повезло.

У Ормуса был такой вид, словно в него ударила молния.

— Всё неправильно, — тупо промямлил он. — Но, может быть, так и должно быть.

Должен признаться, версия о том, что отсутствие паспорта / конвертируемой валюты помешало Ормусу кинуться вслед за Виной, всегда была мне подозрительна. Было бы желание и т. д., думалось мне невольно, поэтому когда Юл Сингх проницательно усомнился в наличии у данного исполнителя мотивации, я понял, что он попал прямо в точку и высказал вслух то, что я уже давно знал. И все же столь велика была внешняя уверенность в себе Ормуса, его сексуальная развязность, свобода владения своим телом и голосом, его шарм, что я позволил себе поверить (точнее, обманул себя, что верю), будто его скрытая от посторонних замкнутость и даже эти панические срывы по поводу погрешностей реального мира объясняются его обостренной чувствительностью художника, неудержимо подталкивающей к тому, что Браунинг называет опасной гранью вещей.

«Честный вор, ласковый убийца». Эти парадоксы, несомненно, интересны, но Ормус Кама стремился к куда более опасной грани — грани сознания, за которой он преследовал своего умершего брата, возвращаясь с провидческой музыкой, но каждый раз рискуя больше не вернуться. Нет ничего удивительного, думал я, исполненный самомнения подросток, что подобные путешествия в непознанное не проходят бесследно, повергая путешественника в состояние уныния и потерянности. Короче говоря, я считал, что Ормус Кама слегка тронулся, не сумев сохранить душевного равновесия после своей утраты, как это бывает с разлученными близнецами (или покинутыми любовниками). Все здравствующие на тот момент представители семьи Кама мужского пола были, каждый на свой лад, ущербны — чтобы стать рупией, им не хватало пары анн; Ормус не страдал ни тягой к убийству, ни немотой; он не погрузился в пьяный ступор поражения и стыда: он был одарен, харизматичен, а его странности только усиливали его привлекательность. Так что у меня было немало причин отбросить зародившиеся в глубине души сомнения, не признаваться даже самому себе в очевидном, а именно: что внезапный отъезд Вины, сразу же после их отложенной на столь долгий срок и подарившей им столь совершенное наслаждение первой (и единственной) ночи любви, нанес серьезный удар вере Ормуса в себя, оставив его с пробоиной ниже ватерлинии, так что ему приходилось отчаянно вычерпывать воду, чтобы не затонуть. После того как беспощадная зоркость Юла Сингха открыла мне глаза, я увидел густой туман страха, окутывавший Ормуса Каму, глубокое чувство своей неадекватности, заставлявшее его изображать бомбейского Казанову, — причину его непрекращающегося донжуанства. Если бы Афродита сошла с Олимпа, если бы Венера объявила, что ее занятие потеряло смысл, — это потрясло бы Ормуса меньше, чем отсутствие у Вины Апсары иллюзий относительно любви. Он также потерял уверенность и саму веру в идеальную Вину, в существование вечного и идеального партнера, его второй половинки, которую он мог бы любить вечно и которая, в свою очередь, подарила бы ему вечную любовь. «Я найду ее хоть на краю света», — хвалился он, но не добрался даже до аэропорта.

Он стал бояться того, чего больше всего желал. В самый важный день своей профессиональной карьеры он свалился с мигренью, после чего не посмел исполнить для знаменитого продюсера, сидевшего в зале подле старушки-матери с ее вязаньем, ни одной собственной песни. Вместо этого он пел песенки, подслушанные у Гайо, — версии тогдашних хитов, услышанные им задолго до этого в видениях, и в результате продюсер принял его за обычного провинциального подражателя. То же самое получилось у него с Виной; он утратил самообладание. Страх, что она, возможно, разлюбила его, что она захлопнет перед его носом дверь трейлера, оказался сильнее любви и удержал его дома.

За тринадцать месяцев, прошедших с того дня, как Юл Сингх обнаружил его тайную слабость, неуверенность его в себе понемногу стала очевидной для всех. Прежде оркестранты тех заведений, где он пел, — всевозможных клубов и кофеен, такие как «Розовые фламинго» из кафе «Ригал», — видели в нем полубога, одного из мифологических героев, кому на роду написано закончить свои дни, сияя на небесах. Но после того как босс «Колкис Рекордз» забраковал его, бомбейские музыканты все время давали понять Ормусу Каме, чтоб он не слишком задирал нос; что он, конечно, волен думать, будто он Бог Вог [108] (титул, дарованный ему кем-то из критиков скорее ради аллитерации), но с их точки зрения он ничем не лучше остальных — всего лишь вокалист при оркестре, а их как собак нерезаных, так что пусть держится скромнее. И в довершение всего он утратил свой дар покорять женские сердца.

Первые женщины, отвергшие его ухаживания, — старлетки Фадия Вадия иТиппл Биллимория, мигом прославились среди ресторанных завсегдатаев города как разрушительницы репутации Ормуса-сердцееда. Прошли считаные недели после этих первых отказов, и вся «армия Орми» предала его. Осталась одна Персис Каламанджа, с неземным пылом ожидавшая его в своем одиночестве в особняке матери на Малабар-хилл. Но этого звонка Ормус Кама так и не сделал. Позвонить Персис означало признать полное поражение. Это было все равно что позвонить в Башню молчания [109] , чтобы забронировать там место на крыше, обсиженной стервятниками. Персис Каламанджа, со своим бесконечным терпением, — идеальная дочь для любой матери, идеальная невеста для большинства мужчин — в измученном сознании Ормуса стала аватарой Ангела Смерти.

За этот год он превратился в жалкого, несчастного субъекта, но по-прежнему не предпринимал попыток разыскать Вину. Даже миссис Спента Кама, так и не сумевшая полюбить своего младшего сына и всеми силами сопротивлявшаяся его одержимости этой малолеткой Виной, как-то раздраженно обронила: «Ну и чего ты от нее ждешь теперь, когда прошло столько времени? Чтобы она выпала на Рождество из каминной трубы в подарочной упаковке?»

Камин не украшал квартиру Кама; в семье не было принято праздновать Рождество; Вина Апсара не объявилась — ни в подарочной упаковке, ни без нее. Но кое-кто все же вернулся. И хотя после этого Рождество не стало праздником для семьи, оно стало датой, забыть которую уже невозможно.

В тот сочельник Сайрус Кама бежал из тюрьмы, переодевшись сирийским священником, убедив охранника в том, что он великий провидец, что все его убийства остались в прошлом и что он принесет гораздо больше пользы своему народу, если будет на свободе и сможет донести свое послание до всех людей. В тот момент нация и впрямь остро нуждалась в лидере. Джавахарлал Неру умер. Его преемница, Индира Ганди, была не более чем пешкой в руках кукловодов Национального конгресса — Шастри, Морарджи Десаи и Камараджа. Группа фанатичных политических экстремистов — «блок Мумбаи» — готовилась захватить власть в Бомбее, и индусский национализм захлестывал страну. Казалось, что все происходит слишком быстро; что страна, словно поезд, грохоча, несется вперед без машиниста; что решение игнорировать международную ценовую политику и отменить регулирование экономики было принято слишком поспешно. «Может быть, лет через двадцать, когда мы окрепнем, — вопрошала редакционная статья в „Индиан Экспресс“, — но почему сейчас? Что за спешка?»