Порою нестерпимо хочется... - читать онлайн книгу. Автор: Кен Кизи cтр.№ 69

Ли вполуха слушал проповедь, улыбался, потирая большим пальцем вздувшиеся бугорки мозолей, и лениво размышлял: откуда бы это взяться такому странному приливу теплоты, который внезапно охватил его? Что это с ним? Он закрыл глаза, чувствуя, как последние лучи солнца пляшут на его ресницах. Что это за странное ощущение? Он поднял лицо навстречу свету…

Испуганная радостными доводами Джо Бена, из зарослей выпорхнула пара шилохвостей, и Ли вдруг ощутил в себе биение их крыльев, восходящее восхитительной каденцией. Он вздрогнул и глубоко вздохнул…

Течет река. Дрожит сука в холодном лунном, свете. Ли шарит рукой по кровати в поисках спичек. Он зажигает погасшую сигарету и, не выпуская ее изо рта, продолжает писать:

«И надо тебе знать, Питере, эта земля всколыхнула во мне не только воспоминания: цель моего приезда на время померкла, ибо я начал любить все это, да поможет мне Бог…»

Лодка причаливает. Гончие, бурля, выскакивают из-под дома. Джо Бен, схватив бортовой трос, накидывает его на сваю. На берегу Вив замирает у бельевой веревки с хрустящими накрахмаленными простынями в руках и смотрит, как мужчины сходят на берег, окруженные собачьей сворой.

– Вы сегодня рано! – кричит она.

– Рано и с удачей, – отвечает Джо Бен. – И подарочек привезли.

Вив смотрит, как Хэнк и Ли поднимают со дна лодки что-то завернутое в брезент. Хэнк водружает тюк себе на плечо и, улыбаясь, идет к ней, преследуемый собаками.

Вив, запихав простыни под мышку, ждет, уперев руки в бедра.

– Ну, браконьеры, что сегодня подстрелили? Джо подпрыгивая бежит к Вив, платок на его

шее раздувается как парус.

– Наткнулись в горах на рогатого кролика, Вив, и Хэнку пришлось облегчить ему участь. Я же говорю, сегодня такой день. Гляди! – И он вываливает перед ней оленью печень. – Мы подумали, может, ты пожаришь нам ее к ужину?

– Моментально убери это от моих простынь. Привет, милый! Привет, Ли! Ой, у тебя тоже кровь на свитере, неужели ты тоже участвовал в этом преступлении?

– Лишь частично: я не препятствовал его осуществлению, а теперь намереваюсь вкусить его плоды. Так что, боюсь, я лишился невинности.

– Пошли отнесем его к амбару, Малыш, и освежуем. Джоби, а ты бы позвонил, договорился о новом вороте для этой чертовой лебедки.

– Ага. Сделаю. А как насчет парочки хомутов? Учитывая, как с ними сегодня управлялся Ли, они не дотянут до времени, когда мы получим новые.

– Старик дома, Вив?

– Засветло? Когда еще из «Пенька» не разошлись ужинать?

Хэнк смеется, сгибаясь под тяжестью туши.

– А ты ступай, начинай жарить печень; если старый котяра не вернется, когда она будет готова, мы съедим ее без него. Малыш, если ты собираешься участвовать в этом деле, пошли, поможешь мне ободрать его…

В «Пенек» с шумом входит индеанка Дженни и замирает, тупо моргая глазами и привыкая к свету. Она замечает Генри и, вдруг смутившись, быстро отворачивается. Увидев Рея и Рода, она с решительным и непоколебимым видом устремляется к ним вдоль ряда табуретов, неся свое словно вытесанное из кедра лицо как военный щит. На скулах, лбу и подбородке виднеются мазки косметики, которые каждый день она накладывала по-разному, однако выражение лица под ними неизменно оставалось одинаковым. Раз в месяц, когда Дженни получает пенсию, она приходит сюда посидеть, чтобы отметить великодушие правительства, вливает в себя бурбон за бурбоном, пока за ее мутными глазами не начинает звучать примитивный ритм музыки совета, и тогда она поднимается и движется в тяжелом танце, спотыкаясь и вечно падая… то на стол к рыбакам, то к шоферам, но те никогда не обижаются, так как обычно бывают гораздо пьянее ее (в городе даже поговаривают о том, что Дженни обладает какой-то необъяснимой способностью падать только на тех мужиков, которые пьянее ее). Потом она встает и, взяв кого-нибудь за рукав наманикюренными ногтями, произносит: «Ты же пьян. Идем. Я доведу тебя до дому». Но и тогда, когда она удовлетворенно удаляется со своим трофеем, лицо ее не меняется, на нем сохраняется то же выражение – что-то среднее между тупой яростью и зверской страстностью.

Сейчас она нацелена на субботний танцевальный дуэт. Они замечают ее и улыбаются ей своими субботними улыбками; заказывая песню, Дженни не скупится. «Эй, привет, девочка», – протягивает руку Рей. Она замирает в нескольких дюймах, чуть не налетев на них, все еще ослепленная и разъяренная своей встречей с Генри.

– На прошлой неделе, парни, вы играли слишком скоро. Чтобы сегодня играли медленнее, слышали? Тогда, может, и еще кто-нибудь потанцует, кроме этих маленьких засранцев… Вот… – Она лезет в карман своей обшитой золотой тесьмой рубахи и достает оттуда скомканные купюры. Вынув два доллара, она вдавливает их в столешницу, словно приклеивая. – Медленные мелодии.

– Дженни-девочка, премного благодарны, премного благодарны.

– Ну ладно.

– В эту субботу будем играть так медленно, словно под наркотой. Присаживайся, а? Расслабься. Послушай пластинку…

Но она уже повернулась и целенаправленно двинулась к дверям; деловая женщина, у которой столько обязанностей, что нет времени развлекаться с игровыми автоматами.

Нам было шестнадцать, мы любили друг друга…

А насекомые все летели и летели с реки взглянуть на коллекцию неоновых огней Тедди и сгорали на обнаженных проводах. На противоположной стороне улицы зажигается реклама кинотеатра, и испуганный человечек в зеленой кепке на абсолютно лысой голове торопливо выбегает из прачечной, чтобы успеть к телефону, надрывающемуся в кассе: звонят школьники из Уолдпорта узнать, что сегодня идет. «Пол Ньюмен и Джеральд Пейдж в драме Уильямса „Лето и дым“, начало в восемь вечера, всего лишь один доллар». Надо поддерживать нравы и сокращать накладные расходы. Пока ему это удается.

Джонатан Б. Дрэгер втирает мазь в свою хроническую экзему, которая на сей раз проявилась на шее. В предыдущий раз она вылезла на груди, а до этого – на животе. Он стоит перед зеркалом, взирая на решительные и мужественные черты своего лица, и боязливо прикидывает, не вскочит ли она следующий раз у него на физиономии. «Все этот климат. Каждый раз, как я сюда приезжаю, она у меня появляется. Начинаю гнить, как дохлая собака».

Поскрипывают бакены, мягко покачиваясь на волнах; с наступлением темноты маяк Ваконды, растопырив четыре луча, задает порку скалам. Дженни неподвижно стоит у окна, глядя, как безработные лесорубы бродят с фонарями по отмели. «Даже на тарелку супа не зайдут. А я приглашать не стану. А может, у меня здесь не слишком чисто?» И принимается тереть в раковине две свои простыни. Сидя в клозете с искривленной от натуги физиономией, силясь преодолеть свой запор, Флойд Ивенрайт проклинает Джонатана Б. Дрэге-ра: «Толстая жопа, даже не взглянул на отчет!

А ведь в нем вся наша жизнь за последние десять лет! А если это его не впечатляет, то что ему еще надо?» В своей брезентовой хижине сумасшедший скандинав уже сварил трилобита и съел его мясо, а теперь делает пепельницу из его раковины. На кухне Хэнк утихомиривает детей и прислушивается – ему показалось, что с того берега гудят. В «Пеньке» Генри незаконно покупает бутылку бурбона у Тедди и заворачивает ее во вчерашний номер «Орегонского Портленда». Он величественно прощается с теми немногими, кто еще не отбыл ужинать, выходит из бара и, икая и чертыхаясь, залезает в забрызганный грязью пикап, чтобы ехать к дому. «Мы им показали, вот так. Черт побери». И далее: «Надеюсь, кто-нибудь услышит меня; так все болит, если придется долго ждать «. Он едет очень медленно, навалившись на руль и вглядываясь в освещенную мостовую… Его вставные челюсти подпрыгивают рядом на сиденье, оставляя мокрые следы укусов… Молли дрожит все слабее…