Маленькая хня. Рассказы и повести - читать онлайн книгу. Автор: Лора Белоиван cтр.№ 35

В общем, из той разведки вертолет прилетел с трофеем, об умственных способностях которого тут же узнал весь экипаж ледокола. Правда, и объяснение явной крэйзанутости новой буфетчицы нашлось быстро (да и потом, на все дальнейшие Машкины козы находились вполне логичные объяснения). Оба вертолетных мужчины — и летчик, и гидролог — были в черных очках, а Машка вообще без очков. И без наушников. А двигатель у вертолета — без глушителя. Так что «зайчиков» за 50 минут полета она нахваталась от души, ослепла и вдобавок оглохла, и в таком слепоглухом состоянии была вручена толстому старпому по фамилии Бугаев.

На вертолетной площадке ледокола Машка его еще видела, а когда вошла в полумрак надстройки, то сразу же видеть перестала. Шла за бликом. В старпомовской каюте были задернуты шторки, и чиф окончательно исчез из поля Машкиного зрения. Впрочем, нет: она различала ту часть Бугаева, что была обтянута белой рубашкой с короткими рукавами, а это был почти идеальной формы шар с двумя продолговатыми отростками у верхнего, слегка вогнутого, полюса. Шар безмолвно плавал по каюте, и Машка заворожено за ним следила, пока он не снизился и не закрепился в одном месте. Видимо, старпом сел в кресло.

Машка кожей чувствовала, что в каюте, кроме нее ичифа, есть еще какие-то люди. Так оно и было — Машка узнала об этом позлее. Они сидели на диване, огибающем буквой «Г» журнальный столик, пили кофе и дивились очевидной Машкиной невменяемости. В тот же день все узнали, что старпом после ее ухода сказал: «Ну вот, бля, какое-то дэбэ прислали». Еще бы: Машка, не моргая, смотрела чифу в подбородок (точка над полюсом шара, неправильно угаданная ею как источник возможной информации) и, не отвечая ни на один вопрос, молча и настойчиво протягивала свои документы ему в глаз. Старший помощник уворачивался, не имея возможности отъехать с креслом подальше, и в конце концов вызвал хозпома, чтобы тот отвел «эту дэбэ» в ее каюту.

Хозпом, кстати, сразу догадался, что новенькая буфетчица заполуча полярный конъюнктивит, опалив себе сетчатку, но почему она не отвечает на вопросы, не понял. Из-за конъюнктивита ее на два дня освободили от работы: заживать. А потом она заговорила.

Вечером глаза почти не болели, да и спать Машке уже, само собой, не хотелось. К тому же ледокол, весь день тихо простоявший во льдах в ожидании чего-то, для новой буфетчицы непонятного, на ночь глядя содрогнулся, сдал назад, а затем с металлургическим грохотом попер спасать застрявшие суда. Машка сходила на ужин, познакомилась с девчонками (нас на ледоколе оказалось много — аж 9 штук), встретила по дороге дневных знакомцев — пилота и гидролога, чуток посидела с ними в каюте последнего, но, как девушка благовоспитанная, прекратила общение из-за неприличного уже времени. Вернувшись в свою каюту на нижней палубе, где скрежет корпуса об лед был абсолютно невыносимым (мы все давно привыкли к нему, и потом, до самого окончания рейса, просыпались от раздражающей тишины, когда ледокол вдруг выходил на чистую воду или вовсе никуда не двигался), Машка решила покурить и открыла иллюминатор.

И тут восприимчивую Машкину натуру потрясло. В буквальном смысле слова. Глядя в иллюминатор на фееричное зрелище, она от возбуждения начала клацать зубами и нервно дергаться.

Черное небо, по которому быстрыми молниями носятся лучи прожекторов, инопланетный пейзаж — картина впечатляющая. Вы знаете, у льда нет цвета, потому что цвет — это что-то плотное, а разбуженные ледоколом глыбищи, поднимаясь над водой, светятся в глубине изломов рубинами, изумрудами, аквамаринами и золотом, в наивысшей точке кипения достигающим невозможного по красоте оттенка. Машка чувствовала себя жадным карликом, угодившим в шкатулку с драгоценностями Снежной Королевы с единственной целью: нахапать побольше. Она вылезла в иллюминатор почти по пояс и глядела назад, где разрозненные фасолинки каравана рождали несоразмерно толстые голубоватые лучи, которые то и дело вспарывали небо, а упав с высоты, множили сокровища. Влияние лучей на содержимое шкатулки было бесспорным: стоило краешку луча коснуться льдины, как та рассыпалась самоцветами. Красота была невыносимая. Холода Машка не чувствовала. Сигарета куда-то делась.

Эстетический Машкин восторг был полностью снивелирован наикрепчайшей пощечиной, от которой Машка взвыла, дернулась назад и, стукнувшись затылком об иллюминатор, злобно оглядела передний план в поисках кому дать сдачи. Разумеется, за бортом никого не было, лишь оседающая льдина толщиной метра в четыре, а высотой... Вывернувшийся из-под ледокола пятиэтажный дом, встав на дыбы, медленно заваливался плашмя по направлению к корме. Он мимоходом чиркнул Машку по щеке и в паре метров от ее иллюминатора тиранулся о борт ледокола так, что судно развернуло градусов на 25.

От толчка ледокола Машка упала на диван, а потом принялась ржать. Она ржала так, что нечаянно писькнула в трусы. А представив, как кто-нибудь заходит утром в ее каюту и видит на диване стоящий раком труп, у которого абсолютно — ну начисто! — нет башки, стала даже подвизгивать. Отвеселившись, Машка слезла с дивана, прошлепала к зеркалу и тут же не на шутку огорчилась: вся правая щека — саднящая, кстати, все сильнее — сочилась кровью.

Понятное дело, что когда в полвосьмого утра капитан случайно, выходя из ЦПУ, куда зачем-то спускался перед завтраком, встретил в коридоре доставленное вчера Дэбэ (чиф поделился впечатлениями), у которой половину лица занимала ностальгически знакомая болячка, похожая на те, что лично у него в детстве бывали на коленках и локтях, он очень удивился. Старпом ничего не говорил о том, что у Дэбэ снесено полрожи.

— Что у вас с лицом? — спросил мастер.

— А, это мне ночью льдиной покарябало, — сказала Дэбэ, которая, кстати, понятия не имела, с кем разговаривает: ни на одном капитане торгового или любого другого флота (кроме ВМФ) не написано, что он капитан, их уже опытные люди по экстерьеру отличают, да и то, бывает, ошибаются.

— К-как это льдиной покарябало? — даже начал заикаться незнакомец, безошибочно догадавшись, что новая буфетчица вылезала на ходу в иллюминатор по самые яй... то есть, по сих пор.

— А ну-ка пойдем, расскажешь, — сказал он и повел ее такими долгими трапами вверх, что Машка таки идентифицировала своего собеседника с капитаном, потому что простой привел бы куда пониже.

И вот же бывает такое гадство — об этом все знают — когда вечно выглядишь идиотом перед симпатичным тебе человеком. Как пойдет с самого начала, так и не остановиться. Когда-то мне сильно нравился редактор в одной газете, в которой я работала. Так всю дорогу, как ни зайдет он в мой кабинет, я то колготки подтягиваю, то на меня штора падает, то я сама с подоконника валюсь, а то вот явилась в очень красивой блузке, а он мне и говорит: Лора, у тебя, кажется, блузка наизнанку надета. Я посмотрела — точно, наизнанку. Но Машке, конечно, было еще хуже, потому что ее ситуации были уж совсем дурацкими, и скоро она стала выглядеть в глазах капитана настолько, с ее точки зрения, безнадежно, что исправить уже ничего нельзя, теперь надо только ухудшать.

Капитан для начала закрыл дверь и устроил Дэбэ такую взбучку, что уж лучше бы, подумала она, и правда трахнул.